Ознакомительная версия.
– Похоже на правду… – вполголоса произнес Турецкий.
Короче говоря, Петрунин подумал-подумал, да и согласился. В конце концов, это были деньги, заработанные Анжеликой. Слава был поставлен в безвыходное положение. Если факты сокрытия прибыли выплывут на поверхность, его ждут крупные неприятности со всех сторон – и со стороны бандитов, и со стороны налоговой инспекции. И те и другие его по головке не погладят. Да и за свою семью он тоже очень боялся…
Кроме того, от него не требовалось убивать певицу. Просто ранить. Причем можно легко. Петрунину показалось, что это далеко не самая страшная плата за то, чтобы избавиться от так неожиданно свалившихся на голову неприятностей…
Через несколько дней Славе позвонил другой человек, который после встречи передал ему мобильник, с помощью которого должна была осуществляться связь. И продиктовал номер, по которому следовало доложить об исполнении.
Но самое главное – этот второй человек представился. Его звали Петей. Он и рассказал администратору, в какое место на плече нужно воткнуть нож, чтобы ранение не оказалось слишком серьезным.
– Наверняка в самый решающий момент я все перепутал, – горько сознался Петрунин, – и воткнул нож не так…
– Понятно, – с издевкой произнес Турецкий, – практики не было…
– Не было, – кивнул Петрунин.
– Ну а как же вы все-таки могли на такое согласиться? Вы же должны были понимать, что после этого вы не только не сможете работать с Анжеликой, но и, скорее всего, вас задержат…
– Не знаю, – отозвался Петрунин, – я был поставлен в безвыходное положение.
– Вы также знали, – продолжал Турецкий, – что ваша акция будет нами непосредственно связана с нападениями на Давида Консона, Симеонова и Разину. А получается, что вы об этом даже и не задумались?
– Задумался… Но мне, повторяю, ничего не оставалось делать…
– Вам ведь известно, что те, кто покушались на сына Консона и Разину, задержаны? И понимали, что это тоже в общем-то случайные люди…
– Да… Но я не знал, что делать… Я хотел потом объяснить все Анжелике…
– Ага… Когда она придет к вам на свидание в тюрьму!
– Я вообще-то надеялся убежать… И отсидеться где-нибудь… – неожиданно всхлипнул Петрунин. – Но что, что мне оставалось делать?! Если стали бы известны факты ухода от налогов, меня еще вернее посадили бы… А что бы вы сделали на моем месте?
– Что бы я сделал? Обратился в милицию!
– Это вряд ли… – заметил я. – С начальником милиции он уже успел пообщаться…
– Ну да, – спохватился Турецкий, – ну не в милицию. В РУБОП, к нам в прокуратуру! В конце концов, если бы вы рассказали об этом тому же Бородулину, он был бы обязан внести эти факты в дело, довести до сведения руководства. И принять меры!
– Я не знаю… – закрыл лицо ладонями Петрунин. – Я ничего не знаю…
Турецкий вздохнул, поставил число и подпись на бланке протокола…
– Вот, прочитайте и подпишите на каждой странице…
Петрунин не глядя поставил свою подпись. Глаза его были полны слез. Турецкий вызвал конвой…
– Все ясно, – сказал Турецкий, когда мы отправили Славу Петрунина в изолятор временного содержания. – Все подтверждается. Этот Петя работает на Дейнекина, организует странные спектакли, цель которых нам пока не ясна. Следовательно?..
– Нужно установить личность Пети и попытаться вытрясти из него как можно больше.
– Точно, – кивнул Турецкий, – поехали в больницу.
В больнице Склифосовского, как всегда, было людно. Когда я попадаю сюда, постоянно удивляюсь, какая масса людей ломает ноги, руки, попадает под машину, испытывает всевозможные недуги, при которых требуется срочная помощь… Причем Склиф как-то всех уравнивает: и у нового русского, и у последнего бомжа здесь одинаковый гипс, одинаковые костыли… И даже одинаковые глаза – печальные и тревожные…
В отделении реанимации тоже было много народа. Сновали врачи с еще не просохшими рентгеновскими снимками, рослые медицинские братья возили каталки с бесчувственными телами… Иногда кто-то из медбратьев держал на вытянутой руке капельницу…
– Только две минуты, – предупредил нас врач-реаниматолог, когда мы выяснили, где именно лежит Петя, – больной часто теряет сознание. Он еще в очень тяжелом состоянии. Хотя жизнь уже, можно сказать, вне опасности…
– Ничего, – пообещал Турецкий, – мы его мучить не станем. Всего пара вопросов.
Петя лежал на кровати в окружении многочисленных приборов, на которых дрожали, мигали лампочки, бежали извилистые кривые. Судя по розоватому оттенку кожи лица, больной действительно постепенно возвращался к жизни…
– Здравствуйте, – сказал Турецкий, присаживаясь на стул у его изголовья.
Петя внимательно посмотрел на Александра Борисовича, потом перевел взгляд на меня. И, кажется, понял, зачем мы пожаловали, – во всяком случае, в его глазах отразилась работа мысли. Он кивнул.
– Я задам вам всего парочку вопросов. Ваше имя, фамилия. И адрес…
Константин Дмитриевич Меркулов вызвал к себе следователя Бородулина. Честно говоря, он не слишком хорошо представлял, что ему скажет. Однако кое-какие наметки у него были.
Дело в том, что час назад Константин Дмитриевич запросил в отделе кадров личное дело Бородулина. Внимательно изучил его трудовую биографию. В результате вырисовывалась очень интересная картина.
В свое время следователь работал с Дейнекиным. Причем сразу после того, как Дейнекин был назначен начальником московской милиции, Бородулин каким-то непостижимым образом был переведен в Генеральную прокуратуру. А уже через короткое время стал следователем по особо важным делам…
«Нет, – подумал Константин Дмитриевич, – что-то тут нечисто. Так быстро карьера не делается. Если, конечно, делать ее честно».
Кроме того, Меркулов сделал еще одно открытие. Многие дела, которыми занимался Бородулин, совершенно непостижимым образом закрывались. Пропадали важные свидетели. На первый план выдвигались другие – не столь важные, но благодаря показаниям которых дело получало совершенно иную окраску. Явный состав преступления объявлялся «недостаточными для обвинения фактами». В конце концов иногда Бородулин отпускал явных преступников.
– Можно, Константин Дмитриевич? – заглянул в приоткрытую дверь Бородулин.
– Заходите, – пригласил Меркулов.
Бородулин вошел в кабинет и подсел к столу.
– Итак, Бородулин, – начал Меркулов, – я внимательно просмотрел ваше личное дело… У меня появились основания для того, чтобы начать серьезную проверку тщательности исполнения вами обязанностей следователя по особо важным делам. Причем за несколько лет. За все время, которое вы работаете в Генеральной прокуратуре.
Бородулин изменился в лице.
– Разве у вас, Константин Дмитриевич, появились какие-то сомнения в моей честности и ответственности? – промямлил он.
– Появились, Бородулин, и серьезные. Я даже могу сказать, очень серьезные. Вы понимаете, о чем я говорю?
Бородулин отрицательно покачал головой:
– Нет.
– Ну что же, придется назначать комиссию, которая и займется расследованием вашей деятельности.
– Комиссию? – Бородулин всерьез испугался. – Но зачем же комиссию? Мы с вами, Константин Дмитриевич, довольно давно знакомы, можем ведь и сами разрешить все вопросы?
– Правильно рассуждаете, Бородулин, – Константин Дмитриевич довольно сощурился – солнце слепило глаза, – прямо мысли, можно сказать, читаете! Действительно, зачем нам какая-то комиссия, когда мы и сами можем разрешить все проблемы?
Бородулин кивнул. Его глаза тревожно бегали.
– Я могу дать вам и сам любые объяснения, Константин Дмитриевич. И в устной, и в письменной форме.
– Добро… Итак, – продолжил Меркулов, – расскажите, какие именно отношения связывают вас с Дейнекиным?
Глаза Бородулина забегали еще быстрее. Очевидно, он не ожидал такого лобового вопроса.
– Ну… Я его, конечно, знаю…
– А подробнее?..
Через полчаса, когда Бородулин как на духу выложил печальную историю своих отношений с Дейнекиным, Меркулов заметил:
– Неужели вы, Бородулин, могли допустить мысль, то ваши проделки не раскроют?
– Я думал об этом… Но ведь у меня не было другого выхода…
– Хм… – усмехнулся Меркулов. – Вы взрослый человек, много лет проработали в органах правопорядка. И должны знать, что выход всегда есть. Вы просто боялись вашего высокого покровителя.
– Боялся… – эхом отозвался Бородулин.
– А почему? Ведь следователь, как вам должно быть известно, фигура, процессуально независимая. Вы никому не подчиняетесь. Даже мне. Даже генеральному прокурору. Даже президенту страны, если уж на то пошло!
Бородулин грустно улыбнулся и ничего не сказал. Константин Дмитриевич понял, что подумал Бородулин. Что все слова о независимости следователя – только на бумаге. Фактически же у нас следователь зависим от такого огромного числа различных факторов, что голова идет кругом…
Ознакомительная версия.
