он работает в отделе хроники. Я набрал номер и после недолгой путаницы, вызванной наличием в отделе двух Джефов, добрался до того, который был мне нужен.
— А, книги! — сказал он. — Хорошо. Если хочешь, я могу к тебе за ними заехать. Но это вечером, после работы.
Этот вариант меня не очень устраивал. К вечеру я надеялся все-таки раздобыть Мышкина. Вообще после Лелиного рассказа про Глинку у меня почему-то появилось ощущение, что я страшно занят.
— А может быть, ты сам заедешь прямо сейчас? — продолжал Джеф. — Сюда, в редакцию. Выпьем кофе…
— Ладно, — сказал я. — Заказывай пропуск.
Минут через пятнадцать мы с Джефом сидели вдвоем в его микроскопическом кабинете, где вообще-то не было места ни для кого и ни для чего, кроме бумаг и компьютера. Именно так — сидели, хотя сначала я собирался отдать словари и уйти. Но меня, как выяснилось, ждал очередной сюрприз.
— У тебя есть пять минут, Володя? — спросил Джеф. — Я хотел бы поговорить. Совсем недолго.
Я кивнул.
— Что будешь пить?
Я огляделся в растерянности, пытаясь понять, где он ухитряется прятать напитки.
— Это не здесь, — улыбнулся Джеф. — Есть специальная комната. Это — святое.
— Ничего я не буду, спасибо. Или нет, буду. Кофе, если можно.
— Нет проблем. Момент!
Он ушел и почти сразу же вернулся, неся кофе для меня и бутылку воды для себя. Я решительно не представлял, о чем он собирается говорить.
— Давно хочу спросить тебя, Володя, — начал он, особенно тщательно выговаривая слова. — Ты был в гостях у Ольги в тот вечер, когда она приняла снотворное?
— Нет, — недоумевая ответил я.
— А кто был?
— Да многие… Почему ты спрашиваешь?
— Значит, тебя там не было… — не отвечая, пробормотал он себе под нос. — Тогда вот что… Скажи, тебе не кажется странной вся эта история?
Я сделал вид, что не понимаю.
— О чем ты?
— Я был там, — медленно проговорил он. — В тот день. И разговаривал с Ольгой. И я бы ни за что не сказал, что через несколько часов она это сделает. Ни за что. Ты меня понимаешь? Совсем не похоже.
— Я… я думал об этом… — признался я.
— Да? Значит, ты тоже? А ты не думаешь, что об этом стоило бы рассказать… в милиции?
— Пробовал, — сообщил я, не вдаваясь в подробности. — Милиция не видит оснований для беспокойства. Версия самоубийства кажется им убедительной. Все.
— Может быть, стоит поговорить с теми, кто был там вечером? Вдруг кто-нибудь что-то заметил…
— Уже разговаривал. Со всеми, — сказал я.
— И что?
— Да в общем, ничего. Ничего интересного. Никто ничего не знает.
В мои планы не входило вводить его в курс дела.
— А почему ты не говорил со мной? — ни с того ни с сего поинтересовался он.
Я очень удивился.
— С тобой? А зачем с тобой разговаривать? Тебя же там не было. Вернее, ты был, но никого другого в тот момент не было.
— Почему не было? Было. То есть была, — поправился он. — Правда, это неважно.
— Кто — была? — я вытаращил глаза.
— Не знаю, кто. Какая-то средняя женщина.
— Не понимаю, — растерянно проговорил я. — Как это — «средняя»?
— Не так сказал? — огорчился Джеф. — Ах да! Не средняя, а среднего возраста… нет… средних лет.
Не понравилось мне это.
— Как она выглядела? — спросил я, с трудом ворочая языком и пытаясь понять, чем это бессмысленное сообщение меня задевает.
— Не знаю, — он пожал плечами.
— Ты ее не видел?
— Нет. Они с Лелей были на кухне.
— Откуда же ты знаешь, сколько ей лет? По голосу понял?
— Нет. Голоса я не слышал. Она молчала.
Я перестал понимать что бы то ни было.
— Джеф! Как ты можешь знать, что у Лели в гостях была женщина, да еще знать, какого она возраста, если ты ее не видел и не слышал?
— Очень просто, — он снова пожал плечами. — Я слышал Лелю. Она что-то рассказывала про варенье… Как ты думаешь, велика ли возможность, что она говорила с мужчиной?
Я вынужден был признать, что невелика.
— Ну вот, — удовлетворенно кивнул он. — И возраст… Попробуй представить себе молодую девицу, которая сидит с Лелей и обсуждает варенье…
— Ну знаешь! — возмутился я. — Это как-то несерьезно.
— Пускай несерьезно, — Джеф продолжал стоять на своем. — Ты скажи: можешь представить или не можешь?
— Теоретически могу, — я упирался, хотя в душе был почему-то уверен, что он прав.
— Теоретически! — хмыкнул он. — Теоретически это мог быть мужчина-повар. А я говорю про степень вероятности. Хотя вообще-то не думаю, что это имеет какое-то отношение. Я просто так рассказал — для точности.
Мы еще немного попереливали из пустого в порожнее — он явно старался вытянуть из меня хоть какую-нибудь информацию — не поверил, что я ничего не знаю, — а я вовсе не собирался ею делиться. На том и расстались. Расстались, впрочем, друзьями.
«Средняя женщина», строго говоря, вообще не заслуживала внимания. Ну зашел кто-то к Леле попить чайку и узнать про варенье. А то, что мне померещилось, было, конечно, заведомой глупостью. Моя мать — последний человек, который мог бы забежать к Леле «на чаек». Уж скорее это могла быть Марфуша. Она-то как раз захаживала — я уже говорил. Хотя… Марфуша в тот день была занята сборами, не думаю, чтобы у нее было время рассиживаться с Лелей… А еще это могла быть любая из незнакомых или малознакомых дачных соседок. В общем, я сделал над собой усилие и выкинул эту «среднюю» из головы.
Теперь мне нужно, что называется, набрать побольше воздуху, потому что примерно с этого момента события вдруг начали развиваться в ускоренном темпе.
Придя домой, я еще раз набрал номер Мышкина — мне просто необходимо было как можно скорее поделиться новостью про Глинку. Телефон молчал по-прежнему. Я стал слоняться по дому взад-вперед, пытаясь додуматься до чего-нибудь самостоятельно. Больше всего меня сбивало с толку то, что я не видел между отцом и Глинкой никакой связи.
А она должна была быть, эта связь… Тут я застыл на месте, прямо-таки пораженный собственной глупостью. Непосредственной связи не было… Ну и что с того?! Ольга, Ольга — в ней все дело! Страсть и ревность. Возможно ли, что за Глинкиной бесстрастно-иронической маской крылось нечто принципиально иное? Поразмыслив немного, я вынужден был признать: да, возможно. Больше того, в известном смысле он подходил на роль дикого ревнивца лучше, чем кто бы то ни было из Ольгиных поклонников — именно потому, что меньше
