- Тогда где-то в другом месте. Может, в подвале.
- Эта вилла не имеет подвала. Подвал есть в моей вилле, в Лозанне. Но если вы полагаете, что я не знаю, что хранится в моей собственной вилле...
- Значит, вы до сих пор жили там?
- Не совсем. Я большей частью жила у своей подруги. Мой дом расположен как-то особняком, и, честно говоря, мне страшно оставаться там одной, особенно по вечерам. Поэтому я живу в квартире моей подруги по пансиону. Там я прописана, туда мне поступает корреспонденция - насколько женщина вроде меня может получать какую-то корреспонденцию.
- И все-таки брильянты существуют, - повторяю я, чтоб отвлечь ее от ненужных мне подробностей. - И только этим можно объяснить возню, которая наблюдается вокруг вас и вашего дома. Не говоря об убийствах...
- О да, прошу вас, не надо говорить об убийствах.
- Согласен. Поговорим о более чистых и невинных вещах. А существует ли что-либо более чистое и невинное, чем роскошный брильянт?
- Может быть, и нет. Вам виднее. Должна признаться, драгоценные камни меня совершенно не интересуют. И если эти брильянты не легенда, а реальность, и если когда-нибудь они попадут в мои руки, можете не сомневаться, я тут же продам их первому попавшемуся ювелиру.
- А зачем? Вы нуждаетесь в деньгах?
- Вовсе нет, по крайней мере если речь идет о моих собственных потребностях. Отец обо мне хорошо позаботился, обеспечив мне пожизненную ренту. Но если бы у меня была большая сумма денег, по-настоящему большая сумма, я построила бы в Лозанне, на берегу озера, светлый и солнечный детский дом Я даже место уже подобрала - большущий парк с полянами и высокими деревьями. Вы не ошиблись: в этих пансионах у меня было невеселое детство, и притом, заметьте, в довольно дорогих пансионах. А каково живется детям бедняков? Мой дом, если я его когда-либо построю, будет только для бедных детей.
- Мечта у вас благородная, - признаю я. - Но, вынашивая такую красивую мечту, вы, вероятно, возлагали надежды на что-то определенное?
- Вы угадали. - На ее лице появляется едва заметная улыбка. - Но раз уж мы заговорили о мечтах, как бы поступили вы лично, если бы вам досталась горсть брильянтов?
- У меня к камням нет никакого интереса.
- Ну а к деньгам, которые можно за них получить?
- Тоже.
- Значит, если бы они вам достались, вы просто выбросили бы их?
- Нет, конечно. Но я с удовольствием уступил бы их тому. у кого на них больше прав, чем у меня. - Однако, поймав ее взгляд, ее детски недоверчивый взгляд. я спешу добавить: - Я понимаю, это может показаться невероятным, но я сказал правду. Это вовсе не означает, что я совершенно бескорыстен. И если наш разговор будет вестись искренне, как он и начался, я, пожалуй, мог бы довериться вам и сказать, в чем состоят мои интересы.
Она снова смотрит на меня, но теперь недоверие в ее взгляде начинает исчезать. И, как бы желая оправдать мои ожидания, она произносит с неподдельной простотой:
- Я знаю об этих брильянтах, мосье Лоран. И не из сплетен, а от моего отца. Именно на них я возлагала свои надежды, о которых вы только что упоминали. Еще несколько лет назад, когда я услышала о камнях, я решила придумать что-нибудь, что придало бы моей жизни какой-то смысл.
- Ваше намерение достаточно благородно, и в этом ваше преимущество перед остальными претендентами, - признаю я.
- По-моему, мое преимущество гарантируется законом о наследовании, усмехается Виолета.
- В определенном смысле - да, а в определенном - нет, - не слишком внятно комментирую я. - Не знаю, что вам рассказывал отец, но история этих брильянтов не так уж проста.
- Отец не вдавался в подробности. Он просто сказал мне однажды, что когда-нибудь мне достанется в наследство коробочка с камнями, которая искупит полное одиночество, на которое я была обречена... Бедный папа. Он воображал, что для меня оно было сплошным страданием...
- Неужто одиночество вас не гнетет?
- Нисколько. Если мне что-то внушает страх, так это общение с людьми, но вовсе не одиночество. А судить обо мне по моей кажущейся болтливости не стоит, вы можете прийти к ошибочному заключению. Я ужасно необщительна, мосье Лоран.
- Но ведь человек нуждается в общении.
- Я тоже. Но лишь с детьми. И если я добиваюсь принадлежащего мне по закону, то вовсе не для того, чтобы копить капитал в банке. Только, судя по вашим намекам, мое право на эти камни не так уж бесспорно, как утверждал отец...
- Я этого не говорил.
- Не надо меня успокаивать. Я хочу слышать всю правду. И если брильянты действительно мне не принадлежат - можете быть уверены, я не стану на них посягать, если даже вы положите их вот здесь, передо мной, на этом столе.
- К сожалению, я не в состоянии этого сделать. А рот открыть вам всю правду могу. Речь идет о десяти брильянтах исключительной ценности, один из которых, самый маленький, ваш отец продал, это было довольно давно, так что теперь их девять. Когда-то они принадлежали одному греческому миллионеру, но нацисты ограбили его, а потом продали награбленное вашему отцу, который, разумеется, мог и не знать о происхождении камней...
- И все-таки они краденые...
- Что ж, верно. Но бывшего владельца давно нет в живых, а наследники тоже отсутствуют - значит, никакого законного претендента не существует, не говоря уже о том, что вся эта история имеет немалую давность.
- И все-таки они краденые... - повторяет девушка как бы про себя.
- Однако ваш отец их не украл. И, по-видимому, он заплатил за них довольно солидную сумму.
- Действительно... - снова произносит она как бы про себя. - Может, вы и правы. И все же, должна признаться, после вашего рассказа эти брильянты внезапно померкли в моих глазах...
"Точь-в-точь как белый сапфир Розмари", - мелькает у меня в уме.
- Раз вы решили употребить их на такое благо родное дело, они никоим образом не должны меркнуть в ваших глазах, - твердо говорю я. - Разве будет лучше, если они попадут в руки мошенников и стяжателей?
- Хорошо, если так. - отвечает она все еще с ноткой неуверенности в голосе. Потом возвращается к прежней теме: - А в чем состоят ваши интересы?
- Поскольку я уже проникся доверием к вам и поскольку вы болгарка, я вам отвечу прямо...
- О, болгарка! Сильно сказано, - замечает она, и на лице ее появляется анемичная улыбка. - Никогда в жизни не видела Болгарию.
- А вам не хотелось бы ее увидеть?
- Зачем? Меня с этой страной ничто не связывает. Да и путешествовать я не любительница. Каждое путешествие приносит разочарование. Как и новое знакомство. Как любая перемена. Издали все кажется лучше. И этот мир лучше, когда на него глядишь из окна своей комнаты, из "окна" телевизора. Реальность всегда уродливей, чем ее изображение. В реальной жизни нам вечно досаждают неудобства: жара или холод, дурные запахи или назойливые мухи, вынужденная усталость и чрезмерная потливость... - Она замолкает. Потом опять спохватывается: - Вы что-то начали было рассказывать,..
- Да, о моих собственных интересах. Один человек - скажу прямо, бывший полицейский - оставил в свое время вашему отцу на хранение кое-какие списки. Отец ваш взял их просто так, чтобы оказать услугу своему старому знакомому. Только знакомый давно умер, а списки все еще существуют, и если бы они попали в чьи-то грязные руки, то могли бы причинить немало неприятностей людям, имена которых в них фигурируют.
- Вы хотите сказать, что именно эти бумаги вам нужны...
- Именно. Только я понятия не имею, где они находятся, и, так как вам они совсем ни к чему, как, впрочем, и любому другому, кроме какого-нибудь злоумышленника, я бы просил вас в случае, если вы их найдете...
- Зачем мне их искать? - останавливает меня Виолета самым обычным тоном. Я знаю, где они находятся. Если, конечно, это то самое, что вы ищете: тоненькие узкие полоски бумаги, на которых значатся разные болгарские фамилии.
- Должно быть, это они и есть, - киваю я, стараясь в свою очередь, чтобы мои слова тоже звучали как можно более обычно.
- Вы можете получить их завтра же. Они в банковском сейфе моего отца. Но, уверяю вас, в этом сейфе нет ничего другого, кроме никому не нужных старых бумаг.
- Ничто другое меня не интересует, - бормочу я. - Тогда давайте завтра же подъедем к банку, - предлагает она, явно довольная, что может порадовать меня тем, что для нее самой не представляет никакой ценности.
- Чудесно. Только надо сделать так, чтобы люди, не в меру любопытные по отношению к вам, этого не заметили. Банк, сейф... Этого им вполне достаточно, чтобы вспомнить про брильянты.
Она молча кивает. Потом вдруг ей приходит поистине гениальная идея. Она лезет в сумочку и подает мне маленький секретный ключ.
- В таком случае поезжайте вы один. Вот вам ключ. Только запомните шифр: "Зебра". В этом банке вместо цифрового шифра применяется буквенный.
Поблагодарив, я беру ключ и с безразличным видом сую его в карман, все еще не в состоянии поверить в случившееся. Потребовалось провести столько сложных комбинаций, потратить столько времени на подслушивание и выжидание, столько раз идти на риск и вступать в отчаянные схватки, чтобы в один прекрасный момент в каком-то кафе, где безраздельно властвуют шляпы бабушек, какое-то невинное существо небрежно сунуло руку в сумочку и вручило тебе ключ от секретного архива.
