Я покачал головой. Теперь я понимал, как ему удалось завоевать расположение Франсуа. Похоже, он знал свое дело, был безупречно честен и ко всему относился легко. Редкое качество при его профессии. Обычно о профессионализме телохранителя судят по его мрачному виду… А вот Баджи не боялся шутить. Но что-то говорило мне: этот парень — настоящий профессионал.
— Как вы стали телохранителем? — спросил я, когда мы свернули с окружной.
— О, это долгая история.
— Я обожаю долгие истории.
— Тогда я вам изложу ее в форме director's cut.[41] Во Францию я приехал в возрасте пятнадцати лет, — начал он.
— Приехали откуда?
— Из Сенегала. В школе я продержался всего два года, потому что ничего не понимал. Не только в делах учебных, но вообще в жизни. Уверяю вас, если родился и вырос в Африке, а потом вдруг попал в Париж, испытываешь настоящий шок. Я не чувствовал себя счастливым. Мне не нравились люди, не нравились девушки, не нравился климат. Мне мало что нравилось, разве только телевидение. Короче, не стерпев насмешек в школе, я совершил самую большую глупость в своей жизни.
— Какую?
— Поступил в училище морских пехотинцев и коммандос в Лорьяне. Потом меня включили в группу Панфантеньо.
— Мне это ни о чем не говорит, — признался я.
— Вы поймете, если я скажу, что специализацией этой группы была рекогносцировка местности и тактическая разведка. Обычно мы занимались сбором информации, внедрением и эвакуацией агентов… Такого рода развлечения.
— Гениально.
— Согласен с вами. Я стал специалистом по боевым действиям на ограниченном пространстве, и это не всегда бывало забавно. Я принимал участие в операциях, о которых сохранил не одни только приятные воспоминания…
— Операциях какого рода?
— Несколько командировок в Ливан, в период между восемьдесят третьим и восемьдесят шестым годами, потом на Муруроа, Каморы, в Залив. В Сомали, где я участвовал в эвакуации выходцев из западных стран…
Я озадаченно поднял брови.
— Угу, — подтвердил он с улыбкой. — Не одни только приятные воспоминания. Я служил до двадцати девяти лет. Не то чтобы мне это совсем не нравилось, но годы шли, и я все чаще жалел о том, что бросил учебу. Может, это выглядит глупо, но я считал, что совершил промах… Конечно, я вовсе не собирался опять удариться в естественные науки! В общем, когда мне исполнилось двадцать девять лет и мы завершили одну из наших операций в Боснии, я решил скинуть форму. Стал думать и, применив армейскую выучку, понял, что лучше мне заняться информатикой или безопасностью. Мало-помалу я пришел к выводу, что нужно изучать право.
— Даже так?
— Трудно поверить, а? Верзила негр прямиком из казармы, морской пехотинец и коммандос, на факультетской скамье!
— Степень бакалавра получили?
— Нет, сначала нужно было получить диплом за два года. Мотивация у меня была колоссальная. Потом я сумел поступить на факультет.
— Поздравляю!
— Спасибо. Мне очень хотелось учиться, но возникли финансовые проблемы. Поэтому я организовал фирму, которая специализировалась на охране политиков. С таким CV,[42] как у меня, я быстро оказался на площади Бово. Я был сам себе хозяин, сначала нанял двух ребят, через пять лет нас стало восемь, и, откровенно говоря, жаловаться мне грех. А вы? Чем вы занимаетесь?
Я фыркнул:
— Я? Гм. Сам не знаю. Прежде я писал всякие похабные истории для нью-йоркского телевидения, а теперь работаю живой мишенью для всех мафиози мира!
Софи мы нашли на последнем этаже Центра Помпиду, на террасе кафетерия. Мне удалось дозвониться на ее мобильник, и я кратко обрисовал ей ситуацию. Клэр Борелла, стрельба, Франсуа…
Когда я подошел, она обняла меня и испустила глубокий вздох.
— Хотите бросить? — спросила она с огорченным видом.
— Напротив, никогда я так не хотел продолжать!
Она кивнула, затем поздоровалась с телохранителем, стоявшим у меня за спиной. Я представил их друг другу.
— Софи де Сент-Эльб, Стефан Баджи, друг Франсуа, предложивший нам свою помощь. Он работает в службе личной охраны…
— Очень приятно. Как это произошло? — спросила Софи, схватив меня за руку.
— Сам не знаю, — признался я. — Думаю, что за Клэр Борелла уже давно следили. Увидев, как я вошел, отдали приказ стрелять. Это самое простое объяснение, какое пришло мне в голову. Клэр получила пулю в плечо, а мне неслыханно повезло.
— Пора нам заканчивать. Не знаю, как ускорить все это. Полагаю, первым делом нужно найти Камень…
— Я попросил Франсуа собрать информацию о нем. Ну а вы как, закончили? — спросил я.
— Если вы имеете в виду рукопись Дюрера, да.
Посетители кафетерия странно на нас посматривали. Трудно было не заметить меня — с перевязанными ладонями, и Баджи — с его широченными, как двуспальная кровать, плечами. Мы уселись за столик. Софи взяла мои руки в свои: длинные царапины выходили из-под под бинтов.
— Вам больно?
— Нет-нет.
Баджи откашлялся, прежде чем вступить в разговор:
— Мне очень жаль, но надо бы кое-что проверить.
— Что? — спросил я.
— Ваш мобильник… он зарегистрирован на ваше имя?
— Нет. Я купил временную карту и назвался вымышленным именем.
— Прекрасно. А что у вас? — спросил он, повернувшись к Софи.
— У меня обычный мобильник… на мое имя… Вы думаете, что…
— Да, — оборвал ее Баджи. — Вам нужно вынуть чип прямо сейчас. Было бы разумнее, чтобы вы тоже купили временную карту. Кроме того, в машине у меня бронежилеты, и вам обоим следовало бы их носить.
— Вы шутите? — фыркнула Софи.
— Нет, он не шутит, — вмешался я. — Полагаю, он прав. Уверяю вас, пуля прошла совсем рядом, и мне хочется нацепить на себя все бронежилеты мира!
— Ладно, я согласна, — сдалась Софи.
— Наденете их, как только сядете в машину, — распорядился Баджи. — Мне жаль, что приходится навязывать вам это, но…
— Я понимаю, — кивнула Софи.
Я снова улыбнулся и, опершись на стол, придвинул свой стул поближе к ней.
— Ну? — спросил я. — Рукопись…
— Да. Рукопись. На чем мы остановились? — в некоторой растерянности сказала она.
Я улыбнулся. Наш разговор казался совершенно сюрреалистичным здесь, на самой верхотуре Центра Помпиду.
— Мы дошли до Карла Великого, — подсказал я.
— Ах да. Вы действительно хотите, чтобы я рассказывала сейчас?
— Ну хоть начните!
— Подождите! — предложила Софи. — Давайте сначала закажем по стаканчику. — Не откажусь выпить немного виски, — согласился я. — Баджи, вам что-нибудь взять?
— «Перье рондель», — автоматически отозвался телохранитель.
Софи сделала заказ.
— Ну, — настойчиво повторил я. — Вы должны рассказать мне, каким образом Йорденский камень перешел от Харуна ар-Рашида к Карлу Великому.
Софи взглянула на меня с симпатией и одобрением. Ей казалось забавным, что мне так не терпится узнать о ее открытиях. История Йорденского камня и в самом деле была захватывающей, но больше всего мне хотелось покончить со всем этим. Я мечтал только об одном: завершить дело и отдохнуть с ней. Позволить себе заслуженный отпуск. К примеру, съездить куда-нибудь, подальше отсюда. Однако сейчас я желал знать.
— В сущности, — начала она, поглядывая по сторонам с целью убедиться, что никто нас не подслушивает, — все и началось с Карла Великого и с его стремления выступить в роли защитника христианства. В то время взоры всех христиан были обращены на Иерусалим. Между тем священный город уже полтора столетия находился в руках арабов.
— Это не облегчало задачу, — заметил я.
— Это было проще, чем могло бы показаться, — возразила Софи. — Как я вам сказала вчера, мусульмане христиан, в общем, не трогали, и обе конфессии сравнительно мирно сосуществовали. Мусульмане молились в мечети Омара, но не препятствовали христианам совершать паломничество к местам, связанным с Христом. Разрешали они и патриарху Иерусалимскому отмечать все праздники торжественным богослужением. А вот христианские общины в Палестине часто становились жертвами бедуинов-кочевников. Именно поэтому Карл Великий решил отправить посольство к халифу Багдадскому с целью улучшить положение христиан.
— Разве Карл Великий не воевал с мусульманами?
— Нет, с этими не воевал. К тому же у них имелись общие враги.
— А именно?
— Испанский халифат, который был постоянной угрозой для Карла Великого и одновременно для Харуна ар-Рашида, поскольку претендовал на власть во всем мусульманском мире. Но главным врагом оставалась Византия. В общем, интересы Карла Великого и Харуна ар-Рашида во многом совпадали, и они могли договориться. Франкские послы были очень хорошо приняты халифом Багдадским. Между семьсот девяносто седьмым и восемьсот вторым годом Карл Великий и Харун ар-Рашид ещё несколько раз обменялись посольствами, и каждое из них получало богатые дары. Самый известный дар халифа императору — знаменитый слон Абуль-Аббас.
