Шорох камешков под приблизившимися шагами за алюминиевой стенкой.
— Макги! — Голос хриплый. Никакой спешки. Спокойный, осмысленный. — Хочешь поиграть в детектива, Макги?
Я попятился в сторону от окна, а потом чуть подался вперед, прикрыл рот рукой, чтоб голос не выдал моего точного расположения.
— Что продашь, Генри?
Он продал выстрелы. На сей раз не бахнуло. Скорее дробно прогрохотало. Дыра на уровне груди, в футе от края окна, выходное отверстие высоко на дальней стене. Я топнул обеими ногами по обтянутому ковром полу, застонал и подался назад.
— Хитрый ублюдок, да это не поможет. Я слышал, как пуля просвистела и вылетела. Не могла тебя задеть. Что ты сделал с девушкой?
На это ответила Лило. Завопила сквозь плотный кляп, издав чисто животный, злобный звук, точно кошка на дне корзины с грязным бельем.
— Связал и заткнул рот? — уточнил Генри. — Нелегкое дело. Хотелось бы мне посмотреть, в самом деле. Тепло тебе там?
Отвечать не было смысла.
— Я кое-что придумал, Макги. Пожалуй, вот что сделаю. Обойду вокруг, выпущу газ из баллона для кухонной плиты в бак, перережу трубу, суну конец в дыру и открою вентиль. Хорошая мысль?
Да, мысль великолепная. Просто и эффективно. Если я не вывалюсь, задыхаясь и кашляя, он через какое-то время способен придумать какой-нибудь способ поджечь газ. Мысль настолько хорошая, что с его стороны вроде бы неразумно стоять и докладывать про нее. Надо идти приводить ее в жизнь. Значит, есть фактор, который его удерживает. Скорее всего, серьезная угроза здоровью мисс Перрис.
Я отошел назад, положил ножи, одним рывком передвинул маленький холодильник на середину, присел за ним.
— Генри, при самом первом пуске пропана я возьму тупой кухонный нож и располосую твоей крошке горло. Советую поверить.
— А мне что за дело?
— Не знаю. Может быть, дело в преступной любви отчима к весьма энергичной девушке. Ты оставил мне только эту единственную возможность, Генри.
— Давай, режь. — Чересчур равнодушно.
— Генри, можешь попробовать меня выкурить. Можешь взять трос, прицепить пониже с одной стороны к трейлеру, перебросить через крышу, привязать к «бьюику» и уволочь его отсюда. Подумай. У тебя тут машина. Можешь развернуть «бьюик», разогнаться как следует и просто врезаться со всего маху в эту груду алюминия. Но если я почую дым, Генри, почую движение, услышу «бьюик» или еще что-нибудь непонятное, то займусь хирургией.
Во время нашего диалога Лилиан издавала глухое мычание и, даже связанная, умудрялась, напрягая и расслабляя мышцы, ворочаться на складной кровати.
— Она хорошо связана? Не сможет освободиться?
— Гарантирую, — заверил я. Подошел как можно тише к постели, сел рядом с ней, положил устричные ножи на полку над изножьем, лезвиями наружу. — Фактически, Генри, я сижу к ней так близко, что, если еще раз попробуешь выстрелить, с такой же легкостью можешь в нее угодить.
Я взглянул на Лило. Она лежала, согнувшись, на левом боку, ногами ко мне. Глянула на меня с почти физически ощутимой яростью. Потом закрыла глаза, напрягла мускулы, силясь ослабить или разорвать прочную изоленту. Я слышал потрескивание, хруст суставов и сухожилий. Потом выдохнула и расслабилась, тяжело дыша. Я протянул руку, нежно, по-дружески, погладил ее по боку, слегка шлепнул по коричневому бедру. Она подскочила, как рыбка в неводе, вытаращив глаза.
— Можем уладить дело, Макги! — крикнул Перрис.
— Каким же образом, Генри?
— Она остается живой.
— Пожалуй, признаю это первоочередным приоритетом.
— Может, за это дам тебе немного времени. Не знаю, долго ли с ней провожусь и сколько пройдет после того, как справлюсь. Я бы мог подальше отойти, бросить тебе ключи от машины, и ты мог бы отсюда убраться. Но ведь будет проблема, не рванешь ли ты прямиком к телефону, не испортишь ли мне все дело.
— А на слово не поверишь?
— Не думаю.
— И я тебе не поверю, Генри. Пат.
— Что?
— Шахматный термин. Ни один игрок никоим образом не может выиграть.
— А! Клянусь Богом, я, конечно, свалял дурака, когда придумал подбросить конверт. Должно быть, чересчур нервничал. Принял тебя за болвана, который понравится мистеру Норму. Лило мне говорила, что это плохая идея, да я все равно велел ей действовать.
— Оставил конверт в справочнике в телефонной будке, когда доставлял «олдсмобил», да? Потом она его забрала и отвезла в дом Бейтера.
— По-моему, ты все так организовал, что я никак не могу сейчас тебя выпустить, Макги. Конечно, Арнстед пустил ее в дом, разрешил посмотреть на место происшествия. А она получила возможность подбросить конверт, когда Лью не смотрел. Ей достаточно было пообещать ему, что все скоро утихомирится. Он до того одурел, что изрубил бы старуху мать в кашу и продал на кошачий корм, только бы залезть Лило под юбку. Она этого парня держала на сухом пайке.
Лило взглядом пыталась мне что-то сказать. Умоляла, кривила рот. Я дотянулся, подцепил изоленту ногтем, сорвал с губ. Она языком вытолкнула разбухшую салфетку «Клинекс», сглотнула несколько раз, потом тихо проговорила:
— Я знаю, где лежит куча денег. Он хочет, чтобы я сказала ему. Если убьешь его, скажу тебе. Можем их забрать и уехать.
— За убийство я много беру.
— Получишь четыреста пятьдесят тысяч. Точно поровну. Никаких фокусов. Я хотела отделаться от него. Он дурак. А ты нет. Мне нужен такой помощник.
— Только никаких фокусов.
Она улыбнулась радостной улыбкой, симпатичной, обезоруживающей мальчишеской усмешкой.
— Никаких, милый. Никогда.
— Тогда прямо сейчас скажи, где они. Понимаешь, мне нужен стимул.
— Потом скажу. Обещаю. Сними эту ленту, а?
Заняв у трейлера другую позицию, Генри крикнул:
— Беседуете? Она пытается тебе что-то продать, Макги?
— Она хочет продать мне тебя, Генри.
Увидев ее исказившееся лицо, я успел приложить к губам палец, прежде чем она вмешалась в переговоры. Протянул руку, закрыл ей рот, снова заклеил крест-накрест, разорвал несколько пут, позволив распрямиться, и она вновь напряглась в таком диком усилии, что казалось, может переломать себе кости.
— Знаешь, какая она на самом деле? — спросил Генри.
— Имею довольно хорошее представление.
— С Фрэнком такое выделывала, что меня просто стошнило, Макги. Я стоял под окном, когда он наконец ей сказал, да так тихо, что я не слышал. Я и полшага не успел сделать, как она всадила колун для льда ему прямо в сердце. Для гарантии, что второй раз не повторит. Собираешься ей поверить?
— Я вам обоим не верю.
Он опять сменил позицию. Двигался тихо.
— Какое ты слово сказал… Пат?
Он стоял у груды плит под окном у складной кровати. Я догадывался, каким шансом он собрался воспользоваться. Встать на плиту, пригнувшись, резко выпрямиться и выстрелить через ставню. Окно в три фута шириной, подоконник примерно в двадцати дюймах над кроватью. Я обдумал возможность отпрянуть назад и броситься в это окно. Снятые с крючка ставни распахнутся. Только придется сильно ударить в створки, полностью расчищая дорогу, и высоко выбросить ноги, перепрыгивая подоконник. Налечу на него, сшибу, сам свалюсь, откачусь, и он получит идеальный шанс выстрелить, успев оправиться от неожиданности, прежде чем я развернусь и его атакую. Если дождаться, когда в окне мелькнет силуэт, можно ранить его в руку.
Конечно, меньше всего он ждет моего появления снаружи, с другой стороны трейлера. Я сбросил башмаки, придвинулся поближе к окну.
— Генри, если намереваешься выстрелить через ставни, я держу ее прямо перед собой. Подумай.
Схватил четыре устричных ножа, как можно быстрее и тише направился к двери. Генри думал несколько секунд, сообразив, что лучше всего внезапно распахнуть ставни, выпрямиться и накрыть меня с девушкой на близком расстоянии. Можно перепрыгнуть через подоконник и полностью овладеть ситуацией, оказавшись так близко, что мне не удалось бы прикрыться. Девушка слишком маленькая.
Открой дверь, спрыгни, быстро обойди домик спереди. Огибая последний угол, я услышал жестяной стук упавшей ставни. Генри приник к окну в пятнадцати футах от меня. Голос Мигеля из давних времен говорил у меня в голове: «Локоть, amigo,[14] указывает на мишень и не двигается, пока рука не выпрямится. Когда рука свободно выпрямится, локоть идет вниз, кисть в конце концов опускается к правой лодыжке. Бросай с силой, только никогда не спеши. Левая нога впереди правой, оба колена согнуты. Нож перед броском возле правого уха. Зафиксируй запястье, чтобы оно не двигалось. Целься в центр тела. Если противник вооружен, завершив бросок, падай на землю. Потом, если это правша, перекатись вправо, тогда ему придется развернуть оружие и стрелять через себя, а ведь это гораздо трудней, правда?»
И тогда, следуя указаниям, щурясь в слепящих отсветах солнца на ярком алюминии, я с силой бросил нож, выхватил из своей левой руки второй и опять с силой бросил, нырнул вперед, лихорадочно перекатился вправо, вскочил, нащупал третий нож, услышал выстрел с близкого расстояния, ощутил боль от брызнувшего и ударившего в бедро гравия. Делая третий бросок, понял, что слишком поторопился и промахнулся. Чуть не выронил четвертый нож, поймал, перехватил правильно и держал наготове, а Генри, пригнувшись, сверкнул белоснежной улыбкой, выстрелил прямо перед собой в землю и рухнул с груды, вытянув руки, чтобы смягчить удар. Перевернулся на спину и опять на живот, придавив одну руку туловищем. Обе ноги задергались, заскакали, запрыгали, как у бегущего во сне пса. Потом он распластался на утоптанной земле в безошибочной неподвижности смерти, которая превращает одежду в мешок, набитый сырым холодным мясом.