— Да. Но не это важно. Поймите меня правильно, Петр Сергеевич, при всех моих к вам симпатиях: ваш разговор с Олей Замятиной воздействует похлеще любых постельных сцен. Ибо здесь — неподдельное, искреннее чувство. И потому это тем более воздействует на телезрителя. Здесь Забельский, как опытный интриган, все верно рассчитал. Я повторюсь: сначала он вас вознесет в глазах телезрителя как прекрасного человека и семьянина, а потом сбросит с этого пьедестала, продемонстрировав на всю страну эту тайную видеозапись, если…
— Если? — наклонил голову вбок, как бы прислушиваясь, Анисимов. — Кажется, я начинаю понимать, в чем состоит его условие. А какой ваш интерес в этом шантаже? — сухо спросил Анисимов. — Почему вы согласились принять участие в этом бесстыдстве?
— Вы правы. — Любезнов поднялся с кресла. — Это самое настоящее бесстыдство. Я виноват перед вами, но прежде всего перед собой. И своими близкими, когда поддался его шантажу.
— Вас он тоже в чем-то уличил? — спросил Анисимов, продолжая сидеть в той же позе, но и не приглашая гостя снова сесть.
— Я взял у него беспроцентный кредит, чтобы выкупить дом в дачном поселке Чижи, который он основал. Там много таких, как я…
— И у всех беспроцентный кредит?
— Вы правильно поняли… У всех нужных ему людей.
— Чего он от меня хочет? Да вы сядьте, не стойте.
— Он мне не сказал. Но я, кажется, догадываюсь. И вы тоже. Возможно, речь о выставленном на Торги «Телекоминвесте», где вы будете председательствовать. И он хочет, чтобы вы ему подсудили.
— Иначе?
— Откуда мне знать, — опустил голову Любезнов. — Вы человек молодой, плохо помните то время, время эйфории от дарованной нам сверху свободы! За что теперь мы расплачиваемся… Тогда мы были пьяны и слепы от открывающейся перед нами новой жизни и новых возможностей. Мы думали о себе и о других лучше, чем есть на самом деле. И кое-кто сумел эффективно воспользоваться нашей благоглупостью… И сесть нам на шею. Извините, я лучше пойду. Спасибо за вашу честность и прямоту, за то, что я устыдился своей роли в этом грязном деле. Но хочу вас предупредить: Забельский ни перед чем не остановится! Он обязательно снова повторит передачу о вашей семье, а потом покажет вас в обществе Оли Замятиной в интимной обстановке… И обоснует это тем, что мы живем в свободной стране, и потому общественность имеет право знать, кто нами руководит — люди с двойной моралью! А уж если я потом не дам в своей газете рецензию об этой инсценировке… Он меня и мою семью просто раздавит. Это его подлинные слова. Он сделает это, поверьте, если…
— Если? — как эхо повторил Анисимов. — Опять же если контрольный пакет «Телекоминвеста» не попадет в его карман? Он это хотел мне передать через вас? Я правильно понял?
— В общем, да. Думаю, на самом деле он метит выше. Он рассчитывает, что сработает эффект домино. Упадете вы, за вами упадет правительство. И он по-своему объяснит широкой общественности причину. И предложит свой вариант правительства президенту.
— Я сам подам в отставку, — решил Анисимов и поднялся с места. — Как только проведем эти торги, сразу же и подам. А сейчас, извините, мне надо ехать.
— Если ему не дать понять, что вы приняли его условия, он покажет видеозапись еще до торгов. Все-таки вы плохо представляете, с кем имеете дело.
— Посмотрим! Спасибо, что предупредили. Чего-то такого, признаться, мне бы следовало ожидать, — добавил он глухо. — А разве вы, Леонид Анатольевич, не едете туда же на прием? Я видел списки приглашенных. По-моему, вы там тоже есть. Я вас подвезу.
— Спасибо, действительно, я там тоже есть. Но я поеду на своей редакционной машине, она меня ждет.
Они вместе вышли из кабинета, прошли секретариат, вышли в коридор.
— В своей газете я не буду публиковать материал об этой гнусной истории, — глухо сказал Любезнов. —Пусть изгоняет из своих Чижей, наплевать. У меня еще есть двухкомнатная квартира, переживем.
— Кстати, Забельский там тоже будет, — напомнил Анисимов. — И придется делать вид, будто я… Я что, ничего не знаю? Черт, даже не знаю, как теперь себя с ним вести. С подлецами как-то не приходилось, знаете ли… Может, посоветуете?
В английское посольство они приехали по отдельности, в разное время. Анисимов с женой, Любезнов один.
Григорий Иванович скользнул внимательным взглядом по лицу Любезнова, потом, широко улыбнувшись, устремился навстречу вице-премьеру, которого жена держала под руку.
— Вот кого я давно не видел! Здравствуйте, молодые люди! Мне мои телевизионщики говорили, что вы на редкость очаровательная и телегеничная супружеская пара. Мол, таких, как вы, у нас еще не было! И вот я сам в этом убедился… Ну как, вам понравилась передача? Мне — очень.
— Вы знакомы? — спросил Анисимов, представляя супруге Забельского. — Аня, это Забельский Григорий Иванович, собственной персоной… Жена моя Анна Семеновна.
— Очень приятно, — улыбнулась Анна Семеновна, подав руку Григорию Ивановичу, которую тот галантно поцеловал. — Вы не обращайте на Петю внимания. Когда он устает, он всегда не в духе.
— Смотря что или кто меня утомляет, — пожал плечами Анисимов. — Григорий Иванович, мне тоже весьма понравилось, как это было сделано. Чувствуется рука мастера. А сейчас нас извините, у меня здесь намечена деловая встреча… Пойдем, Аня, я познакомлю тебя с мистером Симмонсом… Еще увидимся.
Они отошли, и Григорий Иванович с некоторой грустью посмотрел им вслед. Потом обернулся и увидел стоявшего здесь же неподалеку Илью Корецкого, в чьей благородной лысине отражался свет хрустальной люстры.
— Илюша! — развел руки Григорий Иванович, изображая несказанную радость. — А почему ты один? Где твоя очаровательная племянница?
— Гриша! — еще громче отозвался Корецкий, так что все обернулись в их сторону. — Олечка сейчас далеко отсюда, она в командировке, выехала в Чечню, хочет снять репортаж о спасенных тобой солдатах российской армии…
— Что ты говоришь… Что ты говоришь… — покачал головой Забельский. — Как жаль, что я не увидел ее, нашу красавицу… Я же помню ее девочкой, вот такой… — Он показал рукой от пола. — Представляю, как она бы сейчас блистала! — Он обвел рукой зал. — И всех бы затмила, так что мужчины забыли, по какому поводу сюда пришли… Неужели в Чечню, в самое пекло?
— Нет, конечно. Сначала они с группой обоснуются в Дагестане, там безопаснее… Ты хотел мне что-то сказать?
— Отойдем, есть приватный разговор… — вздохнув, шепнул Забельский и снял пару бокалов с шампанским с подноса у ближайшего лакея.
— Будем пить за здоровье ее величества или как? — поинтересовался Корецкий, когда они отошли к камину, где было меньше народу.
— Сначала за встречу, — хмыкнул Григорий Иванович. — А уж потом за здоровье царствующей особы, благодаря которой мы сейчас можем не изображать борьбу нанайских мальчиков на потеху широкой публике, а поговорить, как два давно знающих друг друга человека, чьи интересы когда-то сходились…
— Это было золотое время, — вздохнул Корец-кий. — Хочешь сказать, что, когда мы выйдем из посольства, наша нанайская борьба начнется сначала?
— Непременно, — кивнул Забельский. — А как иначе?
Он достал из внутреннего кармана фрака несколько листков тонкой бумаги.
— Что это? — заинтересовался Корецкий.
— Вернее, кто это, — поправил Забельский. — Это донесения на твою персону в мой адрес со стороны небезызвестного начальника третьего отдела ФСБ господина Агеева.
— Меня не интересуют всякие сплетни обо мне, — поморщился Корецкий. — Гриша, скажи прямо то, что ты хотел сказать.
— Я одно хочу сказать, Илюша! Не будь идиотом. Эта дезинформация в нашем узком кругу успеха не имела. Слишком бездарна. Тебе ведь он тоже стучит на меня, как дятел. Причем каждый день, но это он делает уже не с моего ведома и не с моей подачи. И помолчи; пока я не закончил. Я одно хочу спросить: нам с тобой это надо? Он несет мне дезинформацию о тебе, а тебе — информацию обо мне, но высосанную из собственного пальца, что, по существу, все та же дезинформация… Можем мы с тобой заключить конвенцию о недопущении к своему уху этого бездарного двойного агента ноль-ноль?
— Но если ты обо мне так думаешь…
— Илюша, милый, не надо лишних слов! — прервал его Забельский. — Ничего страшного, мы с тобой, как две великие державы, ведем друг против друга разведку. Ведем, ну и что? Это нормально. Главное, чтобы наши разведчики, даже если они двойные агенты, не были столь бездарны. Поэтому давай воспользуемся нашим водяным перемирием, которое мы только что заключили по случаю дня рождения ее величества. У нас и так мало времени. Так да или не да?
— Заметано, — отрывисто, глядя в сторону, сказал Корецкий. — Ты только это хотел сказать?
— Нет, я еще хотел тебя спросить о главном: на какой пакет акций «Телекоминвеста» ты претендуешь? На контрольный или блокирующий?