Ознакомительная версия.
Всеволод Петрович еще долго говорил о психике, логике, восприятии… слова плавно перетекали одно в другое, сплетаясь в причудливые узоры речи, но Игорь уже особо не вслушивался. Он получил ответ на вопрос и в то же время не получил.
Могла ли Ольга убить? Могла.
Убила ли? Неизвестно.
Неизвестно, сколько времени я провела в пустом больничном коридоре, прислонившись к стене. Знакомые зефирно-розовые тона вызывали неприятные воспоминания и совсем уж непонятную дрожь. Часов нет, а время ползет медленно-медленно… как желтая в мелкую крапинку божья коровка по темно-зеленому глянцевому листу монстеры. Из-за запертой двери не доносится ни звука, впрочем, не стала бы я подслушивать, не мое это дело.
Ольгушка… ласковая Ольгушка, которая боялась, что ее убьют… радовалась, приглашая меня в гости… назвала содержанкой в присутствии всего благородного семейства… то ли подбросила, то ли нашла нож в моей кровати… Ольгушка любит смотреть альбомы с репродукциями и гулять по утрам и не любит овсянку с изюмом.
Ольгушка – убийца? Странно. Слишком странно, чтобы принять, не говоря уже о понимании.
Следом пришла мысль – а я ведь в городе. Достаточно выйти из здания администрации, потом по выложенной мелким булыжником тропинке мимо кустов сирени и до ворот… и плевать на Бехтериных, точнее на одного конкретного Бехтерина, который за запертой дверью беседует с Всеволодом Петровичем об Ольгушке… а возможно, и не только о ней, я ведь тоже какое-то время провела в «Синей птице».
Параноидальные мысли. Нужно успокоиться, в конце концов, какое Игорю дело до меня? Никакого. Есть сделка, договор, заключенный по обоюдному согласию между двумя сторонами и так далее по пунктам контракта.
Я ждала долго, почти уснула и, когда хлопнувшая дверь разрушила спокойную дремоту, даже расстроилась. Игорь был задумчив, молчалив, и только карандаш, который он беспрестанно вертел в руке, выдавал некоторую нервозность. Я не стала ни о чем спрашивать – условия сделки не предусматривали излишнего любопытства, да и опыт подсказывал, что чем меньше знаешь, тем легче жить.
Наша совместная поездка в город вызвала неоднозначную реакцию в семействе Бехтериных, им было любопытно, и в то же время никто так и не решился спросить прямо, куда и зачем мы ездили. Только Василий, отложив в сторону газету, поинтересовался:
– Как прогулка?
– Замечательно, – ответил Игорь. Ну да, замечательно, просто великолепно…
– Гулять вообще полезно для здоровья, – наставительно заметила тетушка Берта. Улыбается, подслеповато щурится – и веер в руках привычной деталью. Тетушка мила и приветлива, чуть более мила и приветлива, чем обычно. Интересно, заметил это хоть кто-нибудь?
Хотя о чем это я, здесь не принято замечать чужие странности.
Ольгушку я нашла в саду, она сидела на траве, белый сарафан с вышивкой, распущенные волосы, в руках растрепанный букет ромашек. Идиллическая картина…
– Привет, – Ольгушка не улыбается, смотрит чуть настороженно, а мне неловко.
– Привет, – присаживаюсь рядом, трава сухая, по-летнему жесткая, покрытая тонким слоем пыли, касаться ее неприятно. На коленях Ольгушки снег оборванных лепестков, на сарафане – грязно-зеленые травяные пятна, а рядом, на земле россыпью желтые сердцевинки цветков. – Гадаешь?
– Знаю. – Она отбрасывает волосы назад. – Гадать – это так… чтобы заняться чем-нибудь. Все чем-то заняты, и я тоже… Кто-то гуляет по ночам… кто-то подсматривает… кто-то охотится за тем, что принадлежит другому… кто-то врет. А я вот обрываю лепестки. Как ты думаешь, ей больно?
А глаза у Ольгушки темные, не сами по себе, из-за зрачков, которые расползлись, растеклись чернотой, вытеснив прочие оттенки, узкое колечко радужки лишь подчеркивает эту безумную черноту.
– Держи, – она протянула ромашку, хилый стебелек, вялые, опущенные листья и поникшая гроздь белых цветов. – Лучше мучить цветы, чем людей, правда?
Тайник был самодельным и донельзя странным. Изнутри его выстилал прозрачный полиэтилен, достаточно толстый, чтобы изолировать содержимое ящика от воды, дополнительный слой пенопласта, видимо с той же целью.
Левушка простучал каждую стенку ящика, одну даже распотрошил, распоров полиэтилен и раскрошив пенопласт в скрипучие белые комки. Пусто. Ни наркотиков, ни оружия, ни вообще чего-либо, поддающегося пониманию. Левушкина добыча представляла собой набор донельзя странный: брелок в виде сердечка, крошечный фонарик, несколько магнитов, керамическая тарелка с нарисованным мостом и надписью «I love London» и газета, судя по дате, четырехлетней давности.
– Поздравляю с находкой. – Ехидный голос заставил Левушку подскочить от неожиданности. Ну вот, теперь придется оправдываться… щеки предательски полыхали жаром, наверное, со стороны все выглядело донельзя забавным, недаром Василий Бехтерин скалится во все тридцать два зуба. – Наша милиция не только услужлива, но и любопытна не в меру.
– Д-добрый день. – Левушка давно уже не попадал в ситуацию настолько несуразную. Отпираться, что он оказался здесь случайно, не имело смысла, белый снег раскрошенного пенопласта прямо-таки кричал о вторжении в чужую жизнь.
– Неужели у нас и милиционеры в «Поиск» играют? – Тон у Бехтерина нарочито-вежливый, дружелюбный, только вот Левушке в это дружелюбие не верится. – Хотя, конечно, сомневаюсь. Нет, ты не думай, у нас в компании люди разные встречаются, но ты из другого теста… кстати, тебе в детстве не говорили, что трогать чужое нехорошо?
– А это чужое?
– Ну не твое точно. Что, сдала-таки, сучка любопытная? – теперь Василий глядел в глаза с откровенным вызовом. – Скажи, в следующий раз так заведу, что хрен выберется.
– Так это ты был?
– Я. Ну, давай, спрашивай, отвечу, пока добрый, а ты взамен уберешься и вернешь все, как было, ясно? И раз уж нашел, то будем считать тебя игроком, временно, конечно.
– Значит, это игра? – разоренный ящик выглядел жалко, и к Левушкиному смятению добавилось чувство стыда, а также облегчение оттого, что не стал звонить Петру… вот бы смеху-то было. А Бехтерин отвечать не торопится, стоит, засунув руки в карманы, покачивается с пятки на носок, разглядывает…
– Игра, – наконец соизволил подтвердить Василий. – «Поиск» называется. Вообще-то у нас своя ветка, но иногда и в общую информацию даем. Смысл… мечтал когда-нибудь клад найти? Можешь не отвечать, все мечтали, а некоторые и до сих пор. Вот мы клады и прячем, а потом оставляем координаты по GPS, так что те, у кого есть желание, получают неплохую возможность реализовать детские мечты.
Заметно было, что все это Бехтерин рассказывает отнюдь не в первый раз, выверенные слова, заученные предложения, но если вдуматься – какой, однако, бред.
– И это клад? – Левушка с сомнением поглядел на разложенные на земле сокровища. Сердечко – то ли хрусталь, то ли обыкновенное стекло – искрилось многочисленными гранями, сваленные кучкой магниты выглядели жалко, а керамическая тарелка блестела слоем глазури.
– Для кого как. Какая разница, что найти, главное – сам процесс поиска, азарт, адреналин. Можешь считать нас психами, но каждый ведь развлекается по-своему. Да и ничего противозаконного нету. Я эту точку заложил, я координаты дал, и сложность у нее четыре балла из пяти.
– А вчера? Сам спрятал, сам нашел?
– Типа того, – усмехнулся Василий. – Лапочка одна попросила рейтинг повысить, в соревнованиях поучаствовать охота, а точек нужного уровня не хватает, вот я и помог хорошему человеку… заплатила, так отчего б и не помочь?
– Ночью и в грозу? – все-таки предложенное Бехтериным объяснение не нравилось Левушке, вот до зубовного скрежета не нравилось своей неестественностью. Взрослые люди – и такой ерундой занимаются.
– Ночью, и в грозу, – подтвердил Василий и, присев на корточки, принялся складывать содержимое тайника обратно в ящик. – Тут своя система, доверяй, но… по каждой точке учет, очень простой, когда человек находит клад, он отправляет сообщение куратору, где указывает свой ник, а также дату предыдущего вскрытия и ник искателя, вон они, записаны.
Василий продемонстрировал сложенный вчетверо тетрадный лист с непонятными значками.
– Если совпадает с данными по точке, то засчитываются баллы, в зависимости от степени сложности. За поиск ночью баллы удваиваются. Поскольку информации о том, кто открывал тайник, у меня не было, пришлось тащиться… хотя, конечно, пора бы завязывать. Поначалу все это в кайф, а потом приедается, да и несолидно как-то серьезному человеку ночью по болотам прыгать. Да и милиция, опять же, начинает проявлять нездоровый интерес. И в объяснения не верит. Ведь не поверил же?
Не поверил, ну не то чтобы совсем, потому как объяснение выглядело логичным, но в то же время Левушку не отпускало ощущение, что его дурят.
Ознакомительная версия.
