Я включила маячок, позволяющий группе захвата постоянно контролировать мое местоположение, и тронулась с места. Маскировочные меры я предприняла заранее, машиной меня снабдил Озеров, так что оказаться под прицелом Ковалева поводов у меня не было.
Дмитрий Сергеевич вышел с полиэтиленовым пакетом в руках, оттуда выглядывали детали сувенирного шара – все, как я и предполагала. Однако я видела, что Ковалев все-таки нервничает. Под мышками у обычно тщательно ухоженного заместителя директора расплылись темные пятна пота, брови его были сдвинуты, движения дерганые, судорожные. И машину он вел беспокойно: то норовил проскочить перед самой сменой сигнала светофора, то, наоборот, медлил и тормозил там, где свободно можно было ехать дальше.
Я же чувствовала себя в полной безопасности и спокойно продолжала преследовать «Ситроен». Передача пробирок прошла очень просто: Ковалев остановился на перекрестке, вышел из машины и проследовал к скверу, где и сел на скамеечку. Полиэтиленовый пакет с сувениром он поставил рядом с собой. Я наблюдала за ним из окна машины. Выходить и светиться не было надобности.
Через несколько минут к Ковалеву подошел Хамид. За это время он успел переодеться и теперь был облачен в обычную полосатую рубашку с короткими рукавами и бежевые летние брюки. Сейчас его можно было принять за типичного служащего среднего звена какой-нибудь скучной конторы. Ковалев протянул Хамиду пакет, тот с равнодушным видом принял его и собрался уйти. Ковалев, однако, остановил его и о чем-то спросил. Хамид ответил коротко. Ковалев настойчиво повторил свою просьбу. На сей раз Хамид ответил ему более обстоятельно. Ковалев, похоже, немного успокоился, однако вид его говорил о том, что он рассчитывал на иной исход предприятия. Видимо, речь шла о деньгах за пробирки, которые Ковалев хотел получить немедленно, а Хамид, из осторожности не желая расплачиваться наличкой прямо в парке, обещал перевести деньги на счет. А может быть, он вообще не собирался платить Ковалеву? Так или иначе, этот момент меня волновал меньше всего. Теперь мне предстояло отследить весь путь от сквера до тайной лаборатории, идя «хвостом» за Хамидом.
Тот небрежно махнул Ковалеву рукой и размеренной походкой направился к шоссе. Сел в припаркованный у обочины серебристый «Ниссан-Альмера» и завел двигатель. Отъехав на несколько метров, Хамид достал сотовый телефон и с кем-то переговорил, сказав буквально несколько фраз. После этого он убрал телефон и продолжил путь.
Я ехала за ним на черном «Ягуаре», его мне предоставил Озеров. Ни он, ни я не знали даже примерно, где находится лаборатория, оборудованная Хамидом Хабиби, членом исламской террористической организации «Амаль-ислами», находившимся в международном розыске… Эти сведения только что сообщил мне Озеров, сумевший откопать файл на господина Хабиби в базе данных международных преступников. Предположив, что лаборатория вполне может находиться и за городом, Озеров снабдил меня очень надежным быстроходным автомобилем.
Хамид ехал по центральным улицам города. Он не спешил, но и не мешкал. Машину вел аккуратно, твердой рукой. Миновав центральные кварталы, он направил «Ниссан» в сторону Заводского района. Я следила за выражением его лица. Оно было абсолютно бесстрастным.
Я ехала и размышляла: если бы Хамиду предстоял дальний путь, причем по не очень-то хорошей обустроенной дороге, чем отличается выезд из нашего города через Заводской район, то он, наверное, не использовал бы «Ниссан» – при всех преимуществах этой модели. Все-таки в этом случае он остановил бы свой выбор на каком-нибудь внедорожнике…. «Альмера» – классическая легковушка, не самая дорогая модель марки «Ниссан». Она скорее предназначена для комфортного передвижения по благоустроенным городским улицам.
Хамид въехал на территорию района, где располагались преимущественно жилые дома, и немного сбросил скорость. Это мне не очень понравилось: если Хабиби просто едет к себе домой, чтобы оставить контейнер у себя, то, возможно, сегодня мы так и не выясним, где же он оборудовал лабораторию для своих грязных дел. И неизвестно, когда он решит туда поехать. Радовали меня только микрочипы на пробирках. А если Хабиби вдруг полезет в контейнер и обнаружит их? Маловероятно, но все же…
– Владимир Георгиевич, – произнесла я в микрофон. – Я не понимаю, куда он едет.
– Не дрейфь, Женя, – голос полковника звучал так четко, словно он сидел рядом со мной в машине. – Мы совсем рядом. Никуда он не денется! Квартиру он снимает совсем в другом районе, так что сохраняй спокойствие.
Хамид проследовал мимо очередной панельной пятиэтажки и свернул на другую улицу. Проехав еще метров пятьсот, он наконец остановился у здания бывшего аккумуляторного завода. Завод этот уже лет десять считался банкротом. Долгое время помещение его стояло в полном запустении, пока оттуда не утащили все, что можно. В конце концов, кто-то его все же выкупил и, как водится, начал сдавать внутренние помещения в аренду. Здесь, среди огромных пустующих цехов, располагались парочка офисов неких фирм, ателье по ремонту одежды, магазинчик, торгующий косметикой, и какой-то склад.
Как выяснилось позже, здесь же, в подвальном помещении, арендовал цех и Хамид Хабиби. Там стояло оборудование по переработке химических препаратов…
А дальше все было просто. Гораздо проще, чем я ожидала. Хамиду нужно было лишь войти в свою вотчину, чтобы группа захвата активизировалась. Задержание исламского террориста произошло без моего участия. Я и так выполнила свою работу…
* * *
– Задание ты выполнила на «отлично», – говорил полковник Озеров, угощая меня домашней окрошкой и спелой сочной клубникой. Крупные, темно-красные ягоды высокой горкой лежали на большой тарелке. Рядом стояла банка густой деревенской сметаны. – Так что можешь получить премию!
И он протянул мне незаклеенный конверт. Я мельком заглянула в него и навскидку осталась довольна увиденным.
С Геннадием Владиленовичем Мирошниковым ситуация у меня сложилась не совсем однозначная. Так как в последний день моего пребывания в «Поволжск-фарм», когда Ковалев передал пробирки террористам, Геннадий Владиленович отправился в РОВД, заплатить за этот день он мне не успел. А позже говорить об этом было не очень-то удобно, так как я уже передала в следственные органы сведения о штампующихся в «Поволжск-фарм» капсулах «герцениума». Никакой это, конечно, оказался не «герцениум», а наш, местный аналог – довольно хорошего качества, но все же несколько другой препарат, как мне сообщил знакомый из прокуратуры. И теперь Геннадий Владиленович находился под следствием за изготовление контрафактных препаратов, и, судя по всему, ему светил реальный срок. Говорить в таких условиях об оплате последнего дня работы было как-то не с руки. Да я и не собиралась: я и так заработала на этом деле очень неплохо, чтобы мелочиться из-за оплаты за один день. Который, если быть совсем уж честной, и не посвещала конкретно работе на Мирошникова, а полностью отдала Ковалеву и Хабиби, то есть выполнению задания полковника Озерова.
– Спасибо, Владимир Георгиевич, – поблагодарила я, убирая конверт в сумку.
– Не за что, не за что, ты это заслужила! – накладывая клубнику в мою тарелку и щедро поливая ее сметаной, сказал Владимир Георгиевич. – Пробуй клубнику-то! У моей жены руки в этом отношении волшебные, каждый год клубникой весь огород усыпан. Один из лучших сортов, флориан, не слыхала?
– Нет, – призналась я. – Я-то отнюдь не спец по садово-огородным делам.
– Ну зато по другим делам ты спец! – подмигнул мне полковник.
Я не стала скромничать. Я и сама была довольна собой. Все-таки не каждый день удается обезвредить человека, находящегося в международном розыске! Что же касается Ковалева: его взяли, как только он расстался с Хамидом Хабиби в сквере. Доказательств его вины в пособничестве терроризму оказалось достаточно, включая видео– и аудиозаписи, плюс его отпечатки пальцев на пробирках в контейнере, плюс поддельные документы, с помощью которых он пудрил мозги Мирошникову…
О Виватенко и его связи с хозяином «Джомолунгмы» я сообщила в наркоконтроль, и этим делом занялась ФСБ. Как я и думала, Виватенко тихонько клепал наркотики в цехе «Поволжск-фарм» и сплавлял их в ночной клуб.
Кстати, Геннадий Владиленович Мирошников даже не подозревал о том, какие дела творятся у него прямо под носом – ни о Ковалеве, ни о Виватенко, ни о Летове, работавшем направо и налево. Геннадий Владиленович был слишком увлечен наукой. И если бы не изготовление фальшивых лекарств, Мирошников оказался бы чист как младенец. А эту свою деятельность он объяснял нехваткой средств на оборудование и необходимостью повышения технологического уровня оснащения.
– Эти деньги я тратил на развитие науки! – пафосно заявил он следователю.
