Это имя я ожидала услышать меньше всего. Плотников Геннадий Борисович, рецидивист, вор в законе, в прошлом мой злейший, коварнейший и беспощаднейший враг, мною побежденный и посаженный за решетку, опять, оказывается, на свободе. Плохо моя разведка работает. О таком любопытном событии я должна была узнать не от юного прыщавого субъекта, мотающегося за мной по пятам с непонятными намерениями, а от энного количества сотрудников милиции, которые у меня в неоплатном долгу за многое, и в частности за поимку Плотника.
Для чего это старый хорек призывает меня к себе? Нанял бы киллера, и все дела. Я недоверчиво посмотрела на переминающегося с ноги на ногу Вовку.
— Видеть хотел, говоришь? Передай ему мою фотографию.
— Лично надо, — терпеливо, как слабоумной, пояснил Казанова и подмигнул.
— Зачем? — Мне лично от Плотника ничего не надо. И опосредованно тоже.
— Ну… Поболтать о том о сем, чаек попить…
— И только-то? — Я припомнила недавнюю обильную трапезу, загрузившую деликатесами мой неизбалованный желудок. Чаем меня нынче не заманить. Пусть сочинят что-нибудь позавлекательнее. — Занята я сегодня вечером.
Вовик вздохнул и начал по-обезьяньи чесаться, не в силах решить, уговаривать меня или махнуть рукой и слинять.
— Дело у него к тебе. Важное.
— Ух ты! — ернически ухмыльнулась я. Прикончить меня, что ли, собрался? Вот обнаглели люди! На блюдечке с голубой каемочкой им все подавай. — Скажешь, какое дело, может, еще подумаю, поехать или нет. И не красней, чай, не невинная девица. Меня не обманешь, уверена, ты в курсе, что от меня Плотнику надо.
Бедолага аж вспотел от мыслительных усилий. Потер челюсть, поковырял носком кроссовки колесо, поцыкал золотым зубом. С бесконечной скорбью средневекового мученика на лице прошептал почти беззвучно:
— Нанять он тебя хотел.
От удивления я чуть не села прямо в грязь на обочине.
— Врешь!
— Вот те крест, с места не сойти, ментом буду!..
— Все равно врешь. Неправдоподобно и нехудожественно. Где ж это видано, чтоб вор сыщика нанял? Чего ты загоняешься, чудак? Поспорил с кем или вправду пьяный? Дыхни-ка!
Вовка обиженно скривился и полез за пазуху поскрести тощие ребра.
— Он то же говорил, не поверишь. А еще сказал, крутись, как ерш в унитазе, но привези ее. А не то кое-что кое-куда то ли засунет, то ли натянет, если ничего не перепутал.
— Так вот почему ты за мной целый день катаешься! Подойти боишься, напугала я тебя при первой встрече.
— Было маленько. А еще он обещал полную безопасность.
— Н-да? — засомневалась я.
— Мамой клянусь!
Сложно отказаться от такого предложения такого человека. Пока я размышляла, к дождю присоединился град, и мы забрались внутрь машины.
— Что ж ты, дурачок, сразу все не выложил? Ломался, отпирался, ветошью прикидывался.
— Струхнул я, — обворожительно улыбнулся лопоухий Казанова. — У вас с ним серьезные дела, а я посередине, как вошь между пальцами.
— Ну и выражаешься ты при дамах, — покачала я головой. — Ладно, уговорил, сердешный. Вези.
Ехать оказалось недалеко. Бывший зэк жил в новом благоустроенном шестнадцатиэтажном доме на предпоследнем этаже. В лифте Вовочка возобновил попытки познакомиться поближе, и вновь пострадала его и без того не идеальная физиономия. По тому, как искренне он потом извинялся, я сделала вывод, что руки и голова у него работают несогласованно. Последствия многочисленных сотрясений головного мозга, полагаю.
После звонка открыли нам не сразу, видно, рассматривали в «глазок». Затем из-за двери послышался хриплый голос:
— Вовк, ты? Привез?
— Сказал ведь, привезу. Отпирай, не томи.
Зазвякали многочисленные запоры, и еще через полчаса нам было позволено проникнуть в квартиру. Мы обменялись с Плотником настороженными и оценивающими взглядами. С нашей последней встречи он мало изменился, похудел разве. То же обилие морщин на круглом скуластом лице, те же черные равнодушные глазки и седые клочки волос за ушами. Фланелевая клетчатая рубашка и синие джинсы придавали матерому уголовнику домашний и молодцеватый вид.
— Ну, здравствуй, Иванова, — прохрипел хозяин дома и выругался длинно и заковыристо.
— Я тоже не рада тебя видеть.
Геннадий Борисович собрался добавить к своему предыдущему высказыванию пару-тройку этажей, но закашлялся, почти как я, и передумал.
— Пошли на кухню, там теплее. Чаечку выпьем.
Мы обосновались в небольшой уютной кухоньке, отделанной в неярких бежевых тонах. Вован разлил нам душистый черный чай и был услан в зал — смотреть телевизор. Я опрометчиво отхлебнула из чашки и едва не выплюнула ядовито-горькую обжигающую жидкость обратно. Затем опрометчиво проглотила и едва не вывернулась наизнанку. Пока я экспериментировала со свежезаваренным чифиром, хозяин выхлебал всю свою пол-литровую бадью и уставился на меня. Я молчала, предоставляя ему право заговорить первым. Он молчал неизвестно почему. Может, ждал, когда я допью? Тогда лучше общаться.
— Давно вернулся?
— В сентябре, — охотно отозвался Плотник. — Под амнистию попал, в честь юбилея Пушкина. Как раз тогда в больничке валялся. Я, мать, кашляю сильно.
Туберкулез, мелькнуло в голове, и меня затошнило с удвоенной силой. Мы опять замолчали, в упор пялясь друг на друга. У меня первой сдали нервы: сказался трудный день.
— Чем лечишься?
Мой непростой собеседник мгновенно оживился.
— Чаечком вот лечусь. И травки завариваю. Разные. Малинку, землянику. И еще корень женьшеня. Мертвых, говорят, поднимает.
Он умолк и перестал подавать какие-либо признаки жизни, даже шевелиться. Темы для разговора я исчерпала и замерла на стуле, стараясь соответствовать мужчине напротив. Тут же нестерпимо зачесались нос, правое ухо, живот, затылок и обе пятки. Ясно, откуда у Вовки дурная привычка постоянно чухаться. Я уже придумала великолепную шутку про пятнадцатый этаж, который задевают самолеты, но хозяин вдруг ожил, долго кашлял, потом удовлетворенно сплюнул в раковину и неторопливо захрипел:
— Вот что, мать. На днях от людей услышал, кто-то в нашем городе закупил немелкую партию пороха, взрывчатки то есть. Понимаешь, о чем я?
— Примерно. Но кому это понадобилось?
— В том-то и дело! В большой тайне торговались, через посредников. Спросишь, зачем такое честному человеку, что ему скрывать от нас? Так я тебе отвечу. Не люди это.
Я, как зачарованная, не сводила взгляда с вещавшего с пеной у рта старого вора.
— Чечня это, вот что. На ветер пустить нас решили…
И он минут пять, пока вновь надрывно не заквохтал, покрывал ненавистных бандитов матом. Отдышавшись, продолжил изложение основной идеи уже с коррекцией стиля.
— Ты того, мать, должна найти этих… заказчиков, и поскорее. Мы не потерпим эту… сволочь в нашей России.
Он, видно, устав, застыл. Я открыла рот для парочки вопросов, но Плотник поднял на меня свои пустые страшные глаза, и возникать мне сразу расхотелось.
— Важное дело. Ты, как их найдешь, все документики в органы отдай, в соответствующую контору. Пусть примут меры. А заплатить я тебе заплачу.
Он порылся в кармане джинсов и аккуратно положил на скатерть несколько стодолларовых бумажек.
— Геннадий Борисович, — в моем голосе непроизвольно прозвучало уважение. — Мне хотя бы одну зацепку, имя перекупщика, где бывает, когда состоялась сделка.
Старый вор скривился, словно я просила его выпить за благополучие и семейное счастье всех тарасовских сотрудников милиции, потер подбородок ладонью, смахивая невидимые крошки, злобно глянул на меня и прохрипел:
— Ты, мать, того, меня не приплетай. Если что спросят, переводи стрелы на ментов, мол, от них данные.
Я истово закивала, аж закашлялась для уверения в моей лояльности и солидарности. Плотник опустил тяжелые веки, стесняясь своего стукачества, пусть даже на благо Родины.
— Сделку обмывали две недели назад. Последний наш перекупщик кликуху носит Штурман и бабки обычно тратит в «Синице».
Ночной клуб со своим казино, бильярдом и рестораном «Синица в руках» пользовался заслуженной славой бандитского притона. Думаю, на сегодня он входит в план моих культурных развлечений. Быстро же, однако, я согласилась на очередной заказ, несущий мне новые, опасные и вредные для здоровья хлопоты. Разгадка моей сговорчивости кроется не в сути самого дела, хотя политически неразборчивой меня тоже назвать трудно, а в нестандартной личности нанимателя. Таким людям сложно отказать даже в пустяках, а борьба с чеченским терроризмом вовсе не пустяк, не замужество какое-нибудь. К тому же я была не уверена, удастся ли мне выйти из квартиры живой и невредимой, если я откажусь от предложения Плотника.
Я уже встала, собираясь откланяться, когда замерший наподобие китайского глиняного божка старик забеспокоился и заворочался на табурете.
