Ознакомительная версия.
– А на следующий день вся эта история с угоном твоей машины, Валерочка. И Валя говорит, что, наверное, знает, кто сгорел в твоей машине, Валерочка.
– И кто же?
Он упал коленками на пол. Схватился за голову, разрывающуюся от дикого воя, преследовавшего его весь день. Только теперь он стал много громче и страшнее.
– Севастьянов… В твоей машине сгорел Севастьянов, Валерочка…
Климов стоял на втором этаже дома, где располагалась фирма Грищенко, и настойчиво молотил в обитую железом дверь. Не услышать его мог только разве глухой, грохот – сто процентов – доносился до последнего этажа.
Наконец после долгих усилий, после того, как кулак его заныл и даже, кажется, припух немного, в замке заворочался ключ. Дверь приоткрылась, на Васю глянула одутловатая физиономия, и потянуло застарелым перегаром.
– Все ясно! – фыркнул он с досадой, говорить с мужиком с бодуна – это все равно что орать в пустой комнате. Он помотал удостоверением перед опухшей рожей и спросил: – Взрослые дома есть?
– Ну. Я, – башка с редкой спутавшейся порослью легонько качнулась. – Чё?
– О господи! – Вася закатил глаза. – Мне нормальных взрослых надо, не алкашей.
– А чё? Я не? – Башка заходила туда-сюда.
– Ты не! – повторил в точности Вася его жест. – Кто внятно говорить может?
– А-а-а! – Физиономия сморщилась, то ли улыбалась, то ли горевала. Палец ткнул в дверь напротив.
– Там нет никого, слышь! – Вася вставил ногу в дверную щель, чтобы это чудо природы двери не закрыло. – У меня пара вопросов.
– Ну!
– Фирма на первом этаже у вас в подъезде. Знаешь?
– Ну!
– Я сунулся, там закрыто. Как давно, не в курсе?
Три пальца частоколом встали у Васи перед глазами.
– Три дня? – не понял он.
– Три сотни, – уточнил мужик и пошел обратно в квартиру, даже не сделав попытки запереться.
Вот скотина! Вася чертыхнулся и плюнул мужику вслед. Тут же мысленно подсчитал финансовый урон, если заплатит мужику. Решил, что не очень пострадает, и пошел за ним следом.
– Хватит двух, – показал он чучелу две сотни. – Говори!
– Три дня заперто, – проворчал мужик, сев на продавленный диван, застеленный удивительно чистым постельным бельем. – До этого собирались.
– В смысле?
– Девка лохматая носила в машину коробки. Рыжий ей помогал.
– С чем коробки?
– Я нос в них не совал, – прохрипел мужик. – Но, похоже, свалили они. Насовсем.
– С чего решил, что насовсем?
– Тоська из соседнего подъезда у них убирает. Недавно приняли. Она толком и поработать не успела. А лохматая ее вызвала, денег дала и все, говорит, – расчет. Больше не нужна.
– Так и сказала?
– Сам можешь спросить. Я чего, дословно знаю? – Тощие плечи в широченной футболке возмущенно дернулись. – Говорю: рассчитали – значит рассчитали. Тоську рассчитали, коробки собрали и свалили. И три дня заперто. К ним тут народ толкается, а на двери замок. Так-то. Чё, однодневка, да? Щас их развело-о-ось…
– Толкаются, говоришь, перед дверью, – Вася почесал макушку. – А внутрь никто не входил?
– Как же! Входил один мордатый! – Мужик взял свою одутловатую физиономию в кольцо ладоней, отставив их на полметра от щек. – Я поначалу хотел даже ментов – пардон, полицию – вызывать. Это когда он там беситься начал.
– Как – беситься? – не понял Вася.
– Ну, грохот такой стоял! У-у-у!!! – Его ладони замотались из стороны в сторону. – Нет, он поначалу-то вошел как положено. Там же сигнализация! А он вошел, все пучком. Ключом открывал, как хозяин.
– А ты все это видел? – усомнился Вася.
– А то! Как кто в подъезд входит, я из двери и сквозь лестницу смотрю. Вот как этот офис из квартиры сделали, так и слежу. Я тут самый бдительный! Всех могу узнать, кто в дверь звонил в эту. И этого видал. Да он тут ошивался уже. С рыжим у них какие-то дела. Вот и вошел, значит. Сначала тихо. А потом грохот пошел. Наверное, громил там все, – решил мужик, глянул на две сотни под Васиной ладонью. – Накинь еще-то! Я, вишь, тебе какой полезный!
– И чего, он погремел, погремел и ушел? – Сотню Вася решил не добавлять, ему на телефон надо денег кинуть, обойдется двумя. – И дверь снова запер?
– Ну да. И на сигнализацию снова поставил офис-то этот. Тоська звонила, узнавала. Уборщицей же там была, ее на пульте охраны знают. А я, слышь, этому скандалисту по батарейке постучал, он и затих.
– Понятно… У меня тут куча фотографий. Посмотри: может, кого узнаешь?
Мужик узнал. Он даже ни мгновения не сомневался, ткнув пальцем в портрет Мельникова.
Вася расплатился за услуги, взял с мужика слово, что тот придет в отдел и все продиктует и подпишет, и поехал на адрес Грищенко. Там тоже пусто. Квартира на замке, никто не открыл. Хорошо, соседка дома оказалась.
– Здрасте, – Вася улыбнулся широко, до ямочек на щеках, знал, что подкупает. – У меня к вам пара вопросов… Простите, не знаю вашего имени-отчества.
– Лада Ивановна, – представилась старая женщина, недовольно поджимая губы. – Я же вашим сотрудникам уже все сказала! Ничего не видела я в ту ночь, когда Катерину…
– Ну, не видели, а может, слышали? – рассмеялся принужденно Вася.
Он совершенно не понимал, с чего Вострикова так заинтересовала персона Грищенко? Слабый, трусливый. Он не мог убить свою бывшую жену Катерину. У него алиби. Это кто-то из ее бывших наверняка постарался. А то, что фирму Грищенко делил пополам с Мельниковым, это ничего не доказывает. Это, в конце концов, их личное дело. И проблема Севастьянова.
– Наверняка ведь что-то слышали, Лада Ивановна? Перегородки межквартирные тут тонкие. Борьба в этой квартире шла не на жизнь, а на смерть. Видели бы вы, сколько там было крови! – сделал Вася ужасные глаза.
И по тому, как дернулись морщинистые щечки старой женщины и забегали плутовато ее глаза, понял – слышала!
– Лада Ивановна! – сделался он строже. – Сокрытие улик, нежелание сотрудничать со следствием – это ведь тоже преступление. Вы невольно покрываете убийцу и…
– Входите, – распахнула она дверь своей квартиры, виновато улыбнулась. – Ване-то я все рассказала, если честно. Но просила никому не рассказывать.
– Почему?! – изумился Климов, шагая за женщиной по ее стариковской квартирке, заваленной всяческим хламом.
Тут даже старое корыто на стене висело на громадном ржавом гвозде. Зачем оно ей?! Она его даже снять не сумеет.
Не дай бог дожить до таких чудачеств!
– Потому что я одинокий старый человек. Вы ко мне пристанете и житья не дадите. На допросы станете тягать, потом в суд. Сложно это… – пожаловалась она портрету моложавого мужчины на стене. – Муж мой покойный. Рано помер. Оставил меня одну. Сложно мне одной принимать решения. Присаживайтесь…
Вася сел в глубокое старое кресло, оказавшееся на редкость комфортным. Огляделся. В комнате хлама было меньше, но все равно присутствовал. Какие-то старые засушенные букеты, фотоальбомы в бархатных переплетах. Два старых радиоприемника, наверняка нерабочих.
– Итак, Лада Ивановна, что вы слышали в ту ночь?
– Сначала Ванечка скандалил с Катериной. Он то ли вернулся домой, то ли выходил из дома, точно не знаю, но она его ждала у двери с сумками. Это я видела, потому что выглядывала и в глазок, и из двери. Их я не боялась, знаю-то сколько лет! – Женщина сцепила сухонькие пальчики в замочек, положила на колени, натянув на них домашнее платье мышиного цвета. – Но они меня не видели. Собачились всласть! Катя все с него ключ требовала. Ваня не дал и пошел вниз. А Катя – за ним через какое-то время. Потом это происшествие с Ваней… Оно собрало много зевак, невзирая на поздний час, да…
– Вы видели?
– Нет, нет, я не выходила! Что вы, я не любопытна! И… – еще один взгляд на портрет покойного мужа. – И труслива, простите.
– Так что было потом?
– Потом Катя вошла в квартиру, заперлась. Долго принимала ванну, вода шумела, ужас! – Женщина неодобрительно поджала губы. – Такое расточительство, столько воды лить!.. И вы правы, перегородки у нас здесь никудышные.
– Когда к ней пришел гость? – перебил Вася.
Сиротин утверждал, что был в квартире где-то около двух часов ночи. И Катерина Грищенко на тот момент была уже мертвее мертвого.
– А почти сразу и пришел, как Ваню увезла машина. Я еще не спала. Только укладывалась.
Она расцепила пальцы и нежно погладила покрывало на широком мягком диване, наверное, тоже очень комфортном.
– Слышу, дверь на лестничной клетке Ванина открылась. Она своеобразно открывалась, со странным скрипом. Мог бы и смазать, мужчина же… – еще один взгляд на портрет мужа, полный сожаления и упрека. – Катя с кем-то говорила, потом дверь хлопнула, и голоса переместились сюда.
Женщина обернулась и положила руку на стену.
– Наши комнаты соединены этой вот стеной. Ужасное неудобство! Когда Ваня жил с Катей – было это несколько лет назад – я почти не спала ночами. Они так орали!!! – Женщина покраснела. – Простите…
Ознакомительная версия.
