Андрей не долго умилялся этому факту, он резво подскочил с кресла и с разбегу бросился на стол Куницына. Шелест бумаг и сопение Пряжникова наполнили кабинет. Настольный календарь не обманул ожидания: на странице «30 сентября» четким, красивым почерком было написано «Позвонить А.». И номер Алениного телефона.
– И всего-то, – с улыбкой на лице появился из приемной Вячеслав Матвеевич. – Держите свои копии.
Непонятно почему, но настроение у него изменилось. То ли вспомнил молодость, поработав на копире, то ли Пряжников, попросивший об одолжении, стал менее неприятен, но Вячеслав Матвеевич улыбался.
Андрей тоже расцвел:
– Спасибо, выручили. Ну, я пойду, наверное?
– Как, уже? – чуть ли не обиделся Куницын. – Непонятный детектив собирался уходить, так и не выяснив, по мнению Вячеслава Матвеевича, ничего полезного для расследования.
– Я думаю, мы еще встретимся с вами, – обнадежил президента Андрей. – А коньяк, Вячеслав Матвеевич, изумительный.
– Знаю, – улыбнулся Куницын. – Ну, тогда заходите…
«Откуда он знает про Алену? – думал Куницын, оставшись один в кабинете. – Она ничего не могла ему рассказать. Тогда откуда?»
«Почему он так удивился моему вопросу? – думал Пряжников, спускаясь в лифте с девятого этажа. – Почему я, разговаривая с Аленой в банке, как с одной из служащих, не мог случайно выяснить, что она каким-то образом связана с Куницыным? Или он знает, что я никак не мог поговорить с Аленой?»
– Итак, в моем распоряжении следующая информация… – Андрей благополучно выбрался из лифта, преодолел холл здания и оказался на улице. – Следующая информация. Двадцать четвертого сентября Алена Дмитриева была жива и невредима – ведь нашла же она в себе силы добраться до шейпинг-клуба «Гармония» и записаться на тренировки. Тридцатого сентября, по всей видимости, Алена имела беседу с В.М. Куницыным. Вячеслав Матвеевич – деловой и пунктуальный мэн, нет оснований предполагать, что он не выполняет пунктов, отмеченных в настольном календаре. Первого октября – трагическая кончина Вероники Соболевой, причем Алена Дмитриева замечена у подъезда, где проживала убиенная «пантера секса». Второго октября Алена появляется в «Гаранте» и результат этого посещения – бездыханное тело Батурского. Пистолет с четкими отпечатками пальцев Дмитриевой прилагается. Все ясно. Вот невзрачная девица с отличными литературными способностями. Вот бывший любовник девицы (пардон, уже холодный), который использовал служебное положение и подвигнул ее на интимную связь. Вот экс-любовница бывшего любовника – тоже, увы, окоченевшая. Вот отрезок времени, когда были совершены убийства, вот свидетели. Вот орудие убийства. И если бы я сейчас смог заключить в свои цепкие объятия Алену (ну, чтобы надеть на нее наручники), то конструкция изумляла бы своей чрезмерной логичностью, объяснимостью, мотивированностью и проч. И это было бы подозрительно. Но я не могу заключить ее в объятия, так как скромная дева исчезла. Тогда конструкция ввиду отсутствия главного несущего звена – убийцы – теряет свою чарующую округлость, приобретает жизненную взлохмаченность и мы с удовлетворением можем думать, что все на самом деле так и было, как кажется. Другой вопрос, что на заднем плане маячит жена убитого Батурского. Она ненавидела, это несомненно, Веронику Соболеву и, вполне возможно, ненавидела и своего мужа, который ославил ее на всю Москву, связавшись с проституткой. Тут же возникает монументальная фигура Вячеслава Куницына и рвет на себя остатки одеяла. Куницын и Батурский – словно братья, ветер и парус, птица и небо, гладиолус и солнце, утюг и розетка, таракан и дихлофос… нет, что-то я заговорился… ветер и парус, птица и небо, то есть друзья до гроба. И эти неразлучные друзья тесно привязаны друг к другу цепями нефтяного бизнеса. Не пробежала ли меж ними черная кошка? Как мне это выяснить? А симпомпончик Куницын ко всему прочему тоже бывший любовник невзрачной девицы с литературными способностями, и ему отнюдь не пришлось использовать служебное положение, чтобы заманить малышку в постель. А откуда у малышки пистолет? На какие деньги и через каких таких знакомых она его приобрела?..
Мысли Пряжникова плавно перекатывались от одной фигуры к другой. Лазерным лучом сознания он напряженно исследовал ситуацию, обогатившуюся новой информацией. Участники трагедии передвигались по импровизированной шахматной доске, выстраиваясь то в одной, то в другой комбинации – от ферзевого гамбита до сицилианской защиты.
– Андрей!!!
Пряжников очнулся. На тротуаре стояла Дирли-Ду. Она была в ярко-синем костюме – кожаные шорты и короткая куртка – и с тяжелым огненно-рыжим хвостом на затылке.
– Ты что!!! – возмущалась Дирли-Ду. – Танк, торпеда, гиппопотам на стометровке! Мчишься, меня не замечаешь!
Андрей с упоением набросился на Дирли-Ду:
– Ты моя радость! Я задумался.
– Он задумался. Меня только что пытались безобразно изнасиловать. В проекте.
Андрей оторвался от Дирли-Ду и внимательно посмотрел ей в лицо, озверевая на глазах:
– Кто посмел? Удавлю!
– Да, представь себе! Я очень незаметно и приглушенно стою здесь на перекрестке вот уже час, ожидаю твоего появления из этого высотного здания. Очень незаметно стою, никого не трогаю, ем мороженое. И вдруг рядом тормозит «джип-чероки», из него вываливается и кидается на меня, будто голодный тигр, какая-то тетка и намекает, что я непременно должна осчастливить ее и себя работой в агентстве «Деловой вояж»! Какова наглость! Ладно бы я стояла здесь в бикини и с плакатом на груди «Помогите! Погибаю без секса», но я ведь вполне прилично выгляжу, Рес-пек-та-бель-но! Хамство! Вот так откровенно рекрутировать на улице персонал для разнузданных плотских утех. И ведь кого-нибудь обязательно подцепит! Какую-нибудь глупенькую десятиклассницу…
– Сюзанна Эдмундовна?
– Ты ее знаешь? И до сих пор не арестовал?! – возмутилась Дирли-Ду.
– Это не в моей компетенции. Дирли, миленький костюмчик. Но почему его так мало?
– Ты ничего не понимаешь. Я отдала за него семь миллионов!
– Тебя явно обвесили. Вот это что?
– Шорты! Ослеп?
– Кто угодно ослепнет. Я не вижу никаких шорт, только колготки.
– Колготки, между прочим, тоже дорогие – четыреста шестьдесят тысяч!
– Кошмар! Кстати, Дирли-Ду, ты вообще как здесь оказалась?
Дирли-Ду засияла и обняла Андрея за шею. На живописную парочку оглядывались.
– Я хотела посмотреть выставку немецкого авангарда начала двадцатого века. Здесь, недалеко. Но если честно, я изучила твой настольный календарик.
Ты такой педант! Держать дома настольный календарь! Ну и значит, у тебя сегодня по расписанию встреча с неким Куницыным. Корпорация «Ойлэкспорт интернешнл». И вот я здесь! – гордо объявила Дирли-Ду.
– Ты копошилась в моем календаре?! – ужаснулся Андрей. – Это… это… это верх бестактности и непорядочности! – Пряжников буквально задыхался от негодования. – Любопытная мартышка!
– Зато ты сейчас имеешь возможность меня обнимать. Пойдем вместе на немецкий авангард?
– Если ты внимательно ознакомилась с моим календарем, то в курсе, что сегодня у меня много дел. – И тратить время на тебя, вертихвостку, я не намерен.
– Ладно, – легко согласилась Дирли-Ду. – Пойду одна. Потом еще займусь благотворительностью.
– ?
– Ну, накуплю подарков для какого-нибудь детдома.
– Ты не перегрелась на солнце?
– Мне непонятна твоя реакция, – насупилась Дирли-Ду. Ее рубиновые губки обиженно надулись. – Что в этом плохого? Дети, может, не знают вкус шоколада.
– Желание одарить малюток тонной шоколада, конечно, грандиозно меня умиляет. Но почему так вдруг? Опять memento more <Помни о смерти (лат.)>
– Просто замучала совесть. Неравномерное распределение земных благ. Ким Бэсинджер получает миллионы долларов за пятнадцатисекундный рекламный ролик, я покупаю колготки за четыреста шестьдесят тысяч, еще кто-то спускает в унитаз недоеденных устриц, а сотни людей голодают.
– Все с тобой ясно. Тогда топай. Сначала на авангардистов, потом в детдом. Мне тоже надо бежать.
Яркая парочка крепко поцеловалась. Дирли-Ду погладила Андрея по щеке, и они расстались.
***
Таня облачилась в эластичные рейтузы (продавщица назвала их леггинсами) цвета фуксии, просторную розовую рубаху и стала похожа на поросенка. Водрузив на плечо супершвабру, приобретенную в телемагазине за девяносто девять долларов (диагноз: «абсолютное дерьмо»), взяла ключи и собралась к Косте. В этот исторический момент зазвонил телефон.
– Таня, как дела? – нежно промурлыкала Маруся, Танина подруга, сексапильная, красивая, перманентно разведенная блондинка из соседнего подъезда.
– Машка, я убегаю, – закричала в трубку Таня, в нетерпении подпрыгивая возле телефона. Соседи снизу, должно быть, перекрестились.
