Ознакомительная версия.
Прежде чем кулак душки Гизмо познакомился с моей челюстью, отправив меня в качественный нокаут, я успела-таки сорвать с него маску.
И на периферии угасающего сознания заметить ошарашенную физиономию Афанасия.
Опять гудит. И трясет. И дребезжит. Странный на этот раз попался вертолет, он не только все воздушные ямы ловит, но и все воздушные кочки. А это дребезжание! Он же сейчас развалится на лету!
Варька, хорош тупить. Да, тебе пришлось нелегко в последние сутки, особенно – за самый недавний хвостик этих суток. Всего за каких-то пару часов тебя накачали транквилизатором, а потом врезали по мо... нет, по лицу, морды у тех двух моральных уродов. Да и события весьма способствуют трусливо долгой и глубокой потере сознания, в надежде – вдруг само рассосется?
Вот разум, похоже, и решил выбрать этот вариант развития событий, отказываясь адекватно реагировать на происходящее. Иного объяснения собственному кретинизму я не нахожу – принять воняющий бензином «козлик» за вертолет!
Единственное сходство с недавним перелетом – я опять лежала на полу. Но на этот раз мои руки и ноги оказались туго стянуты старой вонючей веревкой, настолько вонючей, что попытка перегрызть ее даже не была допущена к кастингу возможных вариантов побега.
Продолжать игру в мешок с ветошью больше не имело смысла – ничего нового я не узнаю. Поэтому можно осмотреться.
Ага, можно. Только не очень получается – левый глаз не открывался. Да и вся левая часть лица, судя по ощущениям, увеличилась вдвое, превратившись в набитую болью подушку.
Но концентрироваться на этой боли нет времени, останусь в живых – похнычу всласть, а пока... Пока задействуем правый глаз.
Задействовала. Ничего неожиданного – грязный багажник автомобиля, принадлежащего редкостному зас... гм, не очень опрятному владельцу. Ржавые гнутые канистры, от которых и воняло бензином, лопата с засохшими комьями грязи, какие-то тряпки, пустые бутылки, скомканный брезент с подозрительными пятнами, очень похожими на следы крови...
И я. И парочка маньяков в салоне.
Хотя... Почему они молчат? Кроме надсадного завывания движка да скрипа рычага передач, ничего слышно не было. Афоня обиделся на розыгрыш и не желает разговаривать с Великим? Возможно, но надеяться на то, что похотливое чучело станет моим союзником, не стоит. Он ведь служил своему хозяину не только за страх, но и за... нет, не за совесть, совести как раз у этой парочки нет и не было никогда. Ради возможности полной власти над красивыми девушками, в обычной жизни морщившимися от отвращения при виде такого урода, Афанасий будет служить и богу, и черту, и кому угодно.
Вой и дрязг внезапно стихли, а меня вместе со всем хламом бросило вперед – приехали, похоже. Судя по манере вождения, автомобильные курсы Афоня не посещал. И «козлика» своего не очень берег, иначе не стал бы тормозить так резко.
Хлопнула передняя дверца, шаги, скрип створки багажника – очень хотелось зажмуриться и снова прикинуться бессознательной амебой, но ненависть к гнусной сволочи оказалась сильнее. А еще – вдруг удастся доплюнуть, пока он не ждет нападения? Или они не ждут. Хотя оплевать сразу двоих вряд ли получится, я же не верблюд, да и во рту сухо, словно песку наелась.
Но Гизмо оказался предусмотрительным, ему, похоже, хватило одного раза, и теперь он рассматривал меня на расстоянии. Рассматривал с холодным любопытством, словно экзотический микроб под микроскопом.
Изображать надменное пренебрежение с деформированным лицом было трудновато, но я старалась. Не знаю, что получилось на выходе, но страха в моем уцелевшем глазе Гизмо точно не увидел.
– Да, нельзя недооценивать противника, – усмехнулся он. – Но кто мог ожидать, что неприметная моль с косичкой на деле окажется злобной и умной крысой! Мало того, что непонятным образом разрушила мою налаженную жизнь, так еще и помощника лишила. Ну да ладно, я и один с тобой справлюсь. Что бы ты из себя ни строила, по сути ты – обычная баба, слабая и трусливая. И вида крови небось боишься, особенно собственной.
– Ты сам-то понял, что сейчас сказал? – хмыкнула я. – А вообще продолжай, столь изысканных и креативных комплиментов мне еще не говорили. Кстати, я что-то не очень поняла насчет помощника – неужели тот урод обиделся на твой невинный розыгрыш до такой степени, что решил уйти от тебя?
– Я его сам ушел, – дернул щекой Кульчицкий, избавившийся, кстати, от своего карнавального костюма – теперь на нем были обычные джинсы, майка и кроссовки. – Уволил без выходного пособия. Не люблю, знаешь ли, когда всякий генетический мусор на меня пасть открывает. Да и не нужен мне больше помощник, вот с тобой разберусь – и адье! Улечу из России, вот куда – пока не решил. Так что Афонька сам нарвался. Этот кретин забыл, что когти на моем костюме из остро заточенной стали, а когда вспомнил, было уже поздно...
Красивое лицо перекосила совершенно безумная ухмылка, глаза помутнели, в уголках безупречных губ появилась слюна.
Да он действительно псих! Настоящий, без примесей, чистокровный псих. В аристократических родах частенько встречается подобное: близкородственные связи и все такое. А Кульчицкий-старший, насколько мне известно, просто помешан на чистоте рода, и жену себе выискал соответствующую.
И получил в результате физически безупречный человеческий экземпляр с черной душой безумца. Умного и хитрого безумца, стоит отметить, в светской тусовке никто ничего не заметил.
Потому что шалил душка Гизмо в своих владениях, а папенька, сволочь такая, прикрывал развлечения сыночка всеми своими немалыми средствами. Вот почему удалось так оперативно среагировать на инцидент с Моникой – деньги решают многое.
– ...правда, костюм теперь придется сжечь вместе с остальными уликами, – продолжил Гизмо как ни в чем не бывало – и глаза снова ясные, и на лице прежнее выражение холодного любопытства, – уж больно много на нем Афонькиной крови, не отмоешь. А жаль, вещичка меморабильная, столько приятных воспоминаний с ней связано!
Вот же гнусь, а?! «Приятные воспоминания»! Ненавижу! И никогда не соглашусь с тем, что подобных безумцев не уничтожают, как бешеных собак, а всего лишь помещают в спецпсихушки, откуда с помощью папиных денежек легко можно исчезнуть. И снова сеять страх, снова измываться над несчастными жертвами.
– Ой, как страшно! – глумливо всплеснул руками Гизмо. – Прям так глазиком сверкнула, так тебя перекосило, убогая ты моя, что я чуть в штаны не наложил.
– Не переживай, тебе еще представится такая возможность.
– Возможность чего?
– Обгадиться по полной.
– Ты просто прелесть! – рассмеялся Кульчицкий. – Искренне жаль, что я не смогу пообщаться с тобой подольше...
– Отчего же?
– Так ведь из-за тебя же, милочка. А еще – из-за твоих неожиданно серьезных знакомств. Вернее, знакомства. Не очень хочется, знаешь ли, заиметь в качестве врага господина Пименова, он чел серьезный и злопамятный, найдет в любой точке планеты. Так что приходится в темпе зачищать следы, думаю, с твоими родителями уже покончили, теперь очередь за тобой. Если расскажешь все сама – умрешь быстро и безболезненно. Станешь упрямиться – будет больно. Очень больно. И ты все равно все расскажешь.
– Да что – все? – процедила я сквозь стиснутые зубы – не верь ему, с мамусей и папой Колей все будет хорошо, они же, в конце концов, не в лесу, как я сейчас, а дома, в деревне, вокруг полно народа. – Что ты хочешь узнать?
– Вот, правильное решение, умное. А узнать я хочу о твоем помощнике. Или помощниках. Кто еще в курсе моих дел? Не сама ведь ты следила за кретином Афонькой, выкапывала труп, вытаскивала тех двух девок из пещеры? Ты же, в конце концов, не супервумен какая-нибудь типа женщины-кошки, а обычная тетеха с косичкой.
– Ну почему же? – усмехнулась я. – А вдруг? Ты же изображал из себя Змея Горыныча, почему мне не поиграть в женщину-кошку?
– Играть ты можешь в кого угодно, но что-то я не вижу накачанных мускулов и гибких движений. Так что давай, колись – кто с тобой в паре? Кто еще может навредить репутации нашей семьи?
– Ах, вот ты о чем! – оживилась я. – Так бы сразу и сказал. Это я знаю, это я могу сказать.
– Отлично! – облегченно вздохнул Гизмо. – И не волнуйся, я свое обещание выполню, умрешь быстро. Я даже готов твое тело где-нибудь в людном месте оставить, чтобы тебя похоронили по-человечески, рядом с родителями.
Сама доброта и чуткость! Просто прослезиться хочется от умиления и сказать: «О-о-о-о!»
– Ну, говори – кто твой сообщник?
– Минуточку! – я удивленно приподняла бровь. – Ты иначе формулировал вопрос.
– То есть?
– Ты спрашивал – кто еще, кроме меня, может навредить репутации семьи Кульчицких, верно?
– Ну да, – подозрительно прищурился Гизмо.
– Так вот. Больше всех репутации семьи Кульчицких может навредить, вернее – уже хорошенечко подгадил – некто Сигизмунд Кульчицкий. Знаешь такого?
Ознакомительная версия.
