Ничего себе «просто»! Все, что говорил Володя, было правдой от первого до последнего слова, но признаваться в этом ужасно не хотелось даже самому себе. И я начал отчаянно сопротивляться.
– Быстро ничего не бывает. Говорят, быстро только котята рождаются, да и те слепые. А еще говорят, что терпение и труд все перетрут. А еще – что терпеливых бог любит. А еще…
Я собирался вспомнить все уместные в данном случае пословицы и поговорки, полагая, что против народной мудрости ему нечего будет возразить.
– А еще, Паша, посмотри вокруг, – перебил меня Володя. – Посмотри, сколько терпеливых и трудолюбивых людей колотятся изо дня в день, из года в год, стараясь хоть чего-то добиться, а у них ничего не получается. Ты не задумывался почему? Почему некоторым людям достаточно малейшего усилия – и это усилие приобретает пробивную силу танковой бригады, и у них все получается, и не просто все, а гораздо больше того, на что они рассчитывали, а другие выкладываются на полную катушку, напрягаются, пыхтят, но к желанному результату так и не приближаются. Почему?
– Ну, – я пожал плечами, – не знаю. Может, у одних есть талант, а у других нет. Это ж от природы.
– Нет, мой дорогой, талант не от природы, от природы совсем другое. Это люди придумали такую глупость, что, дескать, есть такая клевая штука под названием «талант», и кому природа при рождении его отсыпала полной горстью, у того все будет, а для кого она поскупилась, тому, стало быть, шиш с маслом. Природа, Пашенька, не бывает щедрой или жадной, она ко всем относится одинаково и всем одинаково дает. Вопрос в том, как мы распоряжаемся тем, что она дала. А дает она всем именно то, что человеку нужно для выполнения предназначения. Каждому – свое. Поэтому если ты свое предназначение понял и ему следуешь, то у тебя есть все, чтобы получить результат. И ты его получаешь. А мы смотрим со стороны и ахаем: талантливый актер, талантливый финансист, талантливый инженер! Если же ты предназначения не понял и идешь не своей дорогой, то ни хрена, извини, у тебя не выйдет, сколько бы ты ни колотился. Человек хочет быть крупным руководителем, а выше младшего помощника старшего менеджера никак подняться не может. Он думает, что дело в начальстве, которое его заедает, или в коллегах, которые его подсиживают, он меняет место работы, а результат все тот же. А другой человек, из соседней квартиры, не имея ни полноценного образования, ни хорошо развитых извилин в голове, вдруг ни с того ни с сего становится крупным известным политиком, о котором пишут все газеты и который ездит на персональном автомобиле, имеет собственный роскошный кабинет и кучу помощников и секретарей. Тебе примеры нужны или сам все знаешь?
Пожалуй, примеры не нужны, в голове сразу же стали всплывать имена и лица. А в самом деле, почему так?
Наверное, я задумался и непроизвольно произнес свой вопрос вслух. Очнулся я, когда Владимир снова заговорил:
– Да потому, что звезды так встали в момент рождения. Одному суждено было стать лидером, а другому – врачом. Или хореографом. Но этот другой вбил себе в голову, что тоже хочет быть лидером, потому что это круто, потому что власть, деньги, возможности и все в глаза заглядывают. Если первый, без образования и мозгов, смог, то почему же я-то, с образованием и мозгами, не смогу? Смогу! И еще как. И отправляется этот другой не своей дорогой, и злится, и ничего не понимает: ну как же так, у этого козла получилось, а у меня, такого умного и чудесного, не получается. А у него и не получится. Если бы он свое предназначение понял и согласился с ним, то был бы великолепным врачом, спас бы тысячи жизней, и эти тысячи спасенных людей каждый день молились бы за его здоровье и благодарили, и готовы были бы для него сделать все, что ему нужно. Это ли не власть? Это ли не возможности? И деньги свои он заработал бы, не вопрос. Или стал бы великим хореографом, и его приглашали бы ставить балеты во все ведущие театры мира. Что, плохо? Да отлично было бы! А может быть, его предназначение состояло в том, чтобы быть семьянином, мужем и отцом, и если бы он к нему прислушался, то у него была бы любимая жена и много детей, которые обожали бы его всю жизнь и создавали вокруг него такую атмосферу покоя и счастья, что никакой власти и никаких денег не надо.
Да нет, пожалуй, тут никакой мистикой не пахнет. В его словах была определенная логика. Правда, насчет того, что звезды как-то там встали, – это я сомневался, но все остальное звучало вполне правдоподобно и полностью подтверждалось моими собственными жизненными наблюдениями.
– И каково же, по-твоему, мое предназначение? Я так понимаю, что ты именно к этому ведешь, – заметил я, не скрывая ехидства.
– Правильно понимаешь. – Он снова отхлебнул свое пойло. Вот интересно, когда оно закончится, он снова зальет свою бездонную бадью горячим чаем и будет ждать, пока он остынет, или хотя бы несколько глотков горяченького сделает? И сколько таких бадеек он исхлебывает за день? – Твое предназначение, Павел, – поддерживать слабых, быть рядом с ними и помогать им. Тебе природа дала для этого все необходимое. Ты восемь лет шел одной дорогой и никуда не пришел. Зато по другой дороге ты за полтора месяца прошел путь, на который другим людям потребовались бы годы. Именно в таких случаях мы, глядя со стороны, ахаем, восторгаемся и говорим о таланте. Я вижу, как ты общаешься с Даной. Ты даже не всегда понимаешь то, что я тебе пытаюсь объяснить, и при этом ты интуитивно делаешь все совершенно гениально. Самый лучший психолог или психотерапевт не смог бы поступать более правильно. Прошло чуть больше месяца, а девочка меняется прямо на глазах, и это при том, что похудела она совсем чуть-чуть. Вот в чем твое предназначение. Поэтому у тебя все получается с Даной, и получается талантливо. В тебе нет пренебрежения к слабому, ты умеешь его жалеть, сочувствовать этой слабости, и в тебе есть дар, позволяющий реально помочь. А ты собираешься растратить свою жизнь на погоню за красивеньким. Не жалко? Все равно ведь не догонишь.
Только этого не хватало! Я, спортсмен и боец, должен превратиться в жилетку, в которую будут плакаться истеричные дамочки? У Владимира Олеговича точно с головой беда.
– Это мы еще посмотрим, – сказал я, вставая. – Но ты прав, Володя, это не твое дело. И не лезь ко мне с этим.
– Больше не буду. – Он улыбался и, казалось, совсем не обиделся. – Этот разговор у нас состоялся в первый и в последний раз, обещаю. Просто я должен был все это сказать, чтобы потом не корить себя за то, что не сказал.
– Ладно, ты сказал – я забыл. Проехали.
Я попрощался с Даной, сидевшей перед компьютером и что-то писавшей, поглядывая в открытый альбом, и уехал. Разговор оставил противный осадок, даже не осадок, а какое-то долгое послевкусие, когда еда уже давно переварилась, а воспоминание о ней никак не смыть с языка водой и не стереть конфетами. Действительно, в тяжелой ситуации я остался один… И через восемь лет пребывания в столице оказался на той же точке, с которой начинал: без работы, без денег, без жилья, то есть за эти годы никакого движения вперед не наметилось. С этим невозможно спорить. Неужели Владимир прав? Но тут же мое живое воображение рисовало карикатурную картинку, на которой я в роли «помощника слабых», с огромными сумками, из которых торчали огурцы и кефир, покорно тащился вслед за одетой в дорогую шубу и увешанной цацками рыдающей немолодой теткой. И с этим соглашаться не хотелось категорически.
* * *
На следующий же день, злой и преисполненный намерений немедленно доказать неправоту Владимира Олеговича, я взялся за усиленные тренировки. Вообще-то я и раньше старался поддерживать форму, дома делал специальную гимнастику, а в доме у Руденко не упускал возможности попользоваться «тренажеркой» и, пока Дана ножка за ножку плелась по дорожке, подкачивал мышцы, но теперь я решил, что пришло время заняться собой всерьез и постепенно возвращаться в боевые кондиции. Нога болела все меньше, и мне показалось, что время пришло.
Через неделю стало понятно, что я непростительно поторопился. Боль в спине возникла такая, что пришлось отправиться к врачу. При всем негативном отношении к сказанному Володей его слова все-таки заронили в мою дурную голову некоторые сомнения, и врача я выбрал другого, не того, который лечил меня в больнице.
– Да ты что, парень, – произнес он, разглядев мои снимки и прочитав бумажки, выданные мне в больнице, – какие нагрузки? Совсем с ума сошел? И думать забудь! В большой спорт ты не вернешься никогда. Даже из головы выбрось.
Я пытался спорить и что-то доказывать, врач усмехался, показывал ручкой на какие-то участки снимков и терпеливо, как недоумку, объяснял, что «вот это» и «вот это» свидетельствует совершенно однозначно: одно неудачное падение или сильный удар по спине – и я превращаюсь в беспомощного инвалида на всю оставшуюся жизнь. Он талдычил это до тех пор, пока я не поверил.
