Под аркой или перед подъездом во двор? Те же люди плюс дворник, который по простоте душевной может и подойти, поинтересоваться: кого ждешь, мужик? Подъезд? Да, подъезд — это лучше.
Звонок будильника заставил вздрогнуть от неожиданности. Значит, уже семь. Ей необходимо было уединение, чтобы замкнуть мысленный круг, чтобы никто не отвлек. Она поспешно проскочила в ванную, услышав, как зашевелился на кровати проснувшийся Волков.
Теплые струи обволакивали тело, мерно гудела газовая колонка. Когда? В какой день? Завтра у нее дежурство, потом день отдыха, когда она может проваляться в постели, сколько ей вздумается. Значит, или сегодня, или завтра, или через два дня.
Через два дня — поздно, рисковать Осман не захочет. Остается или сегодня, или завтра.
Гюрза торопливо закрутила душ. Сколько сейчас? Минут пять восьмого? Это ничего, еще есть время. Она выскочила из ванной комнаты в незастегнутом халате, пронеслась мимо пораженного Волкова, на ходу крикнув ему «привет!» и упала на кресло возле телефона. Рука ее замерла над диском. Звонить Виктору или в ближайшее отделение? Если она права в своих выводах, то у Виктора появляется шанс, равного которому может и не представиться. По-другому ох как тяжело будет раскрыть дело Марьева. Решено. Она набрала номер, который уже успела выучить.
— Да, — прервался третий длинный гудок. Беляков что-то жевал. Должно быть, завтракал.
— Юмашева. Слушай и соображай со всей быстротой…
Она описала ситуацию, укладывая суть в короткие фразы.
— Возможно, дую на водку, — закончила она. — Едешь?
— Да. А…
— Успеешь собрать ребят?
— Укладываюсь. Могу опоздать минут на пять-десять. Возьму двух из дежурной смены, позвоню и подхвачу по пути Орлова и Ермолаева.
— Годится. Но учти, если с ребятами не выйдет, звони мне и сиди на месте. Сунешься один — в порошок тебя сотру. Ты меня понял?
— Понял.
— Действуй.
Повесив трубку, она взглянула на будильник.
Семь двенадцать. Если все пойдет гладко, Виктор должен прибыть вовремя. Если сегодня они вытянут пустышку, мероприятие придется повторять завтра. А чего она сама хочет? Да чтобы никакого киллера вовсе не было, ни сегодня, ни завтра, ни вообще. А впрочем, пес его знает, чего она хочет…
Следующие полчаса прошли в состоянии отрешенности. Все делала на автопилоте, к чему привыкла по утрам. Да, отвечала на вопросы Волкова, даже отшучивалась, когда он пытался выяснить, что случилось, что происходит, во что она погружена. Но все это происходило словно за завесой, будто бы даже и не с ней. А она, Гюрза, эти полчаса жила в мире своих мыслей и событий, развязка которых может наступить менее чем через час. Она еще и еще проходила путем недавних размышлений, проверяла и перепроверяла себя, взвешивала обоснованность своих опасений, разматывала заново клубок расследования. И приходила к тем же выводам, что и изначально. По прошествии получаса она каждую минуту стала подходить к окну.
Подходила несколько раз и к двери, выглядывала в «глазок», чем немало изумляла Волкова. И наконец встала у окна и больше от него не отходила.
Теперь можно было ждать приезда Виктора в любой момент. Из окна комнаты, равно как и кухни, видна была лишь часть выхода из арки во двор.
Виктор и те, кто приедет с ним, могли пройти невидимой частью и двинуться дальше вдоль стены.
— Ты готова? — на пороге появился Волков, на ходу обстукивая карманы в поисках ключей.
— Твоя машина во дворе?
— Конечно, где же еще. Ты куришь уже третью за утро.
— Мысли, мысли не дают покоя. Помнишь, как Жеглов говорит Шарапову: «У меняет тебя и ребят секретов нет, но это многолетняя привычка, понимаешь».
— Что-то такое припоминаю, — он растерянно развел руками.
Раздалась, заставив вздрогнуть из обоих, короткая трель телефонного звонка.
— Будь добр, — попросила она, — принеси мне его.
Он пошел к аппарату. От догорающей она прикурила следующую сигарету.
Телефонный шнур позволял таскать телефон по всей квартире, до окна его хватило с избытком, без натяжек в струну.
— Да, — ответила Гюрза телефонной неизвестности и автоматом взглянула на часы. Без восемнадцати восемь.
— Беляков, — раздалось в трубке. — С ермолаевского сотового. Едем по Гороховой, перед Семеновским мостом. С народом порядок.
— «Броники» есть?
— Взяли. Там нормально? — Вслед за вопросом до уха Гюрзы долетело отдаленное, но отчетливо слышное бурчание хозяина телефона, опера Ермолаева: «Наболтаешься еще, знаешь, сколько минута стоит?»
— Нормально, давай до встречи. — Гюрза повесила трубку.
Едут. Им осталось около десяти минут. Она знает, как будут тянуться эти десять минут. «А не смотается ли киллер, если он киллер, потому что я отклоняюсь от графика, который ему известен? Не должен, до восьми выждет. Ведь бывало и такое, что я выходила из дому в восемь, элементарно просыпая. А до восьми ребята должны поспеть. Тут же совсем рядом, помчат под мигалками. При подъезде к дому, конечно, сообразят вырубить…»
— Эй, ты уснула? Я спрашиваю, при чем тут броники, сиречь бронежилеты?
Гюрза метнула взгляд на будильник. Прошла всего лишь минута, вытянувшаяся, как рекламные колготки «Голден леди», от Парижа до Находки.
Она закурила еще одну сигарету, несмотря на то что от никотиновой передозировки начала побаливать голова. И только тогда ответила:
— Иван, милый, потерпи проклятые девять минут, а? Мне как-то не до объяснений.
Он пожал плечами и замолчал, кажется, обиженно.
Надо чем-то отвлечь, занять мысли, укорачивая минуты. Но разговаривать более она не могла. Она смотрела на арку в ожидании перемен, отвлекаясь только на часовой циферблат. Никто не вошел за все это время во двор, только выходили.
— Так вот, ты иди в машину, подожди меня там. Мне надо позвонить. Секретному агенту. Сотовый у тебя с собой?
Он кивнул.
— Свяжись со мной из машины. Возможно, я не смогу с тобой поехать. Я тебе скажу, смогу или нет, все зависит от звонка. Договорились?
— Ладно. — Было заметно, что его подмывает спросить, что происходит, что за странности поутру. Но он сдержался. И просто вышел.
«Иван — посторонний человек, даже если определить, что он вышел из моей квартиры… Он не нужен, нужна я и только я. Вот если бы он вышел со мной… Он уже должен дойти до площадки первого этажа, спускается к двери, выходит на улицу».
Она кинулась к окну. Иван сбегает с крыльца. Уф, у нее отлегло от сердца. И хотя не должно было ничего случиться, тем не менее, тем не менее…
А что было делать? Он садится в машину. Она вернулась к телефону. Ну, давай, давай, набирай номер. Или ты его еще не выучил, необходимо заглянуть в записную книжку?
Трель звонка. Она схватила трубку.
— Иван?
— Иван.
— Не удивляйся моим вопросам. Просто отвечай: кого ты видел на лестнице? Кого ты видел в моем подъезде? Был кто-то?
— Да. А что?
— Кто? Где? — перебила она.
— Мужик внизу. Почтальон.
— Что делал?
— Как что? Газеты раскладывал.
— Больше никого? Ни когда выходил из квартиры, ни когда спускался?
— Нет вроде бы…
— Почтальон оглянулся, ты видел его лицо?
— Нет, как стоял спиной, так и продолжал…
— Ясно, спасибо, вечером позвоню, объясню.
Езжай без меня. У меня изменились планы. До свидания, поезжай, вечером позвоню. — И она повесила трубку, пресекая вопросы Ивана, которые последовали бы непременно.
…На одиннадцатой минуте после звонка Виктора она увидела из окна первую фигуру в «бронике», надетом поверх куртки, выскользнувшую из арки подворотни. Сзади показались еще двое… еще один…
В первом она узнала Виктора. Он сейчас поднимался на крыльцо. Остальные, их было четверо, оставались внизу, возле крыльца. Нельзя насторожить опытного убийцу топотом множества ног, правильно работают. Нет, конечно, топота никакого не было бы, но то, что на улице к двери подходит не один человек, убийца расслышал бы, если бы он находился сразу за дверью парадного. А ведь он может находиться и там. Тогда, услыхав, как кто-то открывает кодовый замок с той стороны, он вряд ли выхватит оружие — почему он должен решить, что это милиция по его душу, скорее, подумает, что вернулся кто-то с ночной смены, или с выгула собаки, или…
Все. Виктор рвет на себя дверь. В этот момент стартуют все остальные. Сергей вбрасывает себя внутрь подъезда…
Она приникла к «глазку». Идет посекундный внутренний отсчет. Никто не появляется на ее этаже, и не слышно, чтобы кто-то поднимался. Значит, внизу? Еще контрольные десять секунд. Не могли они просто так застрять. Значит, кто-то был внизу. Ждать она уже больше не в силах. Она распахнула дверь и бросилась вниз через три ступени.
Что там? Треск, грохот и крики. Первый лестничный марш проскочила. Гюрза всегда думала, что ее лестница кажется непомерно длинной, только когда взбираешься по ней, возвращаясь с работы, а она может быть длинна и при спуске. Второй этаж.
