– То-то, – Штырь отпустил, и Степан встал, покряхтывая.
– Ты, Штырь, не демократ, – неожиданно спокойно произнес Степан, потирая руку. – Критики не терпишь, даже если сам не прав.
– Опять нарываешься? – осведомился Штырь.
– Во дает! – удивилась Катька. Она была очень довольна, что не только ей сегодня досталось от Штыря. И вдруг она увидела на диване смятые купюры, выпавшие, по всей видимости, из кармана рубашки Степана. – А это что? – И она проворно схватила скомканную кучку.
– А ну отдай! – кинулся на нее Степан, глаза его округлились. Но Катерина уже успела передать кучку Штырю. Тот деловито разгладил купюры и пересчитал.
– Та-ак, – протянул он. – Почти «лимон» старыми… Откуда?
– Откуда? – повторил его вопрос Степан. – Ты же нам последнее время ни хрена не даешь. И порошка все меньше от тебя. На что наркоту-то брать?
– Откуда? – уже более грозно повторил Штырь.
– Ну, рванули с Валетом вчера пару сумок…
– Шакалы поганые, – спокойно сказал Штырь. – Я же говорил, за старое не приниматься. А еще, козел, и Валета втянул. Да и что-то многовато здесь.
– Повезло! Нам деньги нужны, – стоял на своем Степан. – А у Валета, между прочим, неплохо вчера получилось. Штырь, может, хватит нам за ними мотаться. Ну, слиняли, и хрен с ними. Мы и на сумках неплохо жили…
– Нет! Мне много денег надо. Понимаешь, много! Да и вам тоже, – твердо сказал Штырь, как отрезал. – И чтобы больше этим не занимались. Узнаю, сам ментовке вас сдам.
– Ладно, – недовольно буркнул Степан. Но по его тону было нетрудно догадаться, что со Штырем он не согласен..
«Совсем от рук стали отбиваться, козлы, – подумал Штырь, уловив настроение Степана. – Если так дальше пойдет, хана мне будет. Нет, не было еще такого, чтобы я не выкарабкался. Я вас всех, уроды, в узел», – мысленно пригрозил он кому-то.
– Итак, что мы имеем, – перешел он к делу. –
Выкладывай! – обратился к Степану.
Выслушав его, Штырь подвел итог:
– Ясно. Сидоренко мотанул в отпуск. Сволочь! А эта стервь все бегает, все ищет. Это хорошо, пусть ищет. Может, найдет, мы тут как тут, –
после этих слов Штырь улыбнулся. – Интересно, зачем она в больницу моталась, а сегодня к деду этому вонючему? Он чего тебе сказал? обратился Штырь к Катьке.
– Денежку попросил. Ну, я ему говорю: «Дед, ты чего?» – и она крутанула пальцем у виска. – А он обозвал сукой и дверь закрыл. Я потом звонила, звонила, но он, гад, так и не открыл.
– Завтра вы ее пасти будете, – обратился Штырь к Степану.
– Так она же нас знает! – удивился тот.
– А вы постарайтесь, чтобы она вас не увидела. Понятно, уродцы?.. А теперь пошли вон! Я думать буду! – произнес Штырь многозначительно.
– А-а, – саркастически протянул Степан, и Штырь еле сдержался, чтобы не залепить ему в морду…
Анфиса была вся в раздумьях. Она пыталась сопоставить факты и принять решение. Но это ей никак не удавалось.
«Что же делать? Как теперь подобраться к медцентру? А что, если взять и спросить прямо Власа?.. И как найти Николая? Да и знает ли он что о Светлане?.. «В морге покойников режет, а может, и не только покойников», – вспомнила она фразу старика. – Что он этим хотел сказать? – Анфисе вновь стало не по себе. – А что, если Николай?.. – От этой мысли ей стало невыносимо жарко. – Он
же претендовал на Светлану. Нет… Этого не может быть… Просто бред выжившего из ума старика. Нет… Что-то все не то и не так».
В квартире было жарко и душно, несмотря на открытые форточки. Анфиса подошла к окну и приложила руку к батарее – та была огненная. «Ну вот. Как всегда, на дворе потеплело, и топить стали сильнее… Все у нас всегда вверх ногами…» Она почувствовала, что у нее начинает болеть голова, и решила прогуляться. «Семь вечера. Еще и в магазин успею забежать, и пройдусь…»
В магазине народу было мало. Анфиса прошлась вдоль прилавков, ничто из продуктов не вызвало у нее желания купить. «Да и зачем? Если Влас все принес… – И вдруг сердце ее защемило. Ей захотелось увидеть его, несмотря ни на что. – Нет, – отогнала она от себя это желание. – Нельзя… Он, может быть, вообще преступник…» Она вышла на улицу, ничего не купив, и тихо побрела к своему дому по самой длинной дороге. На улице было хорошо. По сравнению со вчерашним потеплело градусов на пятнадцать. На тетю Машу такие резкие перепады температуры действуют ужасно, она жалуется на головные боли.
Фонари дарили свой яркий желтый свет. Падал мягкий снег. Но во дворе было уже пустынно. Из открытых форточек доносились голоса телевизионных ведущих. Но чаще всего до нее долетали скучные, бессмысленные диалоги героев «Санта-Барбары». «Опиум для народа», – подумала Анфиса о сериале.
Она дошла до своего подъезда, но домой не хотелось. Потоптавшись на месте, еще некоторое
время рассматривала окна в своем и соседнем доме. Желтые, красные, розовые, зеленые – каких только не было на них штор. На первых этажах окна были плотно завешены, на самых высоких, как правило, хозяева не утруждали себя этим, ведь из-за высоты никто не сможет заглянуть в их жизнь.
«Мне тоже надо бы новые купить, – подумала Анфиса о шторах. – И поплотнее, чтобы не просвечивали. Чтобы не пялились все кому не лень, что у меня там…» Занятая своими мыслями, она открыла дверь в подъезд. И на секунду замерла. На ее этаже не было света, только со второго слегка отсвечивала узкая полоска.«А уходила, свет был». – Ей стало жутковато. И тут она вспомнила о баллончике. Ее рука быстро нащупала его в сумке и вытащила. Теперь Анфиса почувствовала себя увереннее и шагнула в подъезд..
И в тот же момент черная тень метнулась под лестницей. Охваченная ужасом, Анфиса нажала на баллончик. Струя с силой вырвалась в направлении тени… Анфиса, сообразив, что сама может глотнуть этого слезного запаха, а дверь в свою квартиру ей в темноте быстро не открыть, вновь выскочила на улицу.
Сначала она отбежала от подъезда, но потом остановилась. «Куда я? В милицию? И что я им скажу…» Дверь в подъезде с силой хлопнула, Анфиса оглянулась и увидела вышедшего из него Власа. Она сразу узнала его в свете фонаря.
Он, прислонясь к двери, вытирал платком лицо. Она догадалась, что именно его, как и желала сегодня днем, угостила слезоточивым газом. Мечты сбываются. Но восторженного чувства победительницы
Анфиса не испытала, а, наоборот, в ней всколыхнулось чувство жалости и сострадания к Власу. Она подошла к нему.
– Влас, – она вытащила из сумочки и протянула ему свой платок.
– Мне же больно, – тихо сказал он. Слезы продолжали течь по его щекам. – Ну зачем ты?
– Я испугалась. Думала, кто-то на меня нападает… – Ей не хотелось перед ним оправдываться, но это как-то само собой получалось.
– Нападает, – скривился он.
– Пойдем ко мне. Промыть надо.
– Нельзя слезогонку вымывать. Только хуже сделаешь.
– Тогда протрем.
Она взяла его под руку и повела в подъезд.
– Наконец-то, – вздохнул с облегчением Влас, когда она в конечном итоге смогла в темноте справиться с замками.
Анфиса провела его в ванную и вручила полотенце. Он начал протирать глаза. А она, сбросив шубу и сапоги, побежала в комнату за чистым полотенцем.
– На возьми, – протянула она еще одно полотенце Власу.
Чувства страха у Анфисы перед ним не было, наоборот, ее все больше захлестывала жалость. Он стоял рядом такой родной, теплый и несчастный, что ей захотелось обнять, прижаться к его груди, но она себя сдержала. Совершенно невероятными и стыдными казались ей недавние подозрения, когда она представляла Власа чуть ли не убийцей. Такого просто не может быть!
– Не везет мне с женщинами, – сказал Влас, повесив полотенце. – Одна с черным сбежала, вторая – слезогонкой брызгается.
– А что ты здесь делаешь?
– Я никак не мог понять, чего ты вчера сорвалась? – спросил Влас.
– Я не сорвалась, просто… – Анфиса запнулась: не знала, что сказать.
– Ну, про мужа ты наврала. Это я еще вчера понял. Правда, только когда ушел. Так в чем делото все-таки? – Он произнес это голосом хозяина, и Анфиса почувствовала, что не может не ответить на его вопрос. И сказать ему может только правду.
– Дай ключи, – попросила она неуверенно. Ей страшно хотелось, чтобы этого брелока у него не оказалось, чтобы он был ее галлюцинацией.
– Да что с этими ключами? – произнес недоуменно Влас, но достал и протянул их Анфисе.
Нет, брелок был… Тот самый брелок-талисман Антона. Анфиса повернулась и медленно пошла в комнату. Влас последовал за ней.
– Так в чем дело? – вновь спросил он.
– Садись, – Анфиса указала ему на кресло, сама же опустилась на диван. Сейчас она чувствовала себя судьей, жаждущим оправдать обвиняемого. Но она боялась, что ей это не удастся, и поэтому все оттягивала решающую минуту. Наконец решилась.
