— А почему чекистом?
— Ах да! Забыл самое главное поведать! Этот Андрей тонко намекнул нашей барышне, что он — «рыцарь плаща и кинжала».
Купцов поначалу рассмеялся, затем помолчал немного и подвел неутешительный промежуточный итог:
— Знаешь, по крайней мере это свидетельствует о том, что с чувством юмора у парня все в порядке…
Стрелка часов неуклонно приближалась к полуночи. Потому получивший ответственное оперативное задание столь же ответственный Леонид, тяжело вздохнув и маханув еще пятьдесят для храбрости, не стал откладывать текущие дела в крайний ящик и набрал домашний номер Московцевых.
Анна Николаевна отозвалась практически сразу. Так что Купцову подумалось невольно: «Господи! Неужели она все эти дни не отходит от телефона? Вот она, любовь, блин! Это вам не госпожа Асеева. У которой… хм… семь пятниц на неделе».
— Алло, слушаю! Я вас слушаю. Говорите.
— Анна Николаевна, это Купцов.
— Ах, это вы, — произнесла она с некоторым разочарованием в голосе.
— Я прошу прощения за столь поздний звонок, но у меня к вам один вопрос. Не хотелось бы откладывать.
— Да, Леонид Николаич, я слушаю вас.
— Вопрос вот какой: постарайтесь вспомнить всех своих знакомых, которым вы рассказывали о своем идеале мужчины.
— А зачем?
— Так надо. Чтобы вам было проще, я подскажу, кто нам нужен… А нужен нам человек, которому вы в деталях рассказывали о своем… э-э-э-э… идеале. То есть давали конкретные описания внешности: высокий рост, проседь. А также деталей одежды: например шейный платочек. Это во-первых. Во-вторых, этот же человек должен быть в курсе вашего увлечения творчеством Иосифа Бродского. И в-третьих, знать, где находится ваша студия. Вы меня поняли?
— Да, я поняла.
— Такие люди есть?
— Есть, разумеется.
— Очень хорошо. Я попрошу вас вспомнить их всех и к завтрашнему утру приготовить список. Договорились?
— Хорошо, я сделаю.
— Тогда до завтра, Анна Николаевна.
— До завтра, Леонид Николаевич…
Они (поэты) недостаточно чистоплотны: они мутят воду, чтобы казалась она глубже.
Ф. Ницше
Санкт-Петербург, 23 июля, сб.
— …Есть пальчики. Много, хорошие, — доложил Малинин, проходя на кухню в сопровождении хозяйки.
Вкупе со старомодным саквояжиком и косенько сидящими на носу очочками в роговой оправе, всем своим видом он сейчас походил на земского доктора из фильмов про дореволюционную жизнь.
— Вы его найдете? — оживился Петр Николаевич.
— А он судимый? — уточнил криминалист. — Коли — да, найдем. Можете не сомневаться.
— Э-э… не хотите ли кофейку? Или, может, чего покрепче?
— Нет, благодарю. У меня мало времени, поэтому давайте-ка закончим наши дела. Я к тому, что хорошо бы и ваши пальцы откатать.
— Зачем это? — насторожился Московцев.
— Чтобы знать наверняка, что те пальцы, которые я нашел, не принадлежат вам. Отпечатки Анны Николаевны я уже снял.
Петр Николаевич хмуро кивнул, и Малинин взялся раскладывать на кухонном столе свою «лабораторию». Анна Николаевна наблюдала за манипуляциями криминалиста, закусив нижнюю губу, — выражение лица у нее сейчас стало совсем детским. По кухне плыл сизый сигаретный дым, недоверчиво смотревший на посторонних большой пепельный котище жался к ноге хозяйки…
Московцев театрально вытянул руки и сказал:
— Вот, Нюша… вот до чего мы дожили.
Женщина повернулась и хотела выйти, но Купцов окликнул ее:
— Анна Николаевна! А вы списочек-то приготовили?
— Да, разумеется, — она достала из кармана халатика многократно сложенный лист и подала Купцову.
Леонид развернул бумагу. Крупным, размашистым почерком на листочке было написано в столбик: «Петя. Маша. Варенька. Света. Антон». Имя «Варенька» было заключено в черную рамочку.
— А… э-э-э… а почему Варенька в рамке?
— Варенька? Варенька умерла… погибла.
— Давно?
— В январе… попала под машину.
— Хм… Сожалею.
— Да пьяная она была в хлам, Варька-то! — цинично пояснил Петр Николаевич.
— Не надо так, Петя… не надо!
— Ну вот и все, — сказал Малинин, — можно мыть руки. Засим позвольте откланяться.
— А когда мы сможем узнать… хм… результаты?
— В понедельник я позвоню Леониду Николаевичу. Если что-то срастется, думаю, он вам сразу сообщит.
Купцов выразительно показал глазами Московцеву, чтобы он проводил специалиста до дверей и не забыл расплатиться. Тот понимающе закивал, и мужчины удалились в прихожую.
Воспользовавшись отсутствием сторонних глаз и ушей, Анна Николаевна умоляюще сложила руки на груди и горячечно зашептала:
— Леонид Николаевич, помогите мне! Я очень вас прошу!
— Анна Николаевна… — начал Купцов, но художница его перебила:
— Нет-нет, не говорите ничего. Прошу вас… Прошу вас: выслушайте меня. Мне очень нужно, чтобы вы его нашли. Понимаете? Мне очень это нужно, и я… и я… я готова заплатить… Только не говорите ничего брату.
— Анна Николаевна!
— Нет-нет, прошу вас, выслушайте меня! Я знаю, что кажусь вам несколько странной. Нет-нет, не возражайте, пожалуйста!.. Я и сама понимаю, что, может быть, не все в этой истории так уж чисто… И что поведение Андрея небезупречно, но… Но он мне очень нужен. Найдите его, Леонид Николаич! Я прошу вас, найдите его… Я в вас верю. У вас глаза хорошие: умные и честные… А Виктор Альбертыч сказал, что вы с Дмитрием Борисычем — самые лучшие, что вы профессионалы, каких больше в Санкт-Петербурге нет. Вы мне поможете?
— Да, конечно, — смущенно сказал Купцов. — Даю слово, что мы с коллегой постараемся сделать все возможное. А пока давайте вернемся к вашему списку. Вот, в частности, «Петя». Это, видимо, Петр Николаевич?
— Да, это я, — с порога подтвердил возвратившийся братец.
— Ну вы-то, надо полагать, никому ничего…
— Ни сном ни духом, — заверил Московцев. — Нем как рыба!.. Кстати, Леонид Николаевич, не желаете ли рюмашечку?
— Нет-нет. Спасибо, я за рулем.
— Ну а я, с вашего позволения…
— Ради бога, — великодушно разрешил Купцов. — Итак: Петра Николаича мы в расчет не берем. Далее — «Маша». Кто у нас Маша?
— Маша — моя подружка. Еще с детского сада. Очень хороший человек.
— Потаскуха она, — хохотнул Московцев.
После наскоро пропущеного стаканчика он как-то сразу заплыл-захорошел.
— Петя! Зачем ты так!
— Потаскуха-потаскуха… что же я, не знаю?
— Давайте обсуждение личных достоинств Маши перенесем на другое время? — попросил Купцов. — Нам сейчас нужно знать только одно: не могла ли утечка произойти через Машу?
— Утечка? — озабоченно повторила женщина. — Я не понимаю, о чем вы…
— Я все объясню потом. Связь с хорошим человеком Машей у вас имеется?
— Конечно. Я могу ей позвонить.
— Позвоним, но позже. Поехали дальше по списку — «Света». Кто такая Света?
— Светланка? О, Светланка — совершенно замечательный человек. Она работала у меня в студии. А сейчас ушла в декрет. У нее мальчик скоро будет. Гришенька.
— Это хорошо. С ней вы тоже можете связаться?
— С ней свяжись! С ней только свяжись — не только без сабли останешься, но и крюк из стены вырвут! — Произнеся этот пассаж, Петр Николаевич снова выпил, подцепил вилкой маслинку и быстро-быстро зажевал.
— Петя, — нахмурилась сестра. — Брось ты с утра-то пить!
— Я на Родине, Нюша… какой же русский человек, вернувшись на Родину, не выпьет по русской традиции бутылочку «Джонни Уокера»? — резонно возразил братец. — Тем более когда нервы… как струна.
— Поехали дальше, — стоически предложил Купцов. — Следующее имя в вашем списке — «Антон». Кто это?
Тут скандинавский эксперт нервно захохотал и, взяв бутылку за горлышко, вышел из кухни. Купцов проводил его равнодушным взглядом, а вот Анна Николаевна извиняющимся тоном сказала:
— Вы не подумайте ничего такого, Леонид Николаевич. Вообще-то он хороший. Просто эта история с саблей так на него подействовала. Он очень переживает.
— Все-то у вас хорошие, — вздохнул Купцов. — Все замечательные, славные, умные… У меня складывается впечатление, что наступил золотой век, а я этого просто не заметил.
— А вы распахните глаза, Леонид Николаевич! Вы распахните глаза и присмотритесь к миру и к человеку. Уверяю, вы увидите очень много волшебного!
— Видите ли, в чем дело, драгоценная Анна Николаевна… Ваш призыв распахнуть глаза пошире и присмотреться к миру и человеку, он… э-э-э-э… несколько неактуален. Скажем, вот мы с Дмитрием Борисычем в последнее время только тем и занимаемся, что присматриваемся к миру и к человеку. Присматриваемся и… скорбим… Ну да вернемся к нашим скорбным хлопотам. Кто такой господин Антон, вызвавший столь странную эмоцию у вашего брата?
