Ознакомительная версия.
Домой Мария возвращалась в глубоком разочаровании. Она уже чувствовала в руках тяжесть денег, полученных в «Консуле». А теперь, из-за глупого недоразумения, придется ждать до завтра.
– Ну вот, – сказала Маша Брунгильде. – Видишь, как неудачно получилось.
Как ни странно, найти родителей Инги оказалось действительно трудно. А Здоровякин-то думал, что недосягаемость господ Сошенко объясняется исключительно нерасторопностью Сережи Воробьева.
Родители Инги, по слухам, то ли являлись нефтяными магнатами, то ли владели сетью дорогих магазинов. Однако деловые круги города на вопрос майора ответили недоуменным молчанием. Никто не знал предпринимателей с такой фамилией.
Илья копнул глубже, привлек друзей. И вскоре адрес Ингиного папули красовался у него на столе.
– Колчаковский переулок, 15. Это где?
– Ой, у черта на рогах, – с готовностью сообщил Ваня.
Он оторвался от увлекательнейшего занятия – расчленял скрепкой комара. Даже при его невероятной загруженности он умудрился выкроить минутку для контакта с природой.
– Я вам покажу на карте.
– Да, самая окраина города. Рядом лес, речка, – сказал Илья. – Представляю, какой дворец отгрохали там господа Сошенко…
Вскоре изумрудная «восьмерка» Здоровякина уже мчалась в сторону Колчаковского переулка. Ехать пришлось через весь город. Район, по предположению Ильи, застроенный виллами богачей, вовсе не напоминал Беверли-Хиллз. Наоборот, справа и слева от разбитой дороги теснились убогие домишки из почерневшего дерева, с кривыми ставнями.
Хибарка под номером 15 не нарушала общей композиции. Дом, где был прописан отец Инги Антон Сошенко, нуждался даже не в ремонте, а в немедленном сносе. Илья подумал, что вряд ли кто-то ему откроет. Он пару раз стукнул в ветхую дверь могучим кулаком, рискуя вызвать обрушение кровли.
Но дверь, как ни странно, открылась.
– Антон Владимирович? – не веря глазам, спросил Здоровякин.
– Он самый! – бодро доложил мужик лет пятидесяти. Его нос был сизым, щеки впалыми и щетинистыми. Глаза жадно шарили по майору. Мужик был давно и беспросветно трезв. Данное обстоятельство, очевидно, невероятно его мучило.
– Парень, ты выпить не принес? – жалобно осведомился Антон Владимирович Сошенко, нефтяной магнат, владелец магазинов.
Здоровякин проигнорировал вопрос.
– Инга Антоновна Сошенко – ваша дочь?
– Дочь. Если она еще об этом помнит.
– Когда вы в последний раз ее видели?
Антон Владимирович тяжело задумался. Молчание повисло между мужчинами осязаемой пульсирующей субстанцией. Они так и стояли на деревянном крыльце. А между тем зеленая городская окраина была ярко освещена июльским солнцем, в лазурном небе метались птицы, пахло травой и цветами.
– Два года назад, – твердо сказал наконец папаша. – В 2001-м. В сентябре. Да, точно. У меня память отличная, хоть и принимаю на грудь. Я сам к ней поехал. Денежек на операцию пытался у доченьки занять.
– И?
– Не дала. Как и следовало ожидать.
– Почему это? – нахмурился Здоровякин.
– Ей самой не хватало. Она как раз джип купила дорогой. Ремонт в квартире затеяла. А тут я на ее голову свалился с просьбами.
– Что за операция?
– Катаракта! – Антон Владимирович приблизился к майору и, оттянув пальцем дряблое веко, продемонстрировал Илье совершенно здоровый, хитрый глаз.
– Кто же дал вам денег на операцию?
– А никто не дал, – махнул рукой Антон Владимирович. – Само прошло. Я ромашку прикладывал, зверобой. Обошлось.
– Серьезно?
Сокрушительная сила народной медицины восхитила Илью. Вот и катаракта отступила. Очередь за гангреной, меланобластомами, псориазом!
– Что ж, видно, Инга хорошо зарабатывала?
– Думаю, неплохо. Она, наверное, и сейчас в этой фирме работает.
– В рекламном агентстве «Кенгуру»?
– Да нет. Как же? Продюсерский центр «Инфа». Впрочем, откуда мне знать. Я два года ее не видел. Моргалы лечил. А я на Ингу, знаешь, не обижаюсь. У нее своя жизнь, у меня своя. Я тоже не очень-то на дочку тратился. Она сама пробивалась.
– А ее мать? Где она?
– Умерла шесть лет назад. Инге было двадцать. Но и тогда мы ее не часто видели. Она в семнадцать из дома упорхнула. И правильно. Ничего хорошего ей здесь не светило. А она девочка красивая, талантливая, – сказал Антон Владимирович.
Сошенко даже не спросил, почему незнакомый мужчина интересуется его дочерью. Этот вопрос его не волновал. Его заботило другое.
– На бутылку дашь? – вкрадчиво заглянул он в глаза Здоровякину. Антон Владимирович притаился в ожидании положительного ответа, даже не дышал. Он надеялся: ему не откажут. Ведь он так добросовестно отвечал на вопросы!
– На. – Илья сунул в руку Антона Владимировича мятую купюру. Он собирался было сказать отцу, что Инга исчезла. Но в папашином взгляде уже полыхал огонь – Антон Владимирович сгорал от жажды и млел в предвкушении близкой развязки.
Он резво спрыгнул с крыльца, едва не уронив малыша Здоровякина, и, не попрощавшись, ринулся за ворота. Наверное, помчался в магазин.
Илья посмотрел ему вслед. Майору было тоскливо. Рассматривая лицо Сошенко, изувеченное временем, пьянством и катарактой, он вспоминал фотографию Инги и увидел черты, унаследованные дочерью от отца: красивый изгиб бровей, эффектный разрез глаз. Они были очень похожи, и кто виноват, что дочь и отец жили как чужие, совершенно не интересуясь судьбой друг друга?
А Инга? Визит к ее папуле добавил к образу девушки новые черты. Сотрудники «Кенгуру» не скупились на лестные эпитеты в адрес красотки – наглая, вредная, настырная. Предполагалось, что подобные качества объяснялись избалованностью Инги, ведь богатые родители создали для дочки рай на земле!
Но теперь Здоровякин знал: Инга в семнадцать лет ушла из дома, и в сражении с нищетой у блондинки был лишь один союзник – ее характер. Она везде пробивалась сама. А в такой ситуации наглость – залог выживания…
Илья сорвал длинную травинку-колосок, вставил в рот и направился к машине. «Сегодня надо обязательно позвонить маме», – вдруг подумал он.
Глава 41
Крутой поворот в Сониной судьбе
Раиса Андреевна Здоровякина, сраженная коварной июльской простудой, не навещала сына и внуков целых две недели. Ей страшно было представить, как жили бедные парни все это время, оставленные на попечение безответственной, рассеянной Марии. Несомненно, голодали. Да и грязью заросли по самую макушку!
Квартира сына, к удивлению, встретила спасительницу тишиной. Свисали, правда, со стен обои, но это являлось обязательным элементом интерьера. Да, если мать с рождения не приучила детей к порядку, исправить ситуацию практически невозможно. Раисе Андреевне оставалось лишь оплакивать факт Машиной педагогической бездарности.
– Мама! – обрадовалась Мария. – Вы!
– Да уж, – буркнула свекровь. – Могли бы и позвонить. Поинтересоваться, куда бабуля запропастилась.
– А Илья разве вам не звонил?
– Так помрешь, никто и не заметит.
– Ну что вы…
– А ты все набираешь вес, Маша!
– Я беременна! – напомнил пончик.
– Разве? Это, кстати, уже не заметно.
Да, Мария настолько раздалась вширь, что на фоне пухлых рук, толстых ног и увесистой груди ее живот выглядел почти и не беременным, а просто хорошо упитанным.
– Где мальчишки? Гуляют?
– Они же в лагере! Илья вам не сказал?
– Ничего не сказал. В каком лагере?
– В английском. На озере Ачаккуль. Классно, правда?
Раиса Андреевна побелела:
– Вы что же… Отправили детей неизвестно куда, неизвестно в какие руки? На озеро, в лес! А клещи?! А если утонут?! А террористы?! Нет, я вас не понимаю. Что вы за родители!
Махнув в отчаянии рукой, свекровь ушла на кухню.
А на кухне она обнаружила нечто невообразимое. Это была всего лишь Брунгильда, в меру лохматая, в меру разукрашенная. Но Раиса Андреевна, не привыкшая к подобным зрелищам, на несколько минут впала в ступор…
В одной руке Брунгильда держала баклажан, в другой – морковь и грустно взирала на дары лета. Здоровякин сдуру приволок два килограмма баклажанов (кто его просил?). И Мария командировала подругу к плите – спасать овощи, пока не разложились.
Программистка достала из шкафа кулинарную книгу (сама она, к сожалению, была таким же шеф-поваром, как и летчиком-испытателем) и громко, четко, по слогам прочитала Брунгильде рецепт. Всего один маленький абзац. Для убедительности Мария добавила пантомиму, сурдоперевод, изобразила, как смогла, и сковородку, и шинкованную морковь. А затем прихватила из холодильника блюдце с тортом и ушла к компьютеру…
Брунгильда не призналась подруге, что впервые видит баклажан в первозданном, необработанном виде. С таким же успехом Мария могла бы делегировать на кухню ежика или русалку – они были бы не менее полезны.
Брунгильда вертела овощи так и эдак. Форма и размер ей очень нравились, они почему-то навевали приятный образ Саши Валдаева. На ощупь баклажаны были так же хороши – шелковистые, гладкие. Но все эти замечательные свойства никак не продвигали Брунгильду к цели. Она не представляла, как справиться с целым пакетом исходного материала.
Ознакомительная версия.
