Ознакомительная версия.
– Прекрасная фотография, фрейлейн Ланина, – возразил мой издатель, когда я высказала ему свое неудовольствие, – и потом, вы плохо знаете немцев! Вам оказали большую честь, потому что эта газета обычно публикует только фотографии императора Вильгельма и членов его семьи.
Он сказал правду, потому что, когда газета попала на глаза дяде Густаву, который относился к моему сочинительству куда спокойнее, чем его жена, он пришел в волнение и воскликнул:
– Теперь, дорогая фрейлейн, вы стали настоящей писательницей!
Его замечание заставило меня задуматься о том, как много внимания люди уделяют всему внешнему. Для меня не было секретом, что многие из тех, кто был знаком со мной раньше, стали смотреть на меня иначе, когда узнали, что я написала книгу, которая имела некоторый успех. Я чувствовала, что в их мнении как бы перешагнула на более высокую ступень, и им теперь неудобно общаться со мной на равных, как было прежде. Но я-то искренне считала, что во мне ничего не изменилось, разве что условия жизни благодаря гонорарам стали лучше.
Утром дядя Густав и тетушка Дарья Семеновна проводили меня на митавский вокзал. Подошел рижский поезд, который ехал до Либавы через Муравьево без пересадок. Я устроилась в вагоне первого класса, у окна. Прозвучал свисток, и состав тронулся, шипя, фыркая и стуча колесами. Со мной были пять чемоданов багажа и книга – сборник рассказов известного автора, который я собиралась дочитать в поезде. Раскрывая том в месте, заложенном закладкой, я в последний раз бросила взгляд в окно, за которым бежал перрон, и сердце остановилось у меня в груди. В конце перрона, в стороне от прочих пассажиров, стояла одинокая фигура человека в черном, и когда он поднял голову и посмотрел на меня, я узнала в нем Кристиана Рейтерна.
Я застыла на месте. Я не могла поверить своим глазам; и все же я должна была признать, что действительно видела кого-то – призрака, двойника, называйте как хотите, – кто как две капли воды походил на Кристиана. Ветер играл его темными волосами, как когда-то в Фирвиндене, а лицо… лицо показалось мне белым как мел.
Почему он стоял там? Что именно он хотел мне сказать?
Я вскочила на ноги (книга при этом упала с моих колен на пол). Поспешно подобрав ее, я стала заталкивать том в чемодан. Книга упорно не желала туда вмещаться. Теряя терпение, я вызвала кондуктора, после чего с трудом засунула ни в чем не повинный роман в чемодан. У кондуктора я потребовала немедленно остановить поезд.
– Сударыня, мы искренне сожалеем, но войдите в наше положение, – втолковывал мне немолодой степенный кондуктор, который, должно быть, видел на своем веку немало капризничающих пассажиров первого класса, – мы никак не можем остановить поезд, даже ради вас.
– Но мне надо обратно в Митаву! Как вы не понимаете…
Я заплакала.
– Если вы выйдете в Фридрихсгофе, – сказал кондуктор, – то можете подождать там обратный поезд, который привезет вас в Митаву. Боюсь, однако, что он придет не скоро.
– А до Фридрихсгофа разве нет остановок?
– Есть, Пфальцграфен, но это остановка по требованию, где даже нормального зала ожидания нет, зачем вам там выходить?
Так я оказалась на маленькой станции Фридрихсгоф со своими чемоданами, а поезд, насмешливо свистнув на прощание, укатил.
Я взяла носильщика и отправилась узнать, когда будет поезд до Митавы. Оказалось, что до него еще четыре с половиной часа. Фридрихсгоф находится в 16 верстах от Митавы, но сейчас 16 верст были все равно что тысяча, раз я не могла немедленно вернуться. Тем не менее я купила билет до Митавы и стала ждать. Зал ожидания первого класса был маленький и неуютный. Полагаю, мало что на свете способствует отрезвлению так, как неудобные сиденья и безвкусная еда в буфете. Прошло меньше часа, а я уже ерзала на месте, куксилась на весь свет и с сожалением вспоминала свой удобный поезд, на котором я могла бы преспокойно катить в Либаву без пересадок вместо того, чтобы торчать во Фридрихсгофе.
«Чудес не бывает, – зудел здравый смысл, который благоразумно помалкивал, когда я покидала поезд, и пробудился только в плохоньком зале ожидания на станции. – Кристиан мертв и похоронен, значит, ты просто видела человека, который показался похожим на него. Поезд набирал скорость, и ты вполне могла обознаться. Или, если уж тебе так хочется, можешь верить в то, что тебе явился его призрак. Тогда тем более возвращение в Митаву не имеет никакого смысла».
Но отступать на полпути было не в моих привычках, и я дождалась обратного поезда и села в него.
Кондуктор проводил меня до купе, в котором уже сидел пассажир, читавший газету. За окном мелькали телеграфные столбы, деревья, поля, хутора. Из задумчивости меня вывел голос моего спутника, заговорившего по-немецки.
– Прошу прощения, фрейлейн, но вы ведь Анастасия Ланина, не так ли? Я не ошибаюсь?
Тут только я заметила на странице газеты, которую он читал, свою фотографию. Это был тот самый номер берлинской газеты, в котором напечатали мое интервью. Не скрою, мне захотелось провалиться сквозь землю. Я вообще неуютно чувствовала себя в роли знаменитости, а в такой момент – и подавно. Взгляд мой скользнул вдоль листа выше, к лицу пассажира. Он немного опустил газету и выглядывал из-за нее с застенчивой улыбкой, которая немного примирила меня с его любопытством. Я заметила блестящие светлые глаза, золотой вихор и немного округлые щеки, какие обычно можно видеть только у детей и еще на изображениях херувимов. Было бы нелепо сердиться на мальчишку, который, в общем-то, не спросил ничего особенного, и я ответила, что да, он не ошибся и я – это я.
– Я так и подумал, – отозвался мой спутник. – Поверьте, я бы узнал вас и без фотографии, тем более что мы встречались раньше.
– Вот как? – только и могла сказать я. Честное слово, я готова была поклясться, что никогда в жизни его не видела.
– Наверное, вы меня не помните, – продолжал пассажир, складывая газету и убирая ее на столик. – Это было на похоронах моего брата Кристиана. Нас не представляли друг другу, но мне рассказали о вас. Я Артур, граф Рейтерн.
Наверное, мне стоило что-то сказать, хотя бы для приличия, но я не могла опомниться от удивления. Теперь-то, конечно, я его вспомнила: он шел рядом со своей матерью, застывшей под длинной черной вуалью, и уехал на следующий день после похорон. Лютеранская церковь была набита людьми, а потом, в часовне замка, на службе присутствовали только члены семьи. Но мне в церкви было так плохо, что я почти не смотрела по сторонам и, конечно, не обратила на брата убитого никакого внимания, тем более что Артур мало походил на Кристиана. Юрис в свое время много рассуждал о том, каким цветом лучше всего отображается тот или иной человек, так вот, красками Кристиана были черная и белая, а красками Артура – золотая и нежно-розовая. Мой спутник действительно чем-то смахивал на херувима: золотые волосы, голубые глаза, здоровый румянец. Я вспомнила его золотоволосую статную мать и решила, что природа наградила его сходством с ней, а Кристиану, видимо, досталось сходство с его предками по линии отца.
– Поверьте, я никак не ожидала… – пробормотала я в замешательстве. – Как поживает ваша мать? Я не слышала о ней с тех пор, как… как уехала.
– У нее все хорошо, благодарю вас, – чинно ответил мой спутник, но, не удержавшись, тут же улыбнулся. – А я читал ваш роман, и он мне понравился.
Час от часу не легче. Я не могла объяснить, почему, но мне было бы куда спокойнее, если бы он этого не делал.
– Вы едете в Митаву? – спросила я, чтобы сменить тему. – Мне казалось, вы учитесь в Германии…
Артур оживился и рассказал, что ему очень нравилось учиться, но что после гибели Кристиана ему пришлось пересмотреть свои планы. Он всегда находился в тени брата (меня это не удивило), а теперь мать настаивает, чтобы Артур больше времени проводил в России, общался со своими родственниками и дворянами их круга. В марте он две недели провел у троюродного брата в Ковенской губернии, а сейчас направляется в Митаву, где ему надо подписать кое-какие бумаги. Самому Артуру недавно исполнился 21 год, и графиня, которая управляла семейным имуществом после гибели Кристиана, хочет ввести его в курс дел.
– У вас замечательная мать, – сказала я.
Артур смутился. Поезд тем временем уже подходил к Митаве, и кондуктор, появившись в дверях, напомнил, что сейчас будет наша станция.
– Если вы захотите ее увидеть, – выпалил Артур, когда кондуктор ушел, – мы будем в отеле «Курляндия».
Это «мы» могло бы многое мне сказать, но тогда я не обратила на него никакого внимания и дала понять, что вряд ли надолго задержусь в Митаве.
– Мне надо кое-что сделать, и я сразу же отправлюсь обратно в Либаву, – добавила я.
– Так вы сейчас живете в Либаве? Но… вы ведь приезжаете сюда?
– Иногда, – рассеянно ответила я, – например, чтобы пообщаться с издателем, который выпустил немецкий перевод моей книги…
Ознакомительная версия.
