Тот факт, что спустя пару дней парня заметили в компании копа, еще больше укрепило Чарли в его подозрениях. Этот коп был незнаком Саншайну. На улицах шептались, что он залетный, но Чарли не сомневался, что легавый каким–то образом подцепил мальчишку на крючок и намерен урвать свой кусок жирного пирога.
Устав стоять, Саншайн прислонился плечом к стене, и в этот момент хлопнула входная дверь. Он повернул голову в сторону темного коридора и увидел мальчика, присевшего в углу вестибюля и разрывающего целлофановую упаковку на сэндвиче с копченой колбасой и американским сыром. Саншайн подождал еще две минуты, и, убедившись, что, кроме них, в подъезде никого нет, вышел из темноты. Он возник словно из темного облака, бесшумно ступая мягкими кроссовками, и, приблизившись к мальчику, сказал:
— Не люблю кушать в одиночестве. Ты, я уверен, тоже.
Фелипе поднял голову, пытаясь не показать страх, растерянность и злость на самого себя за то, что позволил застать себя врасплох. Он всегда гордился своим умением предвидеть любую ситуацию, буквально кожей ощущать опасность и, таким образом, выживать в жестоких условиях бездомного существования.
Главным для этого было постоянно оставаться настороже и улавливать все сигналы, подаваемые враждебной окружающей средой.
— Нет, — ответил он сдержанным, без эмоций, тоном, — я люблю побыть один. Можно поразмыслить в тишине.
— Какой аппетитный у тебя сэндвич, — сказал Саншайн, обнажив в ухмылке желтые, крошащиеся зубы. — Он тебе, наверное, обошелся в целый бак пустых алюминиевых банок.
— Подумаешь, деньги! — беспечно откликнулся Фелипе, впившись зубами в сэндвич. — Есть–то все равно надо!
— И жить тоже, — добавил Чарли Саншайн. Сделав шаг вперед, он наклонился и навис над мальчиком зловещей тенью, заслонив от него единственный солнечный луч, падавший сквозь слепое оконце над дверью. — Так что давай, доедай свой сэндвич. Он слишком хорош, чтобы его выбрасывать. А пока будешь жевать, держи ушки на макушке и очень внимательно слушай то, что я тебе буду говорить. Врубился?
— Валяй, рассказывай, — откликнулся Фелипе, — а я пока поем.
— Хозяин бара, Бен Мерфи, отдал тебе то, что принадлежит мне, — заявил Саншайн, обдавая жующего мальчика своим зловонным дыханием. — Верни это мне, и я оставлю тебя в покое до конца твоей жизни. И, кто знает, может, я даже отблагодарю тебя, и тогда ты получишь гораздо больше, чем дал бы тебе старый пьяница.
— О каком вознаграждении идет речь? — уточнил Фелипе, сунув в рот последний кусок хлеба и ища глазами возможный путь, чтобы смыться.
— Пятьсот баксов, — ответил Саншайн, лицо которого было скрыто тенями. — А может, даже тысяча, если там больше, чем я думаю.
— А сколько там, по–твоему? — невинным тоном спросил Фелипе.
— Не шути со мной, ты, дерьмо мелкое! — взвился Саншайн. — У хозяина бара хранились деньги, взятые во время налета. Мои деньги. Но вместо того, чтобы вернуть их мне, он по каким–то еще непонятным для меня причинам передал их тебе. Теперь все это уже не имеет значения, если только ты вернешь их законному хозяину. То есть мне.
Фелипе потряс головой и посмотрел на Саншайна, пытаясь разглядеть в темноте его черты.
— Если бы у меня действительно было то, о чем ты говоришь, стал бы я сидеть в грязном подъезде, жрать поганый сэндвич и ждать, когда заявится кто–нибудь вроде тебя и станет вышибать из меня эти бабки? Я давно валялся бы под большим зонтиком на песочке где–нибудь в Пуэрто—Рико.
Саншайн наклонился и сильно хлестнул мальчика по правой щеке.
— Получи пока голой рукой, — проговорил он сквозь сжатые гнилые зубы, готовые в любой момент вывалиться из десен, — а потом, если понадобится, я возьмусь за нож. Так что побереги здоровье и расскажи по–хорошему все, что мне нужно знать.
— Тебе нужно знать, что я ни хрена не знаю об этих украденных деньгах, — сказал Фелипе. Его правый глаз начал слезиться, а в ушах звенело от удара. — Единственные деньги, которые мне дал Бен, были платой за то, что я прибирался в его заведении. Если тебе нужны они, то ты и тут пролетел, потому что я их уже потратил.
— Я думал, ты умный парень, — процедил Саншайн. — Похоже, я ошибался. — Он поднес руку к вороту рубашки, отцепил нож и указательным пальцем правой руки открыл лезвие. — Уши понадобятся тебе, чтобы слушать, язык — чтобы говорить. Все остальное принадлежит мне.
Саншайн схватил Фелипе за волосы и сильным рывком заставил его встать на ноги, а затем провел кончиком ножа по его ладони. На коже мальчика тут же выступила кровь.
— Это твой последний шанс, ты, грязная дворняжка! Не заговоришь, начну тебя резать по–настоящему.
Фелипе посмотрел в глаза Чарли и улыбнулся.
— Делай, за чем пришел, — сказал он, — только помни: нет меня — нет денег. А сам ты не сможешь их найти, даже если они окажутся в твоем кармане.
— Может, и так, — согласился Саншайн, — но я уж позабочусь о том, чтобы ты не потратил ни цента из этого куша.
— Все равно бабки пропадут. Мне не достанется ничего, а тебе и того меньше.
Саншайн воткнул нож в ладонь мальчика, у которого от боли подкосились ноги и потемнело в глазах. Но именно эта боль не позволила ему упасть на колени.
— Если уж я не получу деньги, то хотя бы позабавлюсь, — прошипел Чарли в ухо Фелипе.
Мощный удар пришелся бандиту чуть ниже затылка, пронизав все его тело острой болью и заставив его упереться руками в стену, чтобы не упасть. После второго столь же сильного удара в левую почку бандит согнулся и стал хватать ртом воздух. Он медленно повернулся и получил третий удар — прямо в лицо. В его носу что–то громко хрустнуло, во все стороны полетели кровавые брызги. Стоя над поверженным Саншайном, Ло Манто вытащил из кармана белый носовой платок, протянул его Фелипе, а затем выдернул из его ладони нож и отшвырнул в сторону.
— Завяжи рану покрепче, — велел он, — и держи руку поднятой. Это поможет остановить кровь.
Внезапно лежавший на кафельном полу Саншайн вцепился обеими руками в ногу Ло Манто. Итальянец поднял свободную ногу и нанес Чарли в лицо удар, от которого его голова откинулась назад, как боксерская груша, передние зубы вылетели начисто, и в стороны снова полетели брызги крови. Несколько секунд Ло Манто смотрел на Саншайна, готовый врезать бандиту еще раз, если тот пошевельнется, а затем повернулся к стоявшему рядом Фелипе. От пережитого потрясения тело мальчика до сих пор била дрожь, а из глаз текли слезы, будто глаза таяли. Некогда белый носовой платок, обмотанный вокруг ладони, пропитался красным, пальцы тряслись, и кровь тонкими струйками стекала к локтю. Фелипе опустил голову, уткнулся ею в грудь Ло Манто и замер, дав наконец волю своему страху. Ло Манто обнял мальчика и крепче прижал его к себе. Фелипе уже плакал. Его худые плечи вздрагивали с каждым всхлипом, а от напускной бравады, которую он демонстрировал в разговоре с Саншайном, не осталось и следа. Он сбросил маску крутого и грубого уличного парня и позволил себе хотя бы на несколько минут стать испуганным маленьким мальчиком. Ло Манто не стал мешать ему, и только ласково и успокаивающе поглаживал мальчика по затылку.
Ло Манто не на шутку разозлился из–за того, что произошло с Фелипе, что его ранил какой–то мелкий уличный отморозок, который валялся теперь в луже крови на полу рядом с ними. Но одновременно с этим ему было приятно, что случившееся окончательно растопило настороженность мальчика по отношению к нему — человеку, которого Фелипе знал всего три дня. Ло Манто, как и Фелипе, умел контролировать свои слабости и не показывал их никому, особенно противнику. Он прятал свой страх и чувство уязвимости на протяжении стольких лет, что сейчас, наверное, не смог бы вытащить их на поверхность, даже если бы захотел. Если бы только бандиты знали правду про копа, у которого, как они считали, было каменное сердце!
— Извини, — сказал Фелипе, поднимая заплаканное лицо и глядя на Ло Манто. — Со мной такое нечасто случается.
— Ты это про слезы? — уточнил Ло Манто. — Не стесняйся, тебя ведь не каждый день режут. Видел бы ты меня, когда меня ранят. Я тогда напоминаю старуху на похоронах.
Фелипе улыбнулся, вытер лицо грязной ладонью и посмотрел на Саншайна.
— Я должен был предвидеть, что рано или поздно он до меня доберется. Таким, как он, нет покоя, когда дело касается денег.
— А почему он считает, что у тебя есть деньги?
— Потому что они у меня действительно есть, — ответил Фелипе и тут же осознал, что он раскрывает секрет, который должен хранить, как могила. Да, он испытывал симпатию по отношению к Ло Манто и доверял ему, но разбалтывать чужие тайны было все же не по–мужски. — Мне подарил их один местный, хозяин бара. Только я не могу ими пользоваться. По крайней мере года два.
— И где же они?
— В надежном месте, где их никто не станет искать, — ответил мальчик, приложив палец к губам и кивнув на истекающего кровью мужчину, лежавшего рядом с ними. — Особенно такая погань, как Чарли Саншайн.
