Сигнализация или переговорное устройство? Он посветил себе крошечным, как пальчиковая батарейка, фонариком. Увидел небольшой микрофон.
Странно, зачем в сигнализации микрофон?
- А, была не была, - шепнул Алтухов и повернул ручку.
Дверь открылась. Никакой сирены. Он быстро закрыл за собой дверь и нащупал выключатель. Насилу нашел: шарил по привычке над головой, а он под рукой, на уровне бедра. На секунду включил и выключил свет. Резануло по глазам, но теперь он знал планировку. Он находился в начале небольшого коридора, который вел к противоположной двери через весь дом. Снаружи он казался гораздо больше по размерам, чем внутри.
Слева, в пяти шагах от Алтухова, кухня, он увидел раковину. Справа напротив - гостиная, дверь закрыта, но это наверняка гостиная. За ней вдоль по коридору стена, она обрывается, дальше лестница наверх. Не очень-то и уютно. Как же искать кладовку и шкафы? Наверняка кладовка под лестницей, а шкафы на втором этаже. Но с минуты на минуту может приехать полиция, бывают ведь неслышные сигнализации. Зря он это дело затеял. Вот только одним глазком под лестницу заглянет и выйдет с черного хода.
Алтухов на мгновение включил фонарик, определив траекторию движения, и выключил его от греха подальше. Подошел к лестнице, нащупал перила. И в тот момент, когда он взялся за ручку кладовки, которая и впрямь оказалась под лестницей, в углублении, в нише, кто-то живой натолкнулся на него в темноте.
"Полиция", - подумал Алтухов, потом изменил решение: - "Хоупек".
Сначала обоих взяла оторопь, человек, вошедший в дом с черного хода и развернувшийся к двери, чтобы осторожно прикрыть ее, почувствовал, как его пятая точка прислонилась к чужой живой субстанции, которая зашевелилась и вздохнула.
- Ну, наконец-то, - остервенело проскрежетал, разворачиваясь, незнакомец и ударил кулаком предположительно в челюсть Алтухову.
Но тот успел повернуться и отогнул голову, ибо его глаза уже привыкли к темноте, и дал сдачи - съездил по уху незнакомца, удивившись, почему это Хоупек заговорил на родном рязанском?
- Ты, блин, у меня дождешься, Хоупек, - прорычал незнакомец и схватил Алтухова за грудки, - получай!
Костя почувствовал, как хрустнула его родная челюсть, и разозлился.
- Витек, ну ты придурок!
С этими словами он обхватил шею Похвалова, пригнул его голову вниз и хорошенько долбанул по похваловскому лбу коленкой. Тот обмяк и свалился на пол. Алтухов быстро включил фонарик.
Он не ошибся: это действительно был Виктор Степанович собственной персоной.
Алтухов вынул из внутреннего кармана куртки наручники и надел на Похвалова. Потом потрепал его по щеке.
- Вставай, хватит валяться. А ты вор - Похвалов...
Вдруг Алтухов услышал, как к дому подъехала машина.
- Полиция, - шикнул Алтухов. - Ану, живо!
- Ты кто? Ты не Хоупек!
- От Хоупека слышу! Выметайся!
Алтухов открыл заднюю дверь и выпихнул скукоженного Похвалова на тропинку, ведущую к ограде.
- Чешем отсюда, по-быстрому. Я из-за тебя на международный конфликт не полезу.
Похвалов побежал с пристегнутыми спереди руками вперед к зеленому ограждению.
- Дорогу знаешь?
- Куда?
- В гостиницу!
- У меня там машина, на стоянке. А ты кто, мужик?
- Северный олень! Как щас дам! - на бегу шепнул Алтухов.
Со стороны это выглядело мирной спортивной пробежкой двух спортсменов-дилетантов, если бы не пять часов утра и не владения дома престарелых, в которых тренировались эти двое.
- Тут сторожей нет, что ли?
- А чего им сторожить?
- Ну, дворец! Мы случайно не на территории королевского замка?
Похвалов покосился на спутника.
- Беги, беги! Долго еще?
- Долго. Это дворец для престарелых, а ты кто?
- Это ты журнал Хоупеку подбросил?
Похвалов остановился и опустил руки до известного предела:
- Я дальше не пойду.
- Ты еще молод, тебя здесь не оставят, а потом тебя ждут российские просторы, если на тебе только одно убийство. А где Хоупек?
Похвалов смачно выругался.
- Мы, блин, щас будем с тобой тут стоять и байки друг другу травить! Слышь, пусти! Мне журнал нужно забрать!
- Ладно, не трясись, отмажу я тебя с этим журналом. Завтра отмажу, если скажешь, где Хоупек.
- Ты что, мужик? Я ж тебя за него принял! Ты забыл?
- Да, верно. Ну, отдышался? Спортом надо больше заниматься, побежали, показывай дорогу.
Они перебежками преодолели королевский парк, особенно таинственный в предрассветное время, похожий на парки с картин художников Ренессанса, и спустились к мосту Карла IV.
- Ты куда меня вывел? - спросил Алтухов.
- Все правильно, теперь в обход Дворца инвалидов, в обратном направлении, полезли в гору.
Можешь не говорить, кто ты. Я и так знаю. Ты человек Мошонки! Угадал?
- Загадки разгадываешь? Ну-ну.
- А куда ты меня повезешь? Убивать? Убивать, да?
Похвалов явно впал в истерику. Алтухов, как Медный всадник, скакал за бедным Евгением по бульвару Шумана, пока не вспомнил, что у него в руках пистолет, а на его Евгении наручники, сверкающие в свете фонарей и редких встречных автомобилей.
- Остановись, чего мы бежим-то? - сказал Константин Константинович. Давай сюда свое кашне...
Он перекинул через наручники небольшое шелковое кашне Похвалова, а сам засунул пистолет за пояс. Они пошли шагом к видневшейся за перекрестком стоянке.
- Алтухов моя фамилия. Полковник ФСБ, из управления по борьбе с экономическими преступлениями. А где папки, сынок?
Похвалов заметно повеселел. Фээсбешник ему понравился, мужик что надо. Проезжая мимо дома Ганса Хоупека, они не заметили ничего особенного: ни полицейских машин, ни вообще каких-либо транспортных средств рядом с особняком не оказалось.
- Может, померещилось? - весело предположил Алтухов.
- Засвечусь я с журналом, - озадаченно вздохнул Похвалов, - как ты меня вычислил-то?
- Так ты ж за журналом приходил, сосед.
Они поднялись в номер Похвалова, причем провокации со стороны Виктора Степановича, как ожидал Алтухов, не последовало.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ
За окном уже рассвело. В раздумье над неожиданной новостью, ломавшей все логические цепочки, Стае и Македон переглянулись. Если Финк и Хоупек действительно братья, тогда это меняет дело и снимает подозрения в убийстве Финка с его кузена Ганса Хоупека.
- Можа, с Сеней связаться? - спросил Македон.
- Дура, что ты языком треплешь! Козел! Какой брат? - обратился Стае к пленнику. - Толком говори.
- Я, я, кузен. Его отец пропал без вести в России во время Второй мировой войны. Мы считайт его мертвым, молились за упокой. Мой отец Фридрих Хоупек сгину лея на войне, и мы не знали где.
Мой мутер - по рождению Кюхельбеккер, имела брата от первого брака своего отца. Они почти не встречались, только в раннем детстве несколько раз, когда мутер привозили в Берлин. Это было еще в тридцатые годы. Потом мутер со своим отцом переехала в Германию на долгие двадцать лет, но ее старшего брата уже увезли в Мюнхен.
Больше они не виделись. Потом в Чехословакию, когда она стала европейской. И вот это и был отец Адольфа, мы разыскали его только в восемьдесят четвертом году. То есть уже не его, а первым делом Адольфа.
- Заливаешь! - не поверил Македон. - Где папки?
- Ну, что вы заладили? - не выдержал Хоупек, и его снова поместили под воду в чем мать родила: в трикотажной спортивной куртке и джинсах "Левис". Вода уже была голубой, джинсы красились.
Поскольку рот у старика не был опломбирован, он продолжал рассказывать, как он с матерью разыскал двоюродного брата и почему фамилия приватизатора - Финк, а не Кюхельбеккер. Дело в том, что после развода Фридрих Кюхельбеккер, дед Хоупека, тотчас женился на его бабке, молодой красавице, дочери крупного фабриканта, поэтому первая жена Фридриха дала сыну свою фамилию и уехала из Берлина в Мюнхен, где скончалась вскоре после известия о том, что ее сын пропал без вести под Россией.
Так он выразился: под Россией.
- Стае, позвони, телефон работает, - снова попросил Македон, - если он не убивал, значит, и папки...
- Заткнись, без тебя знаю, что делать, потом проверят, куда звонили, прикинь, что будет, - Македон обратился к Хоупеку: - А зачем ты приезжал в Россию и как объяснить, что приехал ты в день, когда пришили двоих и пропали важные государственные документы, а отчалил, когда убили еще одного человека: в том же, кстати, доме?
- Клянусь, я никого не убивал, никого, - заплескался Хоупек, он уже еле разговаривал, но еще шевелился.
- Ну, ты еще тут заплыв устрой. Не брызгайся, я говорю, - проговорил Македон.
Этот второй был эдаким важным сморчком.
Он был чрезвычайно смугл, смуглость его еще сильней подчеркивали почти прямые, черные как смоль волосы, черные глаза и особый мертвый цвет кожи в складках возле губ и под глазами. Вот беда, ростом бандит не задался. Но по всему было видно, что в этой бригаде Македон - мозговой центр.
