4
Наконец в Сан-Себастьяне закончилось время сиесты. Горожане начали выползать на улицы слаженно, как пчелы из улья.
Прождав три бесполезных часа в договоренном месте (у левой задней колонны все того же дворца Мирамар, от которого его уже тошнило), Гордеев понял, что никакого связника тут не будет. По делу государственной важности так не опаздывают. Испанцы вообще-то славятся своей непунктуальностью, но не в таком же случае. Да и потом, кто сказал, что связник Турецкого должен быть испанцем?
Гордеев тщательно выполнил инструкцию. Сперва сорок минут сидел в рыбном ресторанчике со спортивной газетой «Marca» недельной давности с большим портретом молодого русского вратаря, которого купила местная команда «Реал Сосьедад». Газета была специально привезена из Москвы, потому что в Испании уже на следующий день спортивных газет не купить. К нему никто не подошел. Гордеев, собственно, и не знал — кто это должен быть. Просто либо в ресторанчике, либо у задней колоны Мирамара он должен был получить информацию о важном русском чиновнике, проживающем инкогнито в одной из местных гостиниц. Но — увы…
А сам все же был не настолько адаптирован в этом чертовом Сан-Себастьяне, чтобы со своим чудовищным акцентом мог, не привлекая внимания, таскаться по гостиницам (которых, между прочим, не меньше десятка) и искать беглого прокурора. А если тот снял квартиру? Или виллу за городом? Или яхту? Или… Да бог его знает что!
Теперь Гордеев звонил Турецкому по всем телефонам, но у того было беспросветно занято. Глядя на Юрину унылую физиономию, Яна сказала:
— Я пойду очки себе куплю, а то морщины вокруг глаз появятся.
— Тебе это еще лет двадцать не грозит, — буркнул Гордеев, давя на кнопочки.
Она повела плечиками (кажется, уже знала, как на него это действует, а впрочем, может быть, на всех, может быть, это просто отработанный киношный жест?) и пошла к лавке, в которой помимо прочей ерунды торговали солнцезащитными очками, а Гордеев снова достал мобильный телефон.
Полуденная жара мешала думать. На руль села большая розовая бабочка, похожая на причудливую дамскую шляпку. Аборигены лениво передвигались по улице, перебрасываясь на своем великолепном языке ничего не значащими репликами.
Едва Гордеев отчаялся связаться с Москвой, как у него самого звякнул мобильник. Это был Турецкий, и он сказал, не здороваясь:
— Юрка, что за фигня? К тебе просто нереально дозвониться! Развлекаешься там?
— Может быть, это ты объяснишь мне, что происходит? — прошипел Гордеев, наблюдая краем глаза, как Яна покупает себе черные очки. — Я уже целый день тут торчу, и по-прежнему…
— Юрик, не кипятись, ошибочка вышла. Тебе нужен Сантьяго-де-Компостела.
— Кто?!
— Не кто, а что. Это город в Галисии.
— Да знаю я!
— А Галисия — провинция в Испании. А Испания, слава богу, не Россия, ты живенько туда доберешься. Ты же на машине? Небось с откидным верхом?
— Спасибо, утешил! Ты хочешь сказать, что вы, черт возьми, перепутали город?!
— Позвони, когда приедешь в Сантьяго-де-Компостела, — дипломатично ответил Турецкий и отключился.
Гордеев достал из бардачка карту и принялся изучать ее. Сперва он вообще не нашел такой город, но потом, исследовав побережье Атлантики, все-таки нашел. Сантьяго-де-Компостела был (или была?) расположен южнее Ла-Коруньи.
Тут подошла Яна. Она купила себе очки, которые оказались не черными, а синими, да еще и закрывали половину лица.
— Ничего умнее придумать не могла? — нервно спросил Гордеев. — Скажем, ничего менее заметного?
— Так стильнее, — объяснила молодая актриса.
— Наверно, это чтобы тебя поклонники не доставали с автографами, — съязвил Гордеев.
— Фу, — сказала она, — тебе не идет быть язвой.
— Ладно, извини. Я просто думаю, что мужчина всегда заплатит два доллара за однодолларовую вещь, если она ему очень нужна. А женщина всегда заплатит один доллар за двухдолларовую вещь, даже если она ей совсем не нужна.
Она засмеялась и заметила:
— Зато за женщиной всегда последнее слово в любом споре, а все, что мужчина скажет после этого, просто уже новый спор. Имей в виду.
И они снова тронулись в путь. Яна спала, загорала, читала вслух отрывки из своих пока что немногочисленных ролей, а Гордеев тихо злился.
Понадобилось пять часов пути с остановкой в Овьедо, чтобы добраться до городка, притулившегося на самом краю Европы. Гордеев даже вспомнил строчку из классика, когда они въезжали через городские ворота:
— Лишь тот назваться может пилигримом, кто в том идет к Сантьяго иль оттуда…
— Сам придумал? — поинтересовалась Яна.
— Это Данте Алигьери сказал, — с сожалением объяснил Гордеев.
— А… Какой-то твой знакомый итальянец, да?
— Вроде того.
— Молодой?
— Я бы не сказал…
Оказалось, в Сантьяго-де-Компостела уже более тысячи лет не иссякает поток паломников из стран христианского мира. Начиная с раннего Средневековья по этому пути прошли миллионы, и до сих пор путь к храму, воздвигнутому над могилой апостола Иакова, никогда не бывает пустынным. Гордеев первоначально допустил ошибку, когда поехал было по этой дороге, но, слава богу, вовремя свернул.
— Что происходит? — спросил Гордеев по-русски у туриста, фотографирующего медленно плывущую толпу людей. У туриста была футболка с надписью «Нигде кроме, как в Газпроме-2004», пивной животик и весьма курносая физиономия — насчет его национальной принадлежности никаких сомнений не возникало.
Турист хихикнул:
— Версия такая. Здесь в двенадцатом веке был основан духовно-рыцарский орден, папа его утвердил — и началось. Тысячу лет ходят к мощам этого Иакова. Причем раньше, чтобы попасть в Испанию, паломники должны были пройти через Францию, самолетов-то тогда не было, а там, во Франции, — куча своих святынь, так вот в дороге жизнь и проходила… Ну а вокруг этой хреновины и поселение образовалось. Добро пожаловать в Сантьяго-де-Компостела!
— Спасибо, — буркнул Гордеев, — наелись уже.
Потом они с Яной долго ломали голову, почему город называется так, как называется, пока не сообразили, что Сантьяго по-испански и есть Иаков.
Они въехали в город, припарковались возле гостиницы «Осталь де лос Рейес Католикос». Номер брать Гордеев не спешил. Он вообще теперь не спешил — хотел немного отомстить Турецкому. Они оставили машину и вышли размять ноги.
Архитектурные ансамбли потрясли не только своей красотой, но и безудержной энергией и жизнелюбием своих обитателей. Яна имела несчастье у кого-то спросить, где здесь поближе публичный туалет, и с трудом отбилась от добровольных гидов. В какой-то момент Гордеев, безуспешно пытавшийся связаться с Москвой, с удивлением обнаружил, что его спутница непринужденно общается уже с целой группой загорелых молодых людей.
— Ты знаешь, — замахала ему рукой Яна, — оказывается, здесь находился один из старейших университетов Испании!
— А это студенты?
Их разделяла небольшая площадь, густо заселенная голубями и старушками с фотоаппаратами.
— Ага!
Студенты, или кто они там были на самом деле, ничуть не смущаясь седой старины, вели себя, как и подобает молодым людям, весело и непосредственно, и, кажется, все, как один, предлагали русской актрисе руку и сердце.
— Дарлинг, — крикнул Гордеев свирепым голосом, — немедленно в машину!
— Извините, очень ревнивый муж! — Яна одарила всех ослепительной улыбкой и пошла вслед за ним.
Хотя торопиться пока было некуда. Собор Сантьяго-де-Компостела был виден из любой точки города и надоел им за первые два часа. Зато понравился Портик Небесного Блаженства, они постояли там немного, влекомые обоюдным желанием, но никто не торопился снова делать первый шаг. И Яна предложила:
— Давай сбежим в монастырь! Ты — в мужской, я — в женский.
Гордеев подумал и, в общем, был недалек от того, чтобы согласиться.
Вместо этого они пошли в Музей Медицинского колледжа — смотреть коллекцию средневековых медицинских инструментов.
Он подумал о пакете, в котором лежало оружие, — он оставил его в машине, хоть и на охраняемой стоянке, но все-таки это же Испания — та самая страна, где совсем недавно его чуть ли не раздели в переулке. Справедливости ради, стоило отметить, что тогда отличился соотечественник, и Гордеев даже немного пожалел, что Вадим Тихоненко и его винтики-шпунтики уже отловили того гада. Было бы все-таки славно встретиться с ним снова и прислонить где-нибудь в тихом месте к теплой стенке. А стенки здесь все были теплые. Жара стояла немилосердная.
Господи, как они вообще тут живут, подумал Гордеев. С другой стороны, они, наверно, просто привыкли. И спят много, в частности после обеда. Фиеста, мать ее. То есть тьфу, сиеста, конечно. Вообще, это любопытный феномен — послеобеденный сон. Может быть, в этой обязательной, непременной релаксации и заключается национальная идея испанцев — сродни той, что так долго и безуспешно искали наши политики и прочие «отцы нации»? Надо будет не забыть рассказать об этом Турецкому, как человеку, вхожему в высшие сферы.
