– А во Франции?
– Во Франции бреют.
– Нет, я про машины.
– По-разному. Моя бывшая предпочитала «рено». А твой?
– Мой предпочитал бормотуху.
– Не слыхал о такой марке.
– И не надо. – Она провела рукой по его щеке. – Как странно, брюнет, а такая светлая щетина.
– Признак породы. – Он со смехом привлек ее к себе. – Как я вчера, не сильно дебоширил? Ничего не помню. Ваша русская водка все-таки крепко бьет по мозгам…
– Так, пустяки, разбили пару зеркал и несколько физиономий, но безобразий никаких не было. – Нил притворно заохал, Оля рассмеялась. – Да нет же, ты был настоящий джентльмен и прекрасный любовник, и я нисколько не преувеличиваю… Ладно, ваше сиятельство, вставайте, кушать подано!..
Они долго ловили такси в ее Веселом Поселке, потом пили кофе в гостиничном буфете, потом она ушла, наотрез отказавшись подняться в его двухсотдолларовый «люкс», и он в одиночестве валялся до вечера на неудобной четырехспальной кровати, с которой все время сползало одеяло. Сегодня он уже не был способен ни на какие подвиги. Но завтра с утра надо всерьез заняться розысками.
За «Главбетон» можно было не беспокоиться, Жан-Пьер с Робером наведут там шороху и без него, им за это деньги плачены. Может быть, придется показаться там разок, с важным видом подписать какую-нибудь юридически ничтожную бумаженцию вроде протокола о намерениях, перед тем как бесследно раствориться в каменных джунглях свободного мира. Но только прихватив с собой Лиз.
При виде бутылки «столичной», вынутой Нилом из сумки, колючий взгляд квартирной хозяйки смягчился.
– Вы проходите, проходите… У нас тут темновато, осторожно, головой не стукнитесь…
Он двинулся вслед за ней по темному, извилистому и замызганному коридору типичной питерской коммуналки, где кухня и уборная безошибочно угадываются по запахам, где армада черных электросчетчиков соседствует на стене с криво подвешенным ржавым велосипедом, где с черного от вечных протечек потолка клочьями свисает прогнившая проводка.
Мрачная советская бытовуха настолько не вязалась с бережно хранимым в памяти обликом Лиз – такой светлой, изысканной, такой европейской Лиз, – что Нил в который раз подумал, а не ошибся ли он адресом. Но нет, все совпадало со сведениями, полученными от СС, да и хозяйка признала…
А та уже гремела ключами на связке, отпирая облезлую, серую дверь, с одного взгляда на которую становилось понятно, что ничего хорошего за ней храниться не могло.
– Как же, помню Лизоньку, помню, – хозяйка суетливо метала на стол граненые стопочки, банки с килькой и зелеными помидорами, лук, мелко нарезанный черствый хлеб. – Не обессудь, мил человек, что закусочка небогата, так не прежние времена… Эх, антихрист, семи пятен во лбу, до какого разора народ довел, это же надо!..
Она погрозила кулаком в направлении окна, там на подоконнике теснились трехлитровые банки с какой-то мутной жижей. На горлышке каждой банки красовалась раздутая резиновая перчатка. Такую же банку он видел вчера в квартире Светы, которая объяснила ему, что это выстаивается брага, которую теперь заготовляют даже в самых приличных домах, как народный ответ на развязанный Горбачевым антиалкогольный террор. Вообще, как с удивлением заметил Нил, столь популярный на Западе Михаил Сергеевич у себя на родине особой любовью не пользовался.
– Ну что, вздрогнули за знакомство! – Хозяйка, не поморщившись, опрокинула стопку водки, занюхала хлебцем. – Эх, хороша! Где брал-то?
– Где брал, там уж нет, – отшутился Нил. Он не хотел признаваться, что в «Березке» этого добра навалом и стоит оно, по французским меркам, такие смешные гроши, что как-то совестно покупать. Его бы здесь не поняли. – А что Лиза, давно ли съехала?
– Да уж почитай месяца три… Или полгода, у меня на числа память того… нетвердая.
– И не звонила больше, не заходила?
– А как же, заходила…
Нил напрягся, но попытался напряжения своего не выказывать.
– Когда?
– А тебе на что? – Хозяйка прищурилась, с внезапным подозрением оглядела Нила с головы до ног.
С утра, отправляясь на розыски, Нил оделся поплоше, и не просто поплоше, а так, чтобы даже наметанный глаз фарцовщика не распознал в нем иностранца. Надо было без проблем сойти за своего. До среднестатистического совка он все равно не дотянул и более всего напоминал самому себе базарного хачика, собравшегося на любовное свидание. Этому впечатлению в немалой степени способствовала и нынешняя радикальная брюнетистость, каждый вечер освежаемая с помощью баллончика сверхстойкой краски.
Он поспешил наполнить ее стопочку и как можно спокойнее объяснил:
– Родня волнуется. Не звонит, не пишет. Просили навестить, разузнать…
– Родня? Да какая ж родня, когда она из Парижу?
– Так и родня оттуда же… Да вы пейте, хозяюшка, пейте, у меня и вторая есть…
Я, понимаете, только что оттуда, с цирком был, на гастролях.
– Так ты циркач?
– Музыкант. В оркестре играю.
Если бы в этой каморке было пианино, определенно последовала бы сцена из народного фильма про место встречи: «А „Мурку“ можешь?» Нил смог бы и «Мурку», но пианино, слава богу, не имелось.
– Да аккурат на Восьмое марта…Не, вру, на старый Новый год… С приятелем своим.
– С каким приятелем?
– С негром.
– С негром? Как звать его?
– Кого?
– Ну, негра этого?
– Да никак не звать! Негр и негр. Чернущий такой, страшное дело! Вы, говорит, Вера Ильинична – это я, стало быть, Вера Ильинична, – все бумажки, что с почты на мое имя приходить будут, теперь ему отдавайте, негру то есть, потому как я уезжаю и не скоро теперь в городе появлюсь…
– Так и сказала – из города уезжаю?
– Так и сказала… А негр ничего, справный. Каждый раз десяточкой меня благодарит…
– Он часто заходит?
– Да раз в месяц примерно. Вот третьего дня был, привет от Лизоньки передавал.
Так. Здесь, похоже, тупик. Единственной зацепкой оказался безымянный негр, который теперь появится только через месяц, да и то не обязательно. Месяца у Нила не было. Значит, нужно сосредоточиться на розысках Сапуновой Светланы Игоревны, 1963 года рождения. Самому наводить справки рискованно. Надо действовать через кого-то. Через Оленьку?..
– Вера Ильинична, а нельзя ли посмотреть комнату, где жила Лиза.
– Да чего смотреть-то? Комната как комната, хорошая… Да и жильца нового беспокоить ни к чему…
Вторую бутылку, лежащую в сумке рядом с жестянкой конфет от «Максима» и флаконом «Синержи» – он не знал, что будет за хозяйка, а промахнуться со взяткой не имел права, – он так и не вынул. Не за что…
Спускаясь по мерзкой лестнице, он услышал за спиной торопливые шаги и гнусавый молодой голос:
– Эй, чувак, притормози, разговор есть.
Нил, не оборачиваясь, прибавил шагу. Разборки с местным хулиганьем в его планы не входили.
– Насчет Лизы… – продолжил голос.
Нил остановился. Обернулся.
В облике сбегавшего по ступенькам молодого человека ничего угрожающего не было. Длинный, очкастый, страшно сутулый, всклокоченный, в поношенных трениках, в тапках на босу ногу.
– Ты кто? Сосед?
– Ну… Жилец новый. Сижу на тачке, файло через энурез вытягиваю, чат ваш за стенкой слушаю…
– Чего? – Нил не понял почти ни слова.
– Короче, есть инфа. По негативу.
– По какому негативу?
– Ну, по негру этому. И еще по кой-кому. Интересно?
– Интересно.
– А на сколько?
– Очень… А, понял…
Нил достал из сумки водку, протянул очкарику. Тот поморщился.
– Водяру спрячь. Не употребляю. Только кэш.
– Хэш? Гашиш, что ли?
– Кэш. Мани-мани-мани. Сам посуди, писюха красной сборки, винт глючит как ненормальный. Вчера всю ночь с мамой протрахался, утром десять метров битых мозгов на помойку… А тут еще дрюккер предложили, импортный.
– Простите, вы – маньяк?
– Я сисоп! – гордо сказал очкарик.
– Сисоп – это кто?
– Систем-оперейтор. Компьютерный программист.
– А, теперь понятно. И что вы хотите за информацию?
– Сто картавых или десять вашингтонов.
Это Нил понял без переводчика. Даром, что ли, в юности на Галере ошивался?
– Молодой человек, товар перед продажей принято демонстрировать.
– А… Ну, короче, негатива звать Эрик. Эрик Макомба, третий курс ЛИСИ.
Нил полез в карман, достал бумажник, расстегнул. Показал пятидесятку.
– Он за нее на почте деньги получает, и посылки. По доверенности.
– Как по доверенности? А что ж она сама?
– Сама ничего.
– Что значит – ничего?
– Торчит. На игле. Давно уже, несколько лет. Мы раньше по этому делу вместе тусовались, я-то соскочил, а она…
– Светку Сапунову знаешь?
– СС? А то! Центровая герла, тоже ширнуться не дура. Давно не видал, пропала куда-то, говорят, за бугор свинтила.
– А Элизабет давно видел?
Очкарик выразительно посмотрел на бумажник в руках Нила. Нил отсчитал две пятидесятки, подумал, прибавил третью. Приняв деньги, очкарик ухмыльнулся, спрятал в карман тренировочных штанов.
