Ладно, давай попытаемся, — засмеялся Турецкий. — А ты там не очень, будь с ним осторожен, неровен час, он и тебя к уголовничкам засадит, и что я тогда буду один тут делать? С двумя-то красивыми женщинами?..
— Да, не забудь, от Фили — персональный привет Кате. Он очень переживает за нее.
— Скажите, пожалуйста! Узник-то наш, а? Передам… А Косте я все-таки позвоню…
Глава одиннадцатая ХОЖДЕНИЕ ПО КРУГУ
Звонок состоялся. Александр Борисович подробно проинформировал Константина Дмитриевича о проделанной работе и понесенных издержках. Словом, объяснил, какая «нелегкая» занесла «Глорию» вместе с Юркой Гордеевым в такую смоленскую глушь, где милиция в своем «беспределе» чувствует себя куда вольготнее, чем братва. Впрочем, одни не исключают других.
Костя посетовал, но больше по привычке, поскольку «Глория» была в немалой степени и его любимым детищем. А кто ж еще по собственной охоте станет помогать Генеральной прокуратуре, как говорится, «просто за так», иначе говоря, «за хорошие глазки», помогать распутывать срочные и сложные дела, требующие особой щепетильности и конспирации? Потом спросил все-таки сам, не дожидаясь просьбы, в чем нуждается Саня и его команда?
— В Сердюке, — простенько так ответил Турецкий.
— Всего-то? — фыркнул Меркулов. Как-никак заместитель генерального прокурора и обычный областной прокурор могли разговаривать на одном, понятном им двоим, языке. — И о чем я его должен предупредить?
И вот тут Александр Борисович, прекрасно понимая, что может вызвать справедливый гнев своего бывшего шефа, но все же друга — в настоящем, изложил свою точку зрения на те события, которые заставили и его, и его товарищей кинуться в эту глушь. На выручку справедливости. Ну, и еще двух очень симпатичных женщин. Зачем скрывать правду? Костя ж ведь обязательно узнает. А еще он высказал некоторые свои соображения по поводу того, как после разговора Меркулова с Сердюком станут стремительно развиваться события в районе. Точнее, в каком направлении.
Константин Дмитриевич выслушал и спросил:
— А что дает тебе уверенность говорить о том, что коррупция в самом деле пронизала там все сущее сверху донизу? Ты отдаешь отчет своим словам?
— Представь себе. Я бы очень хотел ошибиться, поверь мне, но боюсь, что мои надежды тщетны. Костя, они никого не боятся. И не потому, что не верят в преступность своих замыслов и дел, а в силу того, что повязаны между собой. Им некого бояться, понимаешь? Власти нет. Вернее, она есть, но помещается не на Советской площади, бывшей, разумеется, а теперь какого-то, не знаю, Маслякова… Но не нашего, московского весельчака, а своего, бывшего «стахановца», вероятно. Я и не пойду туда, мне хорошие люди отсоветовали: потеря времени, ловкая демонстрация занятости. А всем руководит полковник милиции. Не первый случай в моей жизни, Костя, тебе известно. Я и не таких «страшных зверей» выводил на чистую воду. Но — доколе ж, друг мой любезный?
— А ты помнишь, что протопоп Аввакум ответил своей жене, когда та возопила: «Доколе ж мучиться, отец?» Чего он ей ответил? Вот то-то и оно, что не помнишь, а туда же! «До самыя смерти нашей, матушка!» Вот так, Саня, не забывай, где живешь.
— Вот за этот совет особое спасибо, дружище, век не забуду. Но… вернемся к нашим баранам. Как тебе мое предложение? Дадим приятный шанс нашим коллегам из близлежащей «конторы» проявить сообразительность? Не все же нам одним хвалы принимать? Равнодушно, я имею в виду, как один поэт завещал. Пусть отличатся, а оборотней и на наш век хватит. Зато их премьер потом похвалит, молодцы, скажет, а мы отойдем в сторонку и тактично так усмехнемся. Нам ли заботиться о славе?
— Ишь, размечтался… — Меркулов вздохнул и потом сказал решительно: — Считай, уговорил. Но для беседы отправишься сам. Никаких адвокатов! Даже на пушечный выстрел запрети приближаться, понял?
— Так точно, ваша светлость.
— Что-то новенькое…
— Это — из уважения. Когда прикажешь трогаться в путь?
— Да хоть прямо сейчас, там же не близко?
— Костя, нам бы Филю. Для физической защиты, понимаешь?
— Понимаю, — Меркулов, конечно же, понимал, зачем им нужен Агеев, но испытывал неудобство: не привык он давить на областные прокуратуры. Однако и Саня был прав. Взбешенный волк может перерезать все стадо. — Ладно, попробую пока вызволить под подписку о невыезде, сойдет?
— Вполне. А дальше — дело техники, сами справимся, беспокоить не будем. Так я выезжаю со всем досье?
— Именно так… Чтоб все акты экспертиз. Да, а насчет той компании что? Ну, которую упоминал?
— А у судебного медика приятель имеется. Корпоративная, так сказать, дружба. Он — из криминалистов. Подъехал, познакомились, я отдал оба договора и изложил просьбу. Он пообещал к концу дня составить акт экспертизы на предмет установления идентичности и прочего, чтобы иметь действительно улику, а не общие слова о случайных совпадениях. Но, поглядев на бумажки, он сразу сказал, что сомнений у него нет. То есть, сведениями такими я могу уже оперировать, но подтверждение обо всех сертификатах документов появится либо сегодня до конца дня, либо завтра утром. Только я, Костя, думаю, что утром наш вопрос уже отпадет сам. Ну, как у того мужика, который пришел к урологу и говорит, что ему один симптомчик в его хозяйстве не нравится. Врач посмотрел и говорит: «А чему там нравиться? Подпрыгни, и само отпадет».
— Босяк! — воскликнул Меркулов, смеясь. — Постыдись седин!
— Чьих, Костя? — продолжал веселиться Александр Борисович. — Сердюка? Так он, говорят, лысый… Ладно, спасибо за помощь…
Турецкий тут же перезвонил Гордееву и спросил, где он — территориально? Юрий ответил, что районного прокурора, естественно, как и полковника, на своих рабочих местах не нашел. Отбыли в неизвестном направлении, но вряд ли вместе. По словам одного симпатичного свидетеля, точнее, свидетельницы — она из архива в прокуратуре, — ему удалось узнать, что Масляков с Крохалевым — не в ладах, отношения — как у кошки с собакой, но, может, они это просто изображают? Известно, тем не менее, что полковник нередко бывает у прокурора в приватном порядке, и о чем у них долгие разговоры, неизвестно.
— Правда, пару раз видели, как полковник выходил от Маслякова недовольный, даже раздраженный. Причины?.. Да чего-нибудь требовал, а прокурор не спешил навстречу. Он иногда бывает такой: шлея захлестнет, и с места ничем не сдвинешь. Старый уже, пенсия — под носом, может, репутацию портить не хочет. Публично, так сказать. А полковник — как бульдозер, знаешь, этот, «японец», большой такой. «Камацу», что ли?
— Да фиг с ним, дело пролистал?
— Листаю. Вот как раз… в данную минуту… — адвокат двусмысленно хмыкнул, и Турецкий понял причину. Конечно, «симпатичный свидетель» где-то рядом. Очень хорошо.
— Тогда поступаем так, Юрочка. Я разговаривал с Костей, он потребует от Сердюка, чтобы тот своей властью отпустил Филиппа под подписку о невыезде. В оперативных нуждах. Поэтому к Сердюку еду сейчас я, впереди чуть больше двухсот верст, а на такой машинке — недалеко, к вечеру вернусь. А ты хватай Филю и вместе с ним — в Бобров, на Первомайскую. И там сидите до моего возвращения. Никуда не рыпайтесь. Будем ждать дальнейшего развития событий. Да, и ни к какому Крохалеву больше не езди.
— Поздно, я уже был там. Он — в отсутствии, супруга, милая вполне женщина, ничего не знает. Утром уехал в крайнем раздражении. Кто-то из его сотрудников, очевидно, позвонил и испортил ее мужу настроение. В последнее время это у него случается часто. Нервничает, понимаешь ли, много. А причины она не знает, поскольку не выходит практически из дома. Кстати, дом — так себе. Вероятно, его претензии на усадьбу Краснова не лишены оснований. Что скажешь?
— То, что уже сказал. Не теряй времени. А Красновым займешься после того, как закончим с Крохалевым. Сделай перерыв на краткий отдых, не всю ведь жизнь пахать неустанно. Да там и Верочка, кажется, не сочла бы за слишком большое неудобство несколько сменить тему бесед с одним преуспевающим столичным адвокатом. Молодые бизнес-вумен очень часто, я знаю, нуждаются в настоящей квалифицированной помощи хорошего специалиста.
— Ах, молодец, как ты умеешь уговаривать!..
— Заметил хоть, что я не назвал помощь— юридической?
— А то! — Гордеев захохотал. — Все понял, еду за Филей. Но и ты оставайся на связи…
Две с небольшим сотни километров на отличной «тойоте», да еще по отличной дороге, — не проблема, можно было и расслабиться немного. Хорошая дорога вообще располагает к размышлению. О чем думал Александр Борисович, проезжая Дорогобуж и предчувствуя скорый выезд на федеральную, во всех отношениях, трассу? Да все об одном и том же. То есть, говоря словами Екклесиаста, про то «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…». Сколько ты ни кляни оборотней, сколько ни вылавливай их, а они — вот, рядышком, под самым боком устроились. И не боятся, потому что внешне — они те же люди… Очень похожие на нормальных отцов семейств, жен имеют приятных и милых, детей растят, желая им куда более счастливого будущего, чем видели перед собой их страдальцы-родители. Они даже не ругаются, ибо это — нехорошо, некрасиво, во всяком случае, в присутствии других людей. Очень опасные звери…
