― Этот вообще комнату снимает. Кстати, с ним бы по картотеке пройтись. До того сер, что следует обязательно проверить.
― Он сер, а ты, приятель, сед, ― перефразируя Крылова, продекламировал Казарян.
― Сед я, ― сказал Смирнов. ― Ростов запросили?
― Запросили. Приметы отправили, теперь картинок для опознания ждем. Только что это дает? Ну, опознает его мой осведомитель, и что? Берников откажется, домушник откажется ― следов-то никаких не оставил ― и все. Только спугнем их. Коллекцию надо у Берникова искать, ― сделал вывод Ларионов.
― А ведь если бы не амнистия, Берников не рискнул бы, ― вдруг сказал Смирнов. ― А тут разгул, так сказать, преступности. Тогда можно хватать под шумок, кто в этом навороте разберется. Он и схватил. Цап ― и сидит тихонько, в норку забившись.
― К чему твой психологический экскурс? ― поинтересовался Казарян.
― Характер гражданина Берникова это проясняет. И обывательскую его ограниченность в оценке событий, ― ответил Смирнов.
― Все общие рассуждения, Саня. А как его с поличным прихватить? вздохнул Ларионов.
― Исходя из общих рассуждений, ― невинно ответил Смирнов.
Зиночке было скучно оттого, что Леонид Михайлович, как всегда по воскресеньям, отбыл в Кратово. Она прямо и заявила об этом Дудакову, который тоже не прыгал от веселья:
― Скучно, Митька!
― Давай водки выпьем, ― нашел Дудаков выход из положения.
― Тебе только бы нажраться! ― поморщилась Зина и предложила сама: ― А что, если в Татарово на пляж махнуть?
― Спятила! Вода еще знаешь какая холодная?!
― А мы загорать. ― Она глянула в окно, стала убирать со стола грязную посуду и остатки царского завтрака. ― День-то какой!
Дудаков понял, что сопротивляться бесполезно. Изволил только тактично намекнуть:
― Бутылочку бы с собой нелишне захватить.
День-то какой! Еще по-весеннему трепетна и мягка пронзительно-зеленая, светлая листва, а уже жаром отдает от асфальта.
Зина сразу взяла быка за рога: в ожидании неторопливого воскресного троллейбуса стала загорать, закрыв глаза и подставив лицо лучам яростно палившего с безоблачного неба солнца. Два паренька подтянулись к остановке и стали ждать троллейбуса.
В троллейбусе-то еще лучше. Влетел в открытые окна теплый ветер и стал гулять среди немногочисленных пассажиров, заставляя трепетать, как знамена, женские косынки, круглым горбом надувая мужские рубашки, лохматя волосы и принуждая всех радостно щуриться.
От троллейбусного круга, от пятачка идти до пляжа минут пятнадцать.
― Далеко-то как идти еще! ― выразила неудовольствие Зина.
― А мы не торопясь, ― подбодрил ее Дудаков. Настроение у него было замечательное: в авоське, привалившись к свертку с закусью, отдыхала перед боем бутылочка. Мимо заборов начальнических дач спустились к пляжу. Несмотря на то, что вода действительно была холодна, все же кое-какой народец на пляже колбасился.
Дудаков и Зина присели на песочек и, сидя, обнажились. Зина расстелила на песке принесенное из дома одеяло и раскинула на нем богатые свои, по-зимнему белые формы. Дудаков же продолжал сидеть, слегка стесняясь бледно-голубого тельца, густо испещренного мрачно-синими картинками. Не человек, а выставка графики: тут и деревенский пейзаж с церковью, и свидание двух приятелей с пивными кружками, и жанровая зарисовка на темы свободной любви, и ню (вроде бы даже Леда с лебедем), и нечто из немецкого позднего романтизма, повествующего о похищении орлом глубоко несчастного от этого юноши. Ну и, естественно, там и сям разбросанные каллиграфические лозунги: "Не забуду мать родную", "Нет в жизни счастья", "За друга в огонь и в воду".
Перед тем, как дремотно закрыть глаза, Зина осмотрела экспозицию и спросила без интереса:
― Кто это тебя так изукрасил?
― Сам. Молодой был и глупый.
― Как же ты до спины доставал?
― Товарищи помогли.
― Это за которых в огонь и в воду? ― догадалась Зина и, не ожидая ответа, сладострастно задремала. Через некоторое время из дремоты ее вывел комплимент, произнесенный оглушительным шепотом:
― Нет, ты посмотри, какая женщина, Сережа!
Неизвестно, посмотрел ли Сережа на женщину, но женщина ― это уж точно ― украдкой посмотрела на говорившего. Могучий армянин тоже поймал этот взгляд и улыбнулся. От такого обходительного нахальства Зина гордо отвернула голову.
― Сережа, это женщина моей мечты! ― продолжал настаивать армянин.
― Девушка, ― поправил его неизвестный Зине Сережа.
― Откуда знаешь?
― Кинокартина такая была ― "Девушка моей мечты".
― Так то ― кино, а это ― жизнь! ― темпераментно прокричал армянин, а тот, кого он называл Сережей, вежливо обратился к Дудакову:
― У вас случайно чем открыть бутылку пива не найдется?
― А ты зубами, ― грубовато посоветовал Дудаков.
― Не умею.
― Дай, ― потребовал Дудаков.
Сережа протянул ему темную бутылку. Дудаков зацепился клыком за рифленый край крышки и сорвал ее. Теплое пиво аккуратной шапочкой явилось на свет.
― Буксы горят после вчерашнего, ― объяснил Сережа свою жажду и припал к горлышку. Наблюдая за его ходящим кадыком, Дудаков нравоучительно заметил:
― Не очень-то, мужик, тебе пиво поможет. Покрепче бы чего нибудь.
― А может, не надо? Заведусь опять, ― слегка посомневался Сергей.
― Надо, надо, ― настаивал Дудаков.
― На круг далеко идти.
― У меня для начала имеется, ― успокоил его Дудаков. ― А потом ты ответишь.
Дудаков потянул к себе авоську и перебрался поближе к Сергею. Его место осторожно занял армянин.
― Девушка! ― позвал он, но девушка глаз не открывала. Тогда он сказал: ― Девушка, у вас купальник разорвался!
― Где?! ― бодрым голосом вскричала Зина и села, подтянув ноги, прикрываясь.
― Вот здесь, ― армянин осторожно, пальчиком, указал на купальниковое декольте.
― Так это же вырез, специально так задумано, ― хихикнув, сказала Зина.
― Специально так задумано, чтобы сводить кавказского человека с ума, да?
― Будем, ― решил Дудаков и чокнулся с Сережей. Граненые стаканы глухо брякнули.
― Будем, ― подтвердил Сережа, и они взяли по сто двадцать пять одним глотком. Передернулись, закусили охотничьими сосисками. У Сережи открылись глаза, и он, увидев этими новыми глазами своего приятеля, решил позаботиться о нем:
― Рома, давай по самой маленькой!
― Э-э-э, что мне ваша водка! ― брезгливо поморщился армянин. ― Я пьян и без нее! Такая женщина, такая женщина! Голова кружится, никакой водки не надо!
― Какие глупости вы говорите, ― укорила его сияющая Зина.
― Почему глупости? Разве правда ― глупость?! Я правду говорю!
Дудаков наконец вспомнил о своих обязанностях и заметил строго:
― Ты, парень, того... Полегче.
― А что, если это твоя женщина, так и любоваться нельзя? Восхищаться нельзя, да?!
― Уж так и его, ― обиделась Зина.
― Моя ― да?! Моя ― да?! ― возликовал Роман.
― И не ваша, ― парировала справедливая Зина. Уж она-то четко представляла, чья она.
― А чья? А чья?!! ― продолжал бесноваться Роман.
― А ничья, ― высокомерно обнародовала свою жизненную позицию Зинаида.
― Э-эх!! ― простонал Роман и обхватил голову руками.
― Охолонь чуток, парень, ― сочувствующе посоветовал ему Дудаков.
Роман поднял голову, оглядел всех ошалелым глазом ― и бросился к Москве-реке. Охолонуться.
― Вы простудитесь! ― слабо ахнула вслед ему Зина, но Роман, не раздумывая, с ходу кинулся в москворецкую пучину. Вынырнул и заскользил по воде сверкающей бабочкой. Мощный баттерфляй.
Пер по реке широкобедрый буксирчик, и команда одобрительно взирала на Романа, а он, покачавшись на крутых буксирчиковых волнах, рванул к берегу, на теплый песок, под теплое солнышко. Вода-то действительно холодная была. Зина слезла с одеяльца и закутала им синегубого армянина, а Дудаков уже подносил щедро наполненный стакан:
― Прими. В момент согреешься.
Роман принял и в момент согрелся. Дудаков и Сережа прикончили остатки и обреченно смотрели на пустую бутылку.
― На круг? ― спросил Сережа.
― А что делать? ― согласился Дудаков.
Натянув штаны, они пошли туда, где им станет еще лучше. Дудаков забеспокоился вдруг, обернулся и сурово предупредил свою спутницу:
― Зина, ты здесь не очень чтоб! Я скоро вернусь.
― Иди, иди, раз душа просит! ― ворчливо отозвалась Зина и посмотрела, как Дудаков последовал ее совету.
Жаждущая парочка скрылась за деревьями.
― Вай, какое красивое имя ― Зина! ― восхитился Роман.
― Ты ― армян? ― догадалась Зина.
― Армян, армян! ― чрезвычайно обрадовавшись, подтвердил Роман.
― А почему в Москве?
― Потому что я здесь живу, золотце ты мое.
― Армян должен в Армении жить, ― убежденно сказала Зина.
