Ознакомительная версия.
– Сисястой! – подсказал с противной ухмылкой Ванька.
– Пусть так. Марина, кстати, тоже говорила, что у ее соседки выдающийся размер груди. Так вот я к чему... Наталья Викторовна сможет опознать эту даму, если что.
– А если что – это что? – Ванька присел за пустой стол, соседствующий со столом Топоркова, стал двигать с шумом ящики, ныть начал, что проголодался. – Ты сказала, что старушенция сможет опознать эту красотку, если что?
– Если мы ее найдем, – пожала плечами Даша. – По сути, мы ее не особо и искали.
– А почему это? – изумился Топорков и полез из-за стола, видимо, ноги затекли, и сил не стало дышать в кабинетной духоте.
Пришлось Даше признаваться, что с первого дня сомневалась в искренности своей подруги. Что верила и не верила, что подозревала, и ругала себя, и снова обижалась на Марину, а потом прощала. А после их отвлекла внезапная трагическая смерть Виктора. И все как-то закрутилось...
– Нет, ну а как бы мы ее искать стали?! – возмутился Ванька. – По размеру сисек, что ли?!
– Ваня! – прикрикнула на него Даша.
– А че Ваня? Че Ваня-то?! Марина с тобой говорить не стала. Старушенция просто сказала, что девка яркая и породистая.
– Она так не говорила!
– Смысл такой, – отмахнулся Ванька. – Таких знаешь сколько сейчас вокруг?! Пруд пруди! Это таких, как ты, не найдешь. Вот и Баскаков говорит...
– Ванька, пришибу! – Даша ощутимо врезала ему по затылку. – Не отвлекайся!
Вернее, она хотела сказать: не отвлекай!
Она очень добросовестно и старательно гнала мысли о Захаре из головы, нужно было заниматься делом. Надо было искать, искать убийцу Миши, пока это дело не зависло на долгие годы и пока, упаси бог, не пристали с обвинением к Марине за неимением других подозреваемых. Такое ведь могли сотворить, и еще как!
Но мысли эти все равно настырно лезли, топили всю ее сознательную решимость заниматься делом в воспоминаниях того дня, когда похоронили Витю.
Это в тот день она ревела белугой, найдя флэшку с взрывной информацией в панно, подаренном Витей к годовщине их свадьбы. И часом позже того же дня отказалась говорить с Баскаковым, когда тот полез с соболезнованиями. И телефонную трубку разбила о стенку, Ванька потом собирал осколки.
А после ревела уже над тем, что, кажется, сделала что-то не так, сотворила что-то глупое. Человек ей соболезновал, что-то говорил хорошее и доброе тихим печальным голосом, а она сорвалась. И накричала. И почему она постоянно все портит, почему???
Даша ревела, Ванька ее успокаивал, бегал челноком из кухни в гостиную и обратно с лекарством, с водой. Она опомнилась внезапно, вспомнив об утраченном звании лучшего следователя позапрошлого года, и позвала напарника за компьютер.
И началось прозрение...
Даше никогда еще не было так страшно. До тошнотворных судорог в желудке. До удушливых слез. До ужасающей растерянности.
Разве так можно??? Разве может такое сотворить человек??? Даже ради больших, очень больших денег, разве такое возможно вообще???
– Больше не могу! – взмолилась она, когда они просмотрели всего лишь половину из того, что записал и снял Виктор и по приказу Сулейманова, и по собственной инициативе. – Пускай Топорков этим занимается, у меня сил просто нет рассматривать это паскудство.
– Видишь... – вдруг не к месту промолвил тогда Ванька и посмотрел на нее со странной укоризной. – А мы с тобой Баскакова пытались посадить! Оказывается... Оказывается, он совсем и ни при чем, да, Даш?!
Она промолчала и ушла от него. Снова забралась на диван с ногами и даже с места не сдвинулась, когда звонок в дверь прозвучал.
– Я открою? – вынырнул из соседней комнаты Ванька.
– Открывай. Только я никого не жду.
А кого ждала, тот уже не придет никогда. Потому что прощать ее необоснованные истеричные обвинения кто же станет? Снова наорала на него, снова оскорбила, а он ведь ни в чем не виноват! Даже в том, что пытался отомстить ей, не виноват. Не виноват настолько, насколько ужасно это получилось. Он-то ведь хотел, чтобы это все вышло как-то иначе. Поучительно, но не так страшно.
Это его подчиненный тупоголовый сыграл на опережение и проявил инициативу, думая, что именно так и надобно мстить за нанесенное оскорбление его шефу. За что и поплатился. А поплатился он двумя зубами, сломанным ребром, синяком под глазом и увольнением без выходного пособия. Это уже Ванька проявил инициативу и узнал кое-что по своим каналам.
– Здрасте всем! Здрасте, Дарь Дмитриевна!
На пороге ее гостиной стоял Захар Баскаков и смотрел на нее с ненавистью. А ей вдруг сделалось жарко, стыдно признаться, от счастья. Сердце так заколотилось от радости, что она глупо улыбнулась и кивнула ему в ответ:
– Здрасте, но мы уже здоровались.
– Вот скажи, что ты делаешь, а???
Баскаков широко шагнул и так резко сиганул к ней на диван, что Ванька готов был уже ее защищать. Захар даже головы не повернул в его сторону, только рявкнул:
– Исчезни отсюда, быстро!
Тому повторения не требовалось. Он исчез. Благо было чем заняться.
– Вот скажи, что ты делаешь, Дашка, а??? – с болезненной гримасой повторил Баскаков и тут же полез к ней наглыми сильными руками. – Что ты делаешь, скажи??? Все нервы мне измотала! В убийствах меня обвиняла, а я никого не убивал, между прочим!
– Я знаю, – успела она вставить, прежде чем Баскаков ухватил ее за затылок и привлек к себе.
– Теперь говорить не хочешь! Думаешь, и мужа я твоего тоже...
– Нет, не думаю, – шепнула она ему и поцеловала в висок. – Я все знаю, Захар.
– А чего орала тогда? – он снова, как и в прошлый раз, дышал ей в ключицу, поглаживая ее кожу своими губами, жесткими и жадными. – Чего ты все время на меня орешь?
– Не знаю.
Даша зажмурилась.
Быть счастливой сегодня, в день похорон ее бывшего мужа, было кощунственно и неблагородно. Ей следовало горько убиваться, если не по нему, то хотя бы по собственной глупости, не позволившей ему помочь.
А она была счастлива! Бессовестно, нагло, безмятежно счастлива!!!
– То знаю, то не знаю! Пойми тебя! – ворчал он, двигая губы все выше и выше. – Но придется, видимо.
– Что так? – Она отстранилась, дышать было просто невозможно, когда он так вот рядом – такой сильный, опасный и совсем не чужой. – А как же твоя американка?
– Нет ее уже, посадил на самолет. – Его глаза смеялись, ласкали, согревали, отодвигая все трудное и серьезное на потом.
– А что же со мной? Я же стареющая, как там... С каким, не помню, либидо?
– Прости, был не прав. Не в том, что сказал так, а в том, что хотел тебя обидеть именно так. Надо было тебя просто взять и отшлепать побольнее.
– У тебя получилось. Мне было больно.
– Мне тоже! – фыркнул он, ухватил ее за шею двумя руками, пододвинул ее лицо к своему вплотную, столкнув лбами. – Я же не виноват ни в чем, Дарь Дмитриевна, а ты на меня всех собак пыталась повесить. А я не виноват!
– Я знаю...
– Откуда? Откуда ты знаешь? – Он недоверчиво вздохнул.
– Оттуда. – Даша потыкала пальчиком в сторону двери, за которую сбежал Ванька. – Там мой помощник сейчас считывает информацию с флэшки. Ее здесь спрятал мой бывший муж. За нее его и убили... Предупреждаю, смотреть отказываюсь!
Захар смотрел вместе с Ванькой, заставив ее снова стряпать сырники, благо творог у нее нашелся. Потом пришел Топорков, стали смотреть втроем.
Теперь вот они втроем, но уже без Захара, пытались выстроить цепочку преступного пути, по которому осторожными, вкрадчивыми шагами двигался или двигалась убийца Миши Лихого.
Важно было все до мелочей, каждая деталь могла иметь значение, а Ванька отвлекал и отвлекал. Теперь вон еще и есть ему захотелось. И в животе, видите ли, заурчало, и не ел он с утра самого. И как ни странно, Топорков его молчаливо поддержал, улыбнувшись.
– Идемте, перекусим тут неподалеку. Неплохая чебуречная, и недорого. Заодно и о деле поговорим. Так что тебе, Иван, удалось узнать о хозяевах красных машин, напоминающих спортивные?..
От чебуреков Даша отказалась. Остановилась на сложном овощном салате, порции печеной картошки и большом стакане яблочного сока.
Мужчины назаказывали гору всего. И пока жевали, смачно запивая морсом, говорить отказались напрочь.
– Ну, вы все или нет?
Даша уже несколько раз украдкой поглядывала на часы. Время неумолимо двигалось к восьми часам вечера. В девять должен заехать Захар. Они вместе собирались съездить навестить Марину. Одна Даша туда ехать не решалась. Вдруг снова родители Михаила станут смотреть на нее с подозрительным осуждением? Вдруг Марина опять откажется разговаривать?
Захар, он... Он сумеет ее разговорить. Он сильный и напористый. Он сумеет найти какие-нибудь слова, от которых, возможно, ее подруга очнется от горя и расскажет хоть что-нибудь.
Они же ничего не знали, никаких примет той женщины, что осторожно и незаметно от всех проживала в квартире тридцать восемь. Знали лишь общие черты: высокая, красивая, грудастая. Ванька прав, с такими приметами ого-го сколько женщин вокруг.
Ознакомительная версия.
