Ознакомительная версия.
– Вот вы когда Репина отыщете, продайте и пожертвуйте, – посоветовала Зоя Спиридоновна. – Возможно, вас даже по телевизору покажут.
– Вот это совершенно не обязательно, – возразил Даниил. – А идея действительно хорошая.
Последнее заявление Даниила было сплошным дешевым позерством. Варя даже поморщилась.
– Так что с убийством Дениса? – вернулась к главной теме разговора Зоя Спиридоновна, снова засовывая деньги в декольте. – У кого там нет алиби?
– Алиби скорее не установлено у Комлева и Сурмилина. Комлевым мы сейчас занимаемся, с Сурмилиным сложнее, – спешила Варя поделиться остатками информации, потому что на полдороги останавливаться глупо.
– Вы не можете проверить их алиби или полиция? – поинтересовался здраво Даниил.
– Мы, естественно, – усмехнулась Варя. – Полиция с нами своей информацией не делится.
– Расскажите-ка мне все, что вы смогли выяснить на сегодняшний день, – подсаживаясь ближе к столу и складывая перед собой сложенные в замок руки, распорядился Даниил, словно проводил рабочее совещание в своем кабинете.
Сначала Варя хотела презрительно отвернуться, дав понять, что подобный тон в разговоре с ней недопустим, она ему не подчиненная, ишь ты, раскомандовался. Но потом передумала и в такой же деловой манере, коротко и ясно, ввела его в курс дела. В конце концов, на данном этапе их цели совпадают. Другой вопрос, как поведет себя Даниил, когда картина будет найдена. Что он собирается предпринять? Варя очень рассчитывала на то, что он не станет угрозами и шантажом вымогать ее у Булавиных.
– Хм… – задумчиво потер подбородок Даниил. – У Сурмилина трое детей. Жена, квартира, дача. Вы представляете себе, Варя, образ жизни такого человека? Его хлопоты, менталитет?
Варя удивленно взглянула на Даниила.
– Я буду очень сильно удивлен, если подобный человек, основательный и семейный, ввяжется в авантюру с кражей произведения искусства, в котором к тому же ничего не смыслит. Куда он его денет? Зачем ему рисковать, имея на шее троих детей? – задавал риторические вопросы Даниил. – К тому же он мало знал Томашевича, он единственный из всех не работает в компьютерной фирме. – Даниил покачал головой: – Сомневаюсь, что это он.
– Знаете пословицу? В тихом омуте кто водится? И потом, никогда не говори «никогда», – поделилась Варя несколькими пошлыми, заезженными сентенциями.
– И все же я уверен, что его алиби проверить несложно, и полиция это уже сделала, – не согласился с ней Даниил. – И тем не менее, как я понимаю, он все еще на свободе.
– Они все на свободе, – ввернула не без ехидства Варя.
– Да, – согласился Даниил. – Но вот, допустим, опровергнуть алиби, составленное любовницей Комлева, если таковая имеется, не так просто. Такие связи не афишируются, а потому и опровергнуть утверждение обоих, и Комлева, и дамочки, весьма проблематично, если они стоят на своем. И в случае с вашим нервным приятелем не все так просто. Насколько я помню, точнее, насколько я расслышал, – с легкой усмешкой заметил Даниил.
– Прекратите меня провоцировать, – одернула его сердито Варя. – Андрей Валентинович уж точно не крал картины. О чем вы могли бы и сами догадаться, уж коли его видели и слышали.
– А как же ваши утверждения насчет омута и никогда не говори «никогда»? – пропустил мимо уха ее требования Даниил.
Варя надулась. Сказать ей было нечего. Конечно, справедливости ради и Зелинского стоило включить в число подозреваемых, но ведь Даниил видел и слышал этого великовозрастного недотепу, нервного, беззащитного, не приспособленного к жизни переростка. Да, Зелинский может быть прекрасным специалистом в своей области, но в обычной жизни он совершенно не способен на поступок. Ударить кого-нибудь по голове? Варя представила себе картину, как Зелинский дрожащими руками сжимает статуэтку и, просительно глядя в глаза Томашевичу, мямлит заранее свои извинения за то, что вот сейчас даст ему по голове. Бред.
– И тем не менее, – отбрасывая всяческие ухмылки, проговорил Даниил, – сбрасывать со счетов мы его не будем.
– Правильно. Тихие, они самые непредсказуемые. Был у нас на работе такой тип, – встряла в разговор Зоя Спиридоновна. – Тихий, глаза в пол, этакий безобидный живодристик. В соседнем отделе работал. А потом выяснилось, что он в кладовке дырочку просверлил и в дамский туалет через нее подглядывал.
Варя с Даниилом, услышав подобное откровение, переглянулись, и если Варя едва сдерживалась, чтобы не захохотать в голос, то Даниил с абсолютно каменным лицом недрогнувшим голосом заявил:
– Вы совершенно правы, Зоя Спиридоновна. Надеюсь, этого негодяя выгнали с работы?
– С позором, – твердо заверила Зоя Спиридоновна.
– Знаете, Варвара, у меня есть предложение, – возвращаясь к главной теме беседы, предложил Даниил. – Уж коли вы такие замечательные друзья с Зелинским, давайте нанесем ему визит, дружеский, не обременительный, вы нас познакомите, и я составлю о нем собственное непредвзятое мнение, – небрежно взмахнув рукой, предложил он. – И кстати, мне кажется, интереснее будет заглянуть к нему в гости, нежели общаться на лавочке. Заодно и на мамашу его посмотрим.
– Как вы себе это представляете? – вытаращилась на него возмущенно Варя. – Нас никто не приглашал. Его мать вообще не подозревает о неприятностях с картиной, а тут мы на пороге. Здрасти, извольте нас принять и радоваться.
И вообще, что это за всеобщая мания? Все желают лично познакомиться с Зелинским. Сперва Макар, теперь вот Даниил. Андрею Валентиновичу такими темпами скоро придется журфиксы для страждущих его увидеть устраивать.
– Варвара, да расслабьтесь вы, – укоризненно взглянул на нее Даниил. – Не будем мы впутывать маму в историю с картиной. Вы тоже искусствовед, знакомая Зелинского, у вас возникло затруднение по установлению подлинности и авторства, вы пришли к нему по-дружески проконсультироваться. И маме приятно, и ему спокойно, а нам сплошная польза.
– Вы записной враль и аферист, – поджимая сердито губы, заявила Варя, впечатленная подобной изобретательностью.
– Не забудьте сообщить мне, кто убил моего Дениску. И вообще, расскажите, чем все это закончится, – ворчливо потребовала Зоя Спиридоновна.
– Ну, разумеется, – поднимаясь с места, заверил ее Даниил. – А поварешку и подстаканник я все же заберу, если не возражаете. Хоть и пустячок, а все ж приятно.
Зоя Спиридоновна лишь криво усмехнулась.
Сентябрь 1919 г.
Федот Чугунов вразвалочку, уверенным революционным шагом отмерял улицы Петрограда. День прошел хорошо, урожайно. Пришили парочку контриков, навестили пять квартир, по которым были «сигналы». Потом зашли в кабак и выпили по стакану вынутой из-под полы царской водки.
Настроение у Федота было отличное. Вот что значит власть народа, вот он, народ, хлопал он себя гулко по груди крепко сжатым смуглым обветренным кулаком.
На улице уже стемнело, фонари почти не горели, наполовину разбитые, наполовину вывернутые, но Федот не боялся. Он был хозяином в этом городе, у него за пазухой лежал мандат. Он был членом самой грозной революционной силы! Он был чекистом.
Так он шагал, бодро и радостно, пока впереди и словно откуда-то сбоку не донесся резкий гулкий хлопок выстрела, потом еще один. Федот подхватился. В городе было неспокойно. Стрелять могли и свои, и чужие.
Выстрелы доносились из переулка. Узкий, зажатый приземистыми облупившимися домами переулок был слабо освещен одним фонарем, но его было довольно.
На тротуаре, растянувшись, лежал мужчина в добротном пальто, над ним стояла пьяная бандитская морда в кепке, другая такая же шарила за пазухой у покойника. Возле стены ближайшего дома, прижавшись друг к другу, с белыми от ужаса лицами стояли женщина с мальчишкой. Их держал на прицеле третий бандюга. Небрежно так поигрывая «маузером» и стоя к ним вполоборота.
– Ну, чо, Рыло, нашел чего?
Вот сволочи! – возмущенно выматерился бывший матрос Чугунов. На революционной временной разрухе наживаются! Порядок нарушают! Ну, ничего, сейчас я вас живо в расход пущу. И, набрав в грудь воздуху, наполнившись пролетарским гневом, расправил плечи, вжал в шею подбородок и, вытянув из кобуры револьвер, ступил в переулок.
Двоих уложил сразу. Третий, тот самый развязный, что держал на мушке женщину с пацаненком, юркнул в подворотню. Федот преследовать его не стал. Опасно. Подстрелит еще из-за угла в потемках. Так, пальнул пару раз в темноту для острастки.
Когда он вышел из подворотни, баба уже рыдала на груди у мужа. Мальчонка терся рядом, перепуганный и зареванный. Рядом валялся развязавшийся узел с барахлишком и небольшой чемодан, распотрошенный и поломанный.
Ознакомительная версия.
