- Лучше, чтобы никто не слышал, - объяснил он еле уловимым голосом. Это Билль Ритчи.
- Из Мадрида?
- Нет. У него для вас важная новость. Не называйте его по имени!
Мун взял телефонную трубку.
- Это вы, мистер Мун? - раздался взволнованный голос Ритчи.
- Да, я вас слушаю.
- Я в Малаге. Приезжайте сюда. Я не один.
- С вами приехала Гвендолин? - Как бы Мун ни был уверен, что донесение Роберто Лимы предлог, чтобы выманить его из Панотароса, бессвязные слова старого актера можно было истолковать только таким образом.
- Нет, вас обманули. Я сидел весь вечер в этом кабаке. Ну, "У семи разбойников" на площади Пуэрта-дель-Соль. Гвендолин не пришла. Как вы мне велели, я расспросил официантов, хозяина, даже посетителей. Такой и в помине там не было. На всякий случай я еще раз зашел сегодня перед отлетом. Вижу доктор. Совершенно пьян. Судя по тому, как он швырял деньги на стойку, доктор здорово разбогател.
- Какой доктор? - Муну даже показалось, что пьян скорее сам Билль Ритчи.
- Ну тот, который лечил меня бесплатно. Помните, я вам о нем рассказывал много хорошего.
"Доктор Энкарно?" - чуть не вырвалось у Муна. Но он сдержался и лишь прошептал:
- Он узнал вас?
Сердце лихорадочно билось. Слова Билля Ритчи при всей их намеренной уклончивости ни к кому иному, кроме доктора Энкарно, не могли относиться.
- Сначала не узнал, он был очень пьян. А потом...
- Что потом? Что потом? - судорожно повторял Мун, а в голове звенела одна настойчивая мысль: "Надо лететь в Мадрид, разыскать там доктора Энкарно. Лететь! Немедленно!"
Билль Ритчи все не отвечал. Наконец после целой вечности в трубке раздался чужой голос:
- Сеньор Мун? Будьте вечером на крепостном валу. Мы вас там найдем.
И тогда Мун скорее чутьем, чем разумом, понял, что ехать в Мадрид незачем.
...Номер профессора выходил на площадь. На ней сооружали что-то наподобие триумфальной арки, стук топоров все время врывался в их беседу. Профессор тоже курил сигары, и Мун с удовольствием воспользовался его бразильскими "Супериор". Извлеченная из чемодана бутылка "Наполеона" способствовала установлению непринужденной атмосферы. Но как только Мун заговорил о радиоактивности, профессор с улыбкой сослался на военную тайну.
- Единственное, что могу вам сказать: вместе со мной прибыла самая совершенная аппаратура, когда-либо использованная для обнаружения зараженных частиц. Такая же находилась на борту самолета "Глоб-мастер", потерпевшего несколько дней назад аварию в горах.
Постепенно беседа приняла теоретический характер.
- Лучевая болезнь еще мало изучена, и против нее нет эффективных средств. Пересадка костного мозга, примененная французами для спасения югославских ученых, не всегда дает положительные результаты. Люди умирают и будут умирать до тех пор, пока не добьются абсолютного запрета любых испытаний ядерного оружия.
- А Панотарос? - Мун надеялся, что коньяк развяжет профессору язык.
- Прошу без провокаций. - Профессор понимающе улыбнулся. - Видите ли, серьезной опасности в данном случае подвергался только тот, кто находился в непосредственной близости от расколовшейся бомбы, причем достаточный срок, чтобы гамма-лучи оказали свое воздействие.
- Вы что-нибудь понимаете в отравлениях? - внезапно спросил Мун.
- Не больше любого врача. Во время войны мне пришлось работать на госпитальном судне, там каждому в первую очередь приходилось быть хирургом. После капитуляции к нам доставили нескольких получивших серьезные лучевые ожоги японцев. Этому обстоятельству я и обязан своей теперешней специальностью.
Мун все же решился рассказать про смерть Шриверов и свои предположения. Перечисление симптомов заставило профессора нахмуриться.
- Видите ли, эти недомогания присущи множеству болезней, начиная от некоторых желудочных заболеваний до лучевой включительно. Но, учитывая, что перед этим двое местных жителей также отравились колбасными консервами, я на месте доктора Энкарно скорее всего поставил бы тот же диагноз.
- Вы забываете, что исчезла дочь Шривера. Так что дело вряд ли в консервах.
- Одно не противоречит другому. - Профессор покачал головой. - Яд, известный под названием ботулин, является продуктом естественного органического распада. Но его научились создавать синтетическим путем. Например, уже несколько лет ботулин находится на вооружении нашей армии. Его можно шприцем впрыснуть в банку, прокол будет почти незаметным.
Их прервал громкий стук в дверь.
- Войдите, - пригласил профессор.
- Тысячи извинений! - В дверях показалась голова. - Я маркиз Кастельмаре! Сеньор Мун, не могли бы вы выйти на минутку?
В коридоре Мун столкнулся с доном Бенитесом и доном Брито. Тяжело дыша, они тащили скатанный ковер. Потеряв равновесие, портье выронил картину, которую ухитрился зажать под мышкой. Маркиз подхватил ее и, чуть не стукнув Муна по голове, пробормотал:
- Девять тысяч извинений! Кстати, в вашей комнате висит какой-то бородатый тип. Он вполне сойдет за моего деда по материнской линии - герцога Вильяэрмосу.
- Может быть, вы объясните...
- Завтра приезжает жених моей дочери, он сопровождает министра. Надо привести замок в приличный вид. Чего только не сделаешь ради счастья дочери! Да, совсем забыл. Приглашаю вас на банкет. Не удивляйтесь, генерал Дэблдей выдал мне пособие... Великим инквизиторам есть чему поучиться у него! Так вы одолжите мне для фамильной галереи этого типа?
- Если вас не смущает, что он крутит шарманку, пожалуйста.
- Это как раз удачно! Герцог обожал музыку! - И, вихрем ворвавшись в комнату, маркиз забрался на стол и рванул картину к себе. На месте, где до этого торчал гвоздь, образовалась огромная дыра. Маркиз спрыгнул со стола и заметался по комнате.
- Вы не возражаете, если я прихвачу заодно и эту вазу? А это зеркало? Какая аристократическая пепельница!
- Она с видом отеля "Голливуд", - предупредил Мун.
- Ничего, сойдет, под окурками все равно не будет видно. Дон Брито, тащите это красное кресло, оно по цвету как раз подходит к гобеленам из Малагского художественного музея.
Сам маркиз проворно схватил другое кресло. Пытался взвалить себе на спину, но со стоном опустил на пол.
Дон Брито, еле подавив крик, бросился к нему на помощь, но маркиз отстранил его нетерпеливым жестом:
- Чепуха! Сеньор Мун еще подумает бог весть что! Тащите мебель в машину и ждите меня! - Обождав, пока его добровольные помощники вышли, маркиз повернулся к Муну: - Не обращайте внимания! Просто голова что-то кружится в последнее время. Немного отдышусь, и все пройдет.
- Вам следовало бы обратиться к врачу, - посоветовал Мун.
- Что же, так и сделаю. - Маркиз через силу выдавил из себя улыбку. Дождусь доктора Энкарно и пойду к нему с исповедью.
- Доктора Энкарно? - тревожно переспросил Мун, вспоминая телефонный разговор с Биллем Ритчи.
- А как же! У меня предчувствие, что он скоро вернется. - Маркиз многозначительно посмотрел на своего собеседника. - Кстати, о пропавшем письме. Думаю, что и оно скоро найдется.
- Еще одно предчувствие?
- На этот раз скорее результат логического размышления. Хоть я и не такое светило, как знаменитый Мун и его не менее знаменитый помощник Дейли... Между прочим, несмотря на ваши отчаянные призывы, он что-то долго не едет. И самое удивительное, вас это совершенно не огорчает.
- Лишь потому, что вы со своей проницательностью полностью заменяете его. - Мун предпочел отделаться шуткой. - Как же с письмом?
- Я говорил с доном Бенитесом и сынишкой начальника почты. Они, естественно, мало что помнят - воздушная катастрофа и смерть Шриверов не самое подходящее лекарство для укрепления памяти. Но, имея в виду именно эту нервозную атмосферу, можно предположить, что девятнадцатого марта, когда Хуанито принес письмо, портье машинально расписался за него и отложил в сторону, поскольку миссис Шривер отсутствовала. А на следующий день, узнав о ее смерти, так же машинально написал "Адресат выбыл" и отослал обратно.
Мун порывисто вскочил.
- По вашему лицу видно, что вы собираетесь бежать на почту, - остановил его маркиз. - Хотя и не разделяете моего убеждения, что письмо предназначалось для матери, а не для дочери. Не будем гадать. Начальник почты по моей просьбе отправился в Пуэнте Алсересильо и с минуты на минуту должен вернуться. А теперь помогите мне добраться до машины...
В гостинице следы охватившей Панотарос паники становились все заметнее. Грохотали двери, взад и вперед сновали горничные. Суетились нагруженные сумками, фотоаппаратами и плащами постояльцы. Лестницей всецело завладели оборванцы, встретившие Муна в день приезда. Согнувшись под тяжестью чемоданов, они спускались вниз, складывали поклажу в холле и с веселыми криками снова бежали наверх. Для них поспешное бегство туристов означало возможность заработать хоть несколько грошей. Мун, к своей радости, заметил среди них Педро. Судя по огромному, взваленному на спину чемодану, его недомогание прошло.
