Плогерштайн, Плёгенер. Адамберг положил растрепанную розовую папку на постель и достал белую, с французским досье. «Пьер Водель, родители — Жюль Водель и Маргерит Немессон».
Пустышка. Адамберг потряс за плечо пушистого кота, спавшего напротив в изящной позе, вполне достойной пассажира первого класса.
— Влад, мне надо кое-что у вас спросить.
Молодой человек изумленно открыл глаза. Его конский хвост был распущен, длинные прямые волосы рассыпались по плечам.
— Где мы? — пролепетал он, словно маленький ребенок, который, проснувшись, не узнает свою спальню.
— В поезде Венеция-Белград. Я полицейский, мы с вами едем в Кисилову, родную деревню вашего деда.
— Да, — более уверенно произнес Владислав: его мысли стали проясняться.
— Просыпайтесь, мне надо у вас кое-что спросить.
— Да, — повторил Владислав, и Адамберг подумал, что он, возможно, все еще плавает на своем облаке.
— Как звали родителей вашего деда? У кого-то из них фамилия начиналась на «Плог»?
В полутемном купе раздался хохот. Владислав протер глаза.
— «Плог»? — переспросил он, садясь на постели. — Нет, никакого «Плога» не было.
— Как звали его отца? Вашего прадеда?
— Милорад Молдован.
— А мать? Как звали вашу прабабку?
— Прабабушку звали Наталия Арсиньевич.
— А в окружении вашего деда, среди его друзей и родственников, не было никого с фамилией, начинающейся на «Плог»?
Владислав опять коротко рассмеялся:
— Zasmejavas me, вы меня насмешили, комиссар, ей-богу, вы мне нравитесь.
И он улегся на бок, спиной к Адамбергу, все еще посмеиваясь себе в длинную шевелюру.
— Хотя постойте, — сказал он, вдруг приподнявшись. — Был один Плог. Учитель истории в местной школе, дед нам о нем прожужжал все уши. Михай Плогодреску. Кузен деда из Румынии, который приехал преподавать в Белград, потом жил в Нови-Саде, а когда вышел на пенсию, поселился в Кисельево. Они с дедом были неразлучные друзья, прямо как два брата, хотя Михай был на пятнадцать лет старше. И что уж совсем удивительно, умерли с интервалом в один день.
— Спасибо, Влад. Спи.
Адамберг, неслышно ступая по темно-синему ковру, вышел в коридор и взглянул на страничку в блокноте: Плогерштайн, Плёгенер, Плогофф, Плогодреску. Получился великолепный ансамбль, из которого, правда, придется убрать морские язычки, попавшие сюда совершенно случайно. «Хотя это черная неблагодарность с моей стороны, — подумал Адамберг, с некоторым сожалением вычеркивая название бретонского городка, — ведь если бы не морские язычки а-ля Плогофф, я бы ни о чем не догадался». Одни часы Адамберга показывали четверть третьего, другие — без четверти четыре. Комиссар позвонил Данглару, который отнюдь не отличался легким, веселым характером, когда его будили среди ночи.
— Что-то стряслось? — пробурчал майор.
— Извините, Данглар. Но ваш племянник все время хохочет, тут просто невозможно заснуть.
— В детстве он был такой же. У него от природы легкий, веселый характер.
— Да, вы мне уже говорили. Данглар, как можно скорее выясните фамилии деда и бабки Воделя-старшего, по обеим линиям, отцовской и материнской, а если удастся, еще его прадедов и прабабок, и даже более далеких предков. Углубляйтесь в его генеалогию, пока не докопаетесь до Плога.
— Как это понять: «до Плога»?
— На фамилию, которая начинается с «Плог». Например, Плогерштайн, Плёгенер, Плогофф, Плогодреску. Мать фрау Абстер была урожденная Плогерштайн; австрийца, убитого в Пресбауме, звали Конрад Плёгенер, а румынский кузен вашего дяди Славка носил фамилию Плогодреску. Ноги, которые мы видели на Хаджгете, — его, а не вашего дяди. Все же какое-то утешение.
— А Плогофф?
— Это морские язычки, которые мы с Владом ели на ужин.
— Хорошо, — сказал Данглар, удовлетворившись этим разъяснением. — Надо полагать, это очень срочно. Вы считаете, тут есть какая-то зацепка?
— Думаю, все эти люди — из одной семьи. Вспомните: Водель боялся стать жертвой вендетты.
— Вендетты, объявленной семье Плог? Но если эти Плоги из одной семьи, почему у них не одна фамилия?
— Потому что их разбросало по разным странам или, возможно, потому, что настоящую фамилию постоянно приходилось скрывать.
Сбросив с себя это бремя, Адамберг заснул. Ему удалось поспать часа два, пока не позвонил Данглар.
— Я нашел вам Плога, — доложил он. — Это дед Воделя по отцовской линии, эмигрант из Венгрии.
— Как его фамилия?
— Я же только что сказал вам: Плог. Андраш Плог.
Поезд проезжал по окрестностям Белграда. Владислав прилип к окну и комментировал увиденное с таким энтузиазмом, словно они участвовали в захватывающем приключении. Время от времени он сам себя смешил, произнося «плог». Радужное настроение Владислава превращало их путешествие в увеселительную поездку, однако Адамберг был настроен иначе: по мере того как комиссар приближался к таинственной Кисилове, эта экспедиция окрашивалась для него во все более мрачные тона.
— Белград, — констатировал Владислав, когда поезд въехал под своды вокзала. — Очень красивый город, но мы не успеем его осмотреть, наш автобус отходит через полчаса. А вы часто будите людей по ночам, чтобы спросить, нет ли у них в семье плога?
— Легавые постоянно будят людей по ночам. Их самих тоже будят. Но я не жалею, что разбудил вас: в вашей семье все-таки нашелся плог.
— Плог, — повторил Владислав, осваивая этот новый, необычный звук: казалось, он выпускает изо рта пузырек воздуха. — Плог. А зачем вы хотели это знать?
— Плогерштайн, Плёгенер, Плогофф, Плогодреску и просто Плог, — медленно и внятно произнес Адамберг. — Плогофф не в счет. Но остальные четыре «плога» так или иначе связаны с убийством в Гарше. Двое из них — жертвы преступления, еще одна — подруга жертвы.
— Но при чем тут дедушка? Жертвой оказался его кузен Плогодреску?
— Да, частично. Выгляньте в коридор, там стоит женщина в бежевом костюме, от сорока до пятидесяти лет, с прыщом на щеке и отсутствующим взглядом. Она ехала в соседнем купе. Понаблюдайте за ней, пока мы будем высаживаться.
Владислав первым вышел из поезда и протянул свою по-кошачьи пушистую руку, чтобы помочь женщине в бежевом костюме спустить чемодан на платформу. Она холодно поблагодарила его и удалилась.
— Элегантная, богатая, фигура красивая, морда противная, — изрек Владислав, глядя ей вслед. — Плог. Я бы не стал связываться.
— Ночью вы ходили в туалет.
— Вы тоже, комиссар.
— Она оставила дверь купе открытой, было видно, как она лежит и читает. Это ведь та самая женщина, верно?
— Верно.
— Странное дело: одинокая пассажирка — и не запирается на ночь.
— Плог, — отозвался Владислав. Это междометие означало у него то ли «конечно», то ли «согласен», то ли «само собой» — Адамберг не смог бы определить точно. Казалось, молодой человек наслаждался диковинным словечком, будто новым лакомством, которым поначалу всегда объедаешься.
— Может, она кого-то ждала, — предположил Владислав.
— Или пыталась подслушать чей-то разговор. Наш с вами, например. Если не ошибаюсь, она летела со мной в самолете из Парижа.
Они сели в автобус. «Остановки — Калудерица, Смедерево, Костолац, Клицевац, Кисельево», — объявил водитель. Адамбергу показалось, что он попал в какой-то затерянный мир, но это ощущение ему нравилось.
Владислав оглядел пассажиров автобуса.
— Здесь ее нет, — сказал он.
— Если она следит за мной, то не сядет в наш автобус: это будет слишком заметно. Она поедет на следующем.
— Но как она узнает, где мы сойдем?
— Мы не говорили о Кисилове, когда ужинали?
— Говорили, но до ужина, — ответил Владислав: он завязывал свой конский хвост и держал в зубах резинку. — Когда пили шампанское.
— И дверь при этом была открыта?
— Да, потому что вы курили. А вообще-то одиноким женщинам не запрещается ездить в Белград.
— Как по-вашему, есть в автобусе люди неславянского происхождения?
Владислав прошелся по автобусу, делая вид, будто он что-то потерял, потом снова уселся рядом с Адамбергом.
— Один бизнесмен похож на швейцарца или француза. Сам водитель вроде бы немец, с севера Германии. И еще супружеская пара, явно с юга Франции или из Италии. Обоим за пятьдесят, а они держатся за руки: это нетипично для старых супругов, едущих в старом сербском автобусе. Да и в Сербии сейчас неподходящая обстановка для туризма.
Адамберг сделал Владиславу знак замолчать. Ни слова о войне: прощаясь с ним, Данглар трижды повторил это предостережение.
На маленькой остановке в Кисельево сошли только они двое. Выйдя из автобуса, Адамберг быстро обернулся и взглянул на окна; и ему показалось, что мужчина из нетипичной супружеской пары смотрит на них.
