– И я, – мгновенно встряла Люся, – внучонка, говоришь, у тебя похитили? Нехорошие какие люди. Злые. Мучили, поди-ка, мальца? Голодом морили? Словами всякими запугивали?
– Отвали, – огрызнулся Норбеков, – всякая шваль еще меня воспитывать будет.
– Обзывается, зараза, – удивилась Люся, – а я ему хотела кино показать. Как гостю. Но я не обидчивая, раз решила, то покажу. Запускай, Вася, пленку!
Вася нажал на кнопку пульта, и на экране телевизора возникла сумрачная комната с ободранными обоями и маленький мальчик в углу, накрепко привязанный к стулу.
– Отпустите меня, – монотонно ныл мальчик, – мне больно, я боюсь, я к маме хочу.
Последняя фраза сопровождалась заунывным и продолжительным ревом.
– Переведешь на имя Ирины деньги, сделаем так, как просит это бедное дитя, – начала торг Люся.
К всеобщему удивлению, Норбеков повел себя как партизан, которому предложили выдать командира отряда. Он отмалчивался, гордо вскидывал голову, и даже повторный показ ролика не заставил дрогнуть его жадное сердце. Люся с Васей применили весь арсенал угроз, какой они смогли почерпнуть из своей скудной событиями жизни, – все было бесполезно. Казалось, Норбекова не так уж и тронули страдания его собственного внука.
– Вот гад какой, – не выдержал Вася, – собственного внучонка продать готов.
Норбеков напрягся. Не думаю, что он устыдился слов Васи, скорее всего, просто заметил стоматологические инструменты, которые раскладывал на белоснежной салфетке бомж. Он приступал к плану «Б». Мы не знали, как будут развиваться события, поэтому подготовили на всякий случай запасной вариант сценария. Инструменты достала я, выпросила на время у знакомого врача под предлогом, что играю роль в самодеятельном театре. И инструменты попросила посолиднее, покрупнее, чтобы производили впечатление на зрителей. Пока наш зритель молчал, и я не знала, хороший ли реквизит подобрала для этой сцены. Дальше по сценарию шел диалог главных статистов. Вася и Люся принялись со смаком вспоминать, что они сделали с последним неуступчивым клиентом.
Как я уже упомянула, фантазия у этой парочки была развита просто великолепно, а жизнь на кладбище наложила на их юмор весьма своеобразный отпечаток. Они не просто описывали протекание и степень болезненности процедур, которые собирались применить к своему невольному пациенту, но и рассказывали, как происходил процесс заживления у других подопытных после экзекуции.
– А Марата помнишь? – захлебывалась восторгом Люся. – Мы ему еще язык надвое разрезали, как у змеи, за то, что он нехорошие вещи про меня говорил. Так потом он дурные деньги отдавал, чтобы врачи ему его зашили. Не получилось. Наверное, я плохо инструменты прополоскала, инфекцию занесла. Так и отвалился сам. Надо было сразу ему весь отрезать, чего человека зря мучили? А Эдуарда? Помнишь Эдуарда?
На своей кухне я едва сдерживалась от желания то истерически расхохотаться, то, зажав ладонью рот, бежать в туалет. У меня никогда бы так не получилось. Не зря я подрядила на это дело своих старых приятелей.
Так как рот Норбекова был заклеен скотчем, он не мог помешать им развлекаться. И только когда эта парочка немного выговорилась, раздался звук отдираемого пластыря и истошный вопль:
– Уберите щипцы! Я согласен поговорить.
– Это не щипцы, бестолочь, – спокойно разъяснила Люся, пока Вася держал ладонь на рту Норбекова, – это такие специальные ножницы для разрезания человеческих тканей. Чего головой мотаешь? Не знаешь, что такое ткани? Я сейчас расскажу. Или Вася покажет. На тебе.
Естественно, мы договорились, что ни один волос не упадет с головы этого весьма не почтенного старца. Однако сейчас и мне стало жутковато от спокойного, тихого голоска Люси. Уж как-то больно по-деловому, привычно говорила она такие страшные вещи. Будто для нее это все было обыденно и нормально. Представляю, насколько не по себе было Норбекову. Особенно после того, как Люся решила приступить от слов к делу. В этот раз, памятуя о неудачном «опыте с языком», она принялась тщательно обрабатывать инструменты жидкостью для снятия лака, найденной в ванной комнате. Вася, вероятно, тоже в целях соблюдения гигиены, натянул на свои не совсем чистые ручищи видавшие виды розовые хозяйственные перчатки.
Видимо, нервы у нашего хладнокровного убийцы оказались не такими уж и железными. При виде этих приготовлений Норбеков все-таки потерял сознание. Ирина вышла ко мне на кухню:
– Не могу больше смотреть на это, противно. Еще долго?
– Думаю, что он уже готов, – понадеялась я, – сейчас придет в себя, и начинай.
Ирина вернулась, и через минуту я опять услышала голос Васи:
– Очнулся, голубь наш. Люся, сделай музыку погромче.
Несмотря на пакостность ситуации, я зажала рот руками, чтобы в голос не расхохотаться. Они специально нашли где-то запись балета «Лебединое озеро», или это случайность? Петр опять замычал, и ему позволили говорить, освободив губы от скотча.
– Я отдам все, – задыхаясь, сказал он, – но при одном условии. Вы отпустите внука.
Бездарная игра. Испугавшись за свою шкуру, он все-таки решил изобразить благородство. Странный человек. Обычно даже лишенные сентиментальности звери трясутся за свое потомство, а этот дрогнул только тогда, когда возникла реальная угроза лично для него.
Какое-то время ушло на то, чтобы обговорить способ передачи денег. В конце концов Норбеков согласился на перевод денег со своего счета на счет Ирины через Интернет. Он дал нам реквизиты и код электронного доступа к своему банковскому счету, я тут же сбросила его Шилову. Спустя несколько минут Витя перезвонил и сообщил, что операция прошла без загвоздок. Ну что же, в этот раз Норбеков оказался честным. Ничего не напутал и не наврал с цифрами.
– Слушай, Полина, – предложил Витя, – у него там еще осталась хренова куча денег. Может, и оставшиеся перекинем?
– Нам чужого добра не надо, – голосом честной Бабы-Яги остановила его я, – свое берем. Пусть останется. На лекарства. Нервы лечить. Впрочем, в качестве компенсации мы можем отправить его семье запись нашей милой беседы. Пусть знают, как он чуть не позволил замучить родного внука и мгновенно сдался, как только мы собрались подпортить его собственную шкурку.
У Норбекова сдали нервы. Вот тут пришлось действительно включить погромче музыку. Никогда не слышала, чтобы мужчина интеллигентной внешности в почтенном возрасте так громко и грубо выражался в присутствии дам. Нам с Ириной больше нечего было делать в этой квартире. Люся и Вася вышли вместе с нами. Ключи от квартиры я оставила в замочной скважине, дверь приоткрыла. Хотя рот Норбекова опять был заклеен скотчем, его мычание было слышно на лестничной клетке, а значит, очень быстро какая-нибудь любопытная соседка высвободит это жалкое создание. Интересно, как он будет выражаться, когда узнает, что еще и слухи о дефолте оказались ложными? Думаю, мысль о дефолте хоть как-то утешала его, когда он расставался с деньгами.
Главное мы сделали, теперь Ирине предстояло находиться какое-то время в полной изоляции и ни в коем случае не подавать признаков жизни. Она не имела ничего против домашнего ареста в моем коттедже. Люся и Вася тоже побожились, что посидят несколько дней на своем кладбище. Я волновалась за Марту. Норбеков не дурак, он мог понять, что Марта и Ирина как-то связаны. Поэтому спустя час я уже ехала за ней в Царевщину.
Вот тут-то меня ждало жесткое неповиновение. Оказалось, что со времени моего отъезда многое изменилось: Алина вызвала из Горовска своих единомышленников, и теперь косточки несчастной юной Лепниной отыскивали не столько две хрупкие девушки, сколько с десяток крепких парней. Вся компания пообещала, что Марта ни шагу не сделает без сопровождения своих телохранителей. Ну, что же, пусть так. Киллера нанимать Норбекову смысла не было, Марта нужна была ему живой. Я прочитала ребятам часовую лекцию о серьезности создавшегося положения и почти спокойная отправилась домой. Может, это и к лучшему. Норбеков может понаблюдать за Мартой и сделать вывод, что она не в курсе событий. А вот если бы она пропала, то подозревать ее в сговоре с Ириной были бы все причины.
Пришлось себе признаться: я не хотела отсюда уезжать. Алина и Марта почувствовали мое настроение и уговорили остаться у них переночевать. Оказалось, что Марта тоже не теряла времени даром, она перезнакомилась с половиной села, облазила все закутки графского дома и сада, переговорила с рабочими и специалистами. Я шепнула ей, что деньги уже на счету Ирины, и при первой возможности Волкова переведет их на счет Марты.
– А надо ли? – легкомысленно махнула та рукой. – Ирина руководит комплексом, если деньги будут на ее счету, ей будет удобнее ими распоряжаться.
– Марта! Там огромная сумма!
– Очень хорошо, что огромная. Значит, нам на все хватит. Знаешь, мне так понравилась моя бабушка. Я даже совсем не переживаю, что она фиктивная. Никогда в своей жизни не встречала столь красивых, деловитых и порядочных бабушек.
