Ознакомительная версия.
– Полигамное, – подсказал Савелий.
– Именно! Да он просто не может иначе… особенно летом!
– Летом?
– Летом, Савелий. Ты помнишь, как они одеваются летом? Вот здесь, – он похлопал себя по груди, – вообще ничего под низом… а юбки? Это юбки, по-твоему?
Савелий затруднился с ответом.
– А ты как дурак все время на них натыкаешься и не знаешь, куда глаза девать!
– Я думаю, Агнии действительно лучше не приходить, – невпопад заметил Савелий. – Лина говорит, она ее убьет.
– Правильно сделает. Кто бы сомневался! Да она должна в ногах у мужа валяться и прощения просить. И у Тюриной.
– Муж не хочет ее видеть, – сказал Савелий. – Федя говорил.
– А ты бы на его месте захотел? Из-за этой… – капитан осекся, взглянув на Савелия. – Из-за нее нормальный человек стал убийцей! Отсидит, выйдет… если выйдет, а клеймо останется. Тюрин до конца жизни будет с ним, понимаешь? Тем более они дружили. Лучше бы он свою дамочку приговорил. И подруга осталась бы жива, и Зубов. Да и Федору полегче.
– Ты думаешь, полегче?
– Стопудово, Савелий. Носил бы ей цветочки в скорбное место… тихая грусть, кипарисы, воспоминания о былом, скупая мужская слеза… все путем. И главное, была бы обезврежена. Как мина! – Капитан застыл с открытым ртом, пораженный внезапной мыслью. – Мина, Савелий! Вот оно! Они же все как мины! Кто сразу взрывается, кто замедленного действия. Ты ходишь по минному полю и не знаешь, когда рванет. А она затаилась и выжидает. А потом к-а-а-ак шарахнет!
Капитан увлеченно рассуждал о женщинах и их роковой роли в жизни сильного пола; Савелий слушал невнимательно, он думал о Федоре. Потом вдруг перебил капитана:
– Коля, не нужно говорить Федору…
– В смысле? Чего не нужно говорить?
– Ну, что она с Зубовым…
– Ты думаешь, не нужно? Лично я предпочел бы правду.
– Понимаешь, Коля, любовь… это страшно иррациональное чувство, а Федор такой… ранимый…
– Ранимый? Федор? – Капитан расхохотался. – Он же философ! А философы готовы к ударам судьбы, они же эти… стоики! Даже рады, так как есть куда применить мутную философию о смысле и полосатости жизни. Я бы лично сказал.
– Коля, пожалуйста!
– Ладно, Савелий, не скажем. Пусть женится на ней, пусть она ему наставит рога, пусть он страдает… ты этого хочешь?
– По-моему, он не собирается жениться.
– А как же… любовь? – произнес капитан с отвращением.
– Любит, но жениться не собирается.
– Откуда ты знаешь?
Савелий пожал плечами…
…И свет и тень в душе моей.
Мой меч в крови.
Но завтра я уйду в далекие пещеры.
Лишь память сохранит мечты былой любви, слова священных книг, мгновенья чистой веры…
– Ты осуждаешь меня? – спросила Ния. – Федя, пойми, я не могла пойти! Володя не хочет меня видеть, все глазели бы, Тюрина… она на все способна! Она меня ненавидит, она страшный человек!
Они сидели в гостиной, не зажигая света. За окном догорал неяркий зимний день. Декстер лежал на диване, положив морду Федору на колени.
– Он все время ест, – сказала Ния. – И боится выходить из дома. Бедняга, досталось ему! Какая нелепая и дикая история… Настя убила Геннадия! Мне бы это в голову не пришло. Она же всерьез на него рассчитывала… Не понимаю. Они и тут все время дрались… как-то ночью так кричали! А наутро она с синяками… тональником замазала. Я бы такого мужика и близко к себе не подпустила, а ей ничего. Я говорю, какой из него муж, а она, другого, говорит, нет. Бедная Настя… – Ния вздыхает.
Федор молчит.
– У тебя все в порядке? – говорит она через минуту. – Ты извини меня, мы последнее время мало виделись… я очень пережила эту историю. Слава богу, суд состоялся. Володя получил шесть лет. Звонил Паша Рыдаев, говорит, через четыре года выйдет. Я уже подписала документы на развод, согласие на продажу дома и еще кучу всяких-разных бумажек. Теперь свободна. Самолет завтра в два тридцать! Я минуты считаю до отъезда! Я перестала спать, я не могу спать в этом доме! Иногда я думаю… только не подумай, что я бессердечная… Хорошо, что это произошло в его квартире и я не видела всего этого ужаса!
Федор понимал, что ей нужно выговориться. Ния вскакивала, ходила взад-вперед, снова садилась, всхлипывала, смеялась, трепала за уши Декстера. Замолкала на минуту-другую и снова продолжала говорить.
– Какой в этом смысл? Федя, ты философ, скажи, какой в этом всем смысл? Настя умерла… моя единственная подруга! Этот Зуб или Клык погиб такой страшной смертью… Я до сих пор не верю, что Настя его убила! И обокрала меня… Обокрала! Я ведь ни в чем ей не отказывала! Я покупала ей одежду, она жила в моем доме… я подарила ей кольцо с бриллиантом. А она обокрала меня, уму непостижимо! Отнесла деньги и украшения к нему… Зачем? Хотела бросить на него подозрение? А он понял и… и… она его убила?
Ния смотрела на Федора, в глазах ее были боль и недоумение.
– Трудно судить о ее мотивах, – сказал Федор. – Она пришла к нему, скорее всего, с предложением уехать, а потом они поссорились, ты же сама говорила, что они все время ссорились. Этого мы никогда не узнаем…
– А Декстера зачем? Я попросила погулять с ним, я сидела дома больная, но ведь она могла отказаться! Она взяла его погулять, надела поводок… а сама пошла к Зубову? И бедный Декстер видел, как она его убила! Ужас! Настя… такая жизнерадостная, оптимистка… и вдруг убийство? Чего они не поделили? Получается, я совсем ее не знала! Даже то, что она в моем доме наглоталась этой дряни… Это непорядочно, в конце концов! В моем доме!
Федор промолчал.
– Дикость! – Ния прижала пальцы к вискам. – Я отвыкла от этой местечковой дикости и бескультурья! Он ее бил, а она цеплялась за него! Я не смогу здесь, Федя, я погибну. В Европе все не так, там нормальные люди, все приветливы, улыбаются, а здесь… Здесь невозможно жить. Страшно! Средневековье, честное слово. Ну, любишь, люби себе, но ревновать, бросаться с ножом, сводить счеты, мстить… не понимаю я этого. И вся ностальгия сразу соскакивает с тебя, как лопнувшая кожура. И только одна мысль: бежать! А тут еще Тюрина эта… Рыдаев говорит, она на суде выкрикивала угрозы, вела себя неадекватно, ей несколько раз делали замечания. Потом подбежала к Володе, когда уже его выводили, схватила за руку! Он ей что-то сказал, и она закричала! Она не дала бы мне житья… Ты понимаешь, что она не дала бы мне житья?
– Ты не должна оправдываться, Ния, – сказал Федор. – Делай, как тебе удобно.
– Речь не об удобстве, как ты не понимаешь! Речь идет о моей жизни! Я боюсь ходить по улице, мне кажется, она бросится на меня из-за угла!
Ния почти кричала. Федор смотрел на нее и видел ту Нию, которую знал когда-то. Та, другая, громко рыдала и жаловалась, что Владик завалил ее, она все ответила, а он завалил! Владик, Владислав Семенович, профессор Сирецкий, вел у них гражданское право. Она вчера весь вечер занималась, чуть не до утра, она все знала, а он завалил! И с Федором занималась, он же знает, что она учила! Она смотрела на Федора заплаканными глазами, она искренне верила, что хорошо подготовилась к экзамену, она верила в то, что говорила…
Теперешняя Ния тоже громко жаловалась на Настю, к которой она всей душой, а она ее обокрала и бросила Декстера. И покончила с собой в ее доме. Господи, ну почему? Я к ней всей душой…
Неужели, думал Федор, мы не меняемся? Время обтекает нас, мы делаемся старше, мы прочитали много книжек, мы приобрели жизненный опыт, на нашем лице появились морщинки, мы научились притворяться и говорить то, что нужно, а не то, что чувствуем, мы иначе одеваемся, иначе говорим, смеемся, выглядим, а на самом деле глубоко внутри мы все те же и действуем все так же…
А он, Федор, изменился? Или остался все тем же влюбленным в Нию, самоуверенным, самым умным, самым успешным, самым-рассамым Федором Алексеевым из далекого прошлого? И сейчас сидит он в гостиной в ее доме, на ее диване, а она, рыдая, рассказывает ему, как ее… он затруднился словом… кинули? Как ее кинули…
Прошлое постучалось и вошло, и им показалось на миг, на короткий ослепительный миг, что они тоже вернулись.
А может, оно вернулось и не застало их? Потому что они все-таки изменились?
– Федя, что нам делать? – Ния смотрела на него широко открытыми глазами. – Я не могу остаться!
– Я понимаю, Ния. Тебе не нужно оставаться.
– Ты приедешь ко мне? – Она села рядом, прижалась щекой к его плечу. Пискнул потревоженный Декстер. – Ты же не был в Вене… Приедешь?
– В Вене я был четыре года назад. Красивый город… – неопределенно сказал Федор.
– Знаешь, я никогда не забуду, как мы пошли на Магистерское озеро! Снег, красный закат, впереди луга и лес на горизонте, а за спиной сияющий в огнях город. Спасибо! – Ния вдруг взяла руку Федора и поцеловала; он не успел ей помешать.
Ознакомительная версия.
