– Имеется, но он уже две недели как в ремонте.
Никто не заявлял о том, что подвозил Жанена куда бы то ни было. Значит, если он поел…
– Межа, беги к мяснику… Скажите, хозяин, в городке только один мясник?
– Да, и он забивает скотину только раз в неделю…
– Спроси, не покупали ли у него крупный кусок мяса во вторник, между двумя и четырьмя часами?
– Кто?
– Неважно кто…
Межа натянул пальто и со вздохом удалился. Открылась и закрылась дверь, впуская в зал струю холодного воздуха. Тереза вязала, сев поближе к огню. Едва закрывшись, дверь приотворилась снова. Это опять был Межа, делавший комиссару таинственные знаки.
– Что стряслось?
– Шеф, можно на пару слов?
– Погоди… Козырь! Старший треф!.. А вот мой бубновый туз вам не достанется. Вам крышка, господа…
И спросил, поворачиваясь к Межа:
– Что там?
– Дидин на улице стоит… Просит вас пойти с ней… Как будто очень срочно…
– Тереза, подай-ка мне пальто и шляпу. А ты садись на мое место…
Перед тем как выйти на улицу, Мегрэ раскурил трубку. Стояла кромешная тьма. Было очень холодно. Светилось лишь несколько огней да покрытая прозрачными рекламными плакатами витрина бакалейной лавки. Маленькая фигурка Дидин буквально повисла на комиссаре.
– Идемте! Только не вместе… Идите за мной чуть поодаль, чтобы никто не догадался, что я вас веду…
В одной руке она несла полупустой мешок, в другой – небольшой серп, из тех, которыми обычно режут траву для кроликов. Вскоре они прошли мимо дома Альбера Форлакруа, и стоявший на вахте жандарм по-военному отдал комиссару честь.
Время от времени Дидин оборачивалась, чтобы убедиться, что Мегрэ идет за ней. И вдруг она исчезла, словно проглоченная черной дырой, образовавшейся между двумя домами. Комиссар последовал за ней, прямо в темноту. До его руки дотронулась маленькая ледяная ручка.
– Осторожно! Тут стальные тросы…
Днем это место вряд ли выглядело таким таинственным. Но в темноте, следуя за старой сухонькой ведьмой с серпиком и мешочком в руках, Мегрэ никак не мог сориентироваться. Он споткнулся о гору устричных раковин, затем в нос ему ударил сильный и неприятный запах протухшего мусора.
– Шагайте… Здесь проволочная сетка…
Мерзлые кочаны капусты. Они посреди огорода, за домом. Справа и слева тоже были огороды, разделенные заборами из старой проволоки. Неподалеку зашевелилось что-то живое. Кролики в крольчатнике.
– Я пришла нарезать травы для кроликов… – тихо сказала Дидин, вновь устремляясь вперед.
По сути дела, весь городок состоял из одного ряда домов, вытянувшихся вдоль главной улицы. За домами начинались огороды, а позади них был прорыт ров, заполнявшийся морской водой во время прилива. Потом – бесконечные болота.
– Тише… Теперь лучше не разговаривать… Смотрите под ноги…
Она не выпускала его руки. Через несколько мгновений они уже почти бежали вдоль покрытого белой известью забора. Мегрэ увидел слегка мерцающее слуховое оконце и рядом с ним чей-то силуэт. Он узнал таможенника. Старик прижал палец к губам.
Трудно было сказать, что ожидал увидеть Мегрэ. Но, во всяком случае, не ту сцену, что предстала его глазам, когда он заглянул в окошко – сцену тихую, неподвижную, напоминавшую лубочную картинку из тех, что десятилетиями висят на стенах в крестьянских домах, глядя, как одно поколение сменяется другим.
Жюстен Уло отошел, уступив комиссару место у оконца. Оно оказалось настолько низко, что ему пришлось нагнуться. Первое, что он увидел за стеклом, – стоявший на бочке фонарь, ливший в помещение желтоватый свет.
Мегрэ уже понял, что они находятся прямо за домом Альбера Форлакруа. Он заглядывал в небольшой сарай – такие повсеместно располагаются на задворках крестьянских домов. В них обычно сносятся всевозможные пустые бочки, котелки, старые ржавые инструменты, мешки, корзины, бутылки…
В маленькой печке, где, должно быть, готовилась еда для скотины, а под Рождество наверняка жарили свинину, горело несколько поленьев.
Перед печкой сидели двое: один на ящике, другой на перевернутой корзине. Оба были в резиновых сапогах с отворотами у колен, которые у Мегрэ неизменно ассоциировались с тремя мушкетерами.
Оба сильные, высокие, молодые. Два великана в странных одеяниях. Нет, на них была все та же традиционная одежда разводчиков мидий, но в тусклом освещении казалось, что эти два парня сошли со старинной музейной картины.
Один вынимал из кармана сигарету и протягивал второму. Тот тянулся к печке за угольком.
Они разговаривали. Было видно, как шевелятся их губы, но услышать, к сожалению, ничего не удавалось.
Первый молодой человек, тот, что вынул из кармана сигарету и сейчас доставал вторую для себя, был Альбером Форлакруа. Второй, сидевший совсем рядом с печкой, был Марселем Эро, которого Мегрэ узнал с большим трудом – так он зарос светлой многодневной щетиной.
Дидин, прижавшись к комиссару в попытке тоже заглянуть в окошко, прошептала:
– Когда я в первый раз их увидела, они уже сидели вот так не меньше часа. Как раз темнеть начинало. Сын Форлакруа ненадолго выходил за картошкой…
Мегрэ не понял, при чем здесь картошка; упоминание о ней показалось ему нелепым.
– Я не хотела заходить в кафе… Все старалась тихонько поскрестись вам в окошко, но вы играли в карты и не обратили внимания…
Какова мышка! Не достучавшись, она просеменила домой и отправила мужа сторожить!
Интересно, а когда она пошла за травой для своих кроликов, случайно ли оказалась на задворках дома Форлакруа? И если не случайно, то о чем думала, когда пробиралась сюда? Впрочем, не в этом дело. Ее муж отошел на два-три шага и терпеливо ждал.
– Я так и думала, что он вернется, – прошептала Дидин.
– И что встретится с Альбером Форлакруа?
– Тише…
Мегрэ не умел говорить шепотом, поэтому предпочел замолчать.
– Вы их арестуете? Обоих? – прошептала она.
Он не ответил. Не шевельнулся. За спинами у них через равные промежутки загорался маяк на косе Бален, освещая небо своим прожектором, где-то в болотах мычала корова. В портовой гостинице наверняка еще продолжалась партия в пикет, а Тереза с беспокойством спрашивала себя, куда подевался комиссар.
Что же касается этих молодых людей… До сих пор комиссар не замечал, насколько они похожи внешне. Одинаковый образ жизни, соленая вода, морские брызги и ветер придали их коже ровный темно-розовый оттенок, волосы у обоих выцвели…
Оба были массивными и тяжелыми, как все люди, которым изо дня в день приходится бороться с силами природы.
Они курили. Вели неспешную беседу. Глаза их неподвижно смотрели на огонь, и когда Марсель поднялся, чтобы обломком кочерги поворошить что-то в золе, на лице у него отразилась простая, беспечная радость.
Он сказал несколько слов своему товарищу, тот встал и вышел через низенькую дверь. Ему даже пришлось нагнуться. Когда он вернулся, в руках у него было два стакана, которые он наполнил из бочки в углу.
Белое вино! Никогда в жизни Мегрэ так не хотелось белого вина – настолько вкусным оно ему показалось в этот момент. А картошка… Оказывается, картошка там действительно имелась.
На Мегрэ нахлынули детские воспоминания, картинки из книжек Фенимора Купера и Жюля Верна. Он находился во Франции, в самом сердце французской деревни. И в то же время был очень далеко. Эти два молодых человека легко могли оказаться трапперами [13] или выжившими после кораблекрушения моряками на необитаемом острове. Их рабочая одежда была вне времени. А неопрятная густая борода Марселя лишь усиливала сходство.
Своей железкой он вытаскивал из золы черные раскаленные картофелины, и их горячая кожура трескалась под его пальцами, являя желтую дымящуюся мякоть, в которую он тут же вонзал зубы.
В этот момент его товарищ поднялся. Почти касаясь головой потолка, он вынул нож из кармана и срезал две копченые колбасы, висевшие над печкой.
