Ознакомительная версия.
Прикидываться дальше, что не слышу его бред, было выше моих сил. Я скрипнула зубами и выдохнула, испепеляя оратора сердитым взглядом:
– Опять вы за свое! Пушкина зачем-то приплели…
– Не любите Пушкина – давайте возьмем Гете, – легко перескочил на другую персоналию неугомонный толстяк. – Тоже, между прочим, масон и, следовательно, человек осведомленный. Надеюсь, против Иоганна Вольфганга вы ничего не имеете? Трудно поспорить с тем, что «Фауст» – гениальное произведение. В поэме немецкого классика зашифрованы многие мудрые вещи, и строки о Лилит только подтверждают мою догадку. «Весь туалет ее из кос. Остерегись ее волос!» – предупреждает Мефистофель доктора Фауста. – «Она не одного подростка сгубила этою прической!» А знаете, Елена, почему? Да потому что в прическе у Лилит был лунный гребень!
– Про это у Гете ничего не сказано, – поддалась я на провокацию, помимо воли вступив в бессмысленную дискуссию. Настроение мое с каждым мгновением ухудшалось, самодовольный вид Цацкеля и чушь, которую он изрекал, бесили до невозможности.
– Умеющий читать между строк да увидит неявное, – наставительно проговорил он.
– И не надоело вам нести чепуху?
– Слушали бы умного человека! – вскинулся бывший музейный работник. – Я намного старше вас и, следовательно, умнее. Лучше разбираюсь в жизненных коллизиях.
– Одно не вытекает из другого, – придала я голосу издевку, специально стараясь уязвить собеседника, в надежде, что он обидится и уйдет. – Как будто на свете мало старых дураков.
Но, вместо того чтобы навсегда исчезнуть из моей жизни, Цацкель стоял и настороженно рассматривал меня, как будто впервые видел. Свет внезапно открывшейся истины озарял его раскрасневшееся на холоде лицо. Понимая, что избавиться от экстрасенса столь примитивным способом не получится, я оставила свою затею и, решив использовать нашу встречу с максимальной для себя выгодой, снова обернулась к окну.
– Николай Аронович…
– Ник, – машинально поправил меня бывший музейный работник.
– Вы видели, как Эдуард выходил из подъезда?
– Что? Выходил? Не знаю. Я отошел буквально на пару минут. Ничего не поделаешь, физиология. А когда вернулся – света в окне уже не было. Машина с охранниками у подъезда тоже не стояла. И тогда я поднялся на восьмой этаж.
Я внимательно посмотрела на Цацкеля, пытаясь определить, врет он мне или нет. Фантазии порою путались в его лысеющей голове с действительностью, и несчастный сам зачастую не мог понять, где правда в его словах, а где ложь.
– И как вы попали внутрь квартиры? – без особого интереса осведомилась я. – Взломали дверь?
Толстяк пожевал губами, словно прикидывая, стоит ли откровенничать на столь деликатную тему, и, почесав фиолетовый от мороза нос, замявшись, сообщил:
– У меня имеется энергетическая рамка – уникальная вещь. С ее помощью я выбрал подходящий ключ из связки старых ключей. Не подумайте, Елена, плохого, я не домушник. Я специально собираю по мусорным свалкам полезные вещи, особенно ключи. Так вот. Осмотр квартиры показал, что оттуда в спешке бежали.
Понимая, что делать мне здесь больше нечего, я направилась к своему автомобилю.
– Вы куда? Домой? – забеспокоился Николай Аронович. – Я еду с вами!
– Зачем это? – растерялась я, не ожидая такого поворота беседы.
– Чтобы переговорить с Романом Левиным, – хмуро глянул он из-под надвинутой на лоб беретки. – Честно говоря, Елена, я вам не доверяю. Согласитесь, на то имеются веские основания. В каждой женщине подспудно сидит Лилит. Помните, как сказал Бунин? Женщина живет рядом с человеком. Она похожа на человека. Но не человек. А уж Ивана Алексеевича вы не посмеете назвать старым дураком, ибо дуракам не присуждают Нобелевские премии. Сдается мне, вы нарочно тормозите расследование, потворствуя похитителям лунного гребня. Отчего вы не захотели помочь с реализацией моей книги?
Он замолчал, склонив голову набок, как внимательно слушающая птица. Не отвечая, я смотрела на собеседника таким взглядом, что и без слов все было понятно, и он с горечью вздохнул:
– То-то и оно! А вот ваш дядя мне кажется человеком надежным. Чтобы получить музейный экспонат, вы прикрывались его именем, и в сложившейся ситуации он просто обязан узнать о неприятности, которая приключилась с гребнем. Сдается мне, господин Левин проявит больше интереса к розыскам. И уж конечно, поможет с книгой.
– Поверьте, это лишнее, – сухо сказала я. – Не стоит беспокоить занятого человека.
– Ну, это не вам решать, – хмуро буркнул бывший сотрудник музея. – Вы знаете, – Цацкель вдруг подался вперед и понизил голос, точно хотел сообщить мне очень важный секрет и боялся, что его услышат посторонние, – в одной из древних иудейских инкунабул я прочитал о хранителях реликвий Лилит. И мне в последнее время кажется, что я один из них, а все вокруг узнали об этом и только и делают, что ставят мне палки в колеса.
– Это паранойя, усугубленная пассионарным складом характера, – отрезала я. – Вы тяжело больны, уважаемый Николай Аронович. Вам надобно лечиться.
– Как грубо, Елена! – отшатнулся Цацкель, как будто его ударили по лицу. Но тут же требовательно проговорил: – И все-таки пойдемте, я должен посмотреть.
– Посмотреть что? – Я очень устала от его чудачеств. – Серьезно говорю – оставьте меня в покое. Я обращусь в милицию.
Но он не слушал. Достав из кармана плаща прямоугольные воротца из алюминиевой проволоки, Цацкель ухватил приспособление за одну из ножек, вытянул руку с самодельным прибором и обошел мои «Жигули» по часовой стрелке. Отчаявшись достучаться до его разума, я терпеливо ждала, чем закончится обход. И вот, завершив круг почета, исследователь окинул меня победоносным взглядом и важно сообщил, пряча рамку обратно в карман:
– Далеко вы не уедете. Пробьете колесо. Лучше оставьте машину здесь и поезжайте на метро. Это я вам говорю как экстрасенс. Я к метро. Вы со мной? Думаю, будет лучше, если Роману Левину меня представите вы сами.
– Идите один, – махнула я перчатками. – Мне нужно позвонить.
Кинув раздраженный взгляд на посиневшего от холода толстяка, я сунула перчатки в сумку и направилась к стоящему на углу таксофону. Достав из кошелька монетку, опустила ее в аппарат и, прижав к уху ледяной пластик трубки, набрала домашний номер. На звонок ответила мама.
– Ма, привет. – Я старалась казаться веселой, но, думаю, у меня не слишком получилось. – Роман дома?
– Очень хорошо, Лен, что ты позвонила, – обрадовалась мать. – Рома где-то задерживается, а в доме ни крошки хлеба. Купи пару батончиков и половинку «Бородинского». «Столичный» не бери, его у нас плохо едят. Можешь взять какой-нибудь тортик, только не «Сказку» и не «Сюрприз». Лучше всего «Киевский» или «Полет». На худой конец, купи «Птичье молоко».
– Да, мам, я поняла. Когда Рома придет, скажи, что он мне очень нужен. Пусть обязательно меня дождется.
От нехорошего предчувствия похолодело в животе. Нажав на рычаг таксофона, я вынула из кошелька новую монетку и набрала номер пейджингового оператора, зная, что дядя никогда не расстается с пейджером.
– Будьте добры, для абонента двадцать шесть семнадцать.
– Говорите, – любезно отозвался женский голос в трубке.
– Рома, ни в коем случае не разговаривай с человеком в болоньевом плаще! Его зовут Николай Цацкель, он психически болен и крайне опасен.
– Все?
– Да.
– Сообщение отправлено.
– Сделайте любезность, повторите три раза с интервалом в пять минут, – попросила я, прежде чем дать отбой.
Распахнув дверцу телефонной будки и выдыхая клубы пара в морозный воздух, я вернулась к машине. Уселась за руль, повернула ключ в замке зажигания и дала по газам. Проклятый Цацкель оказался прав. Стоило мне свернуть на Садовое кольцо, как моя «пятерочка» дернулась, накренилась на правый бок и покатилась на ободах. Не веря, что все получилось так, как говорил предсказатель, я съехала на обочину и остановилась за автобусной остановкой. Где-то внутри сидела подлая мыслишка, что Николай Аронович нарочно проколол колесо, чтобы наказать меня за недоверие и прослыть провидцем, но в памяти всплывало напряженное лицо Цацкеля, гипнотизировавшего фирменное такси, после чего «Московский извозчик» и в самом деле не смог сдвинуться с места. Может, зря я на него наговариваю и экстрасенс в самом деле обладает некими паранормальными способностями? Но мне-то от этого не легче.
Как бы то ни было, с образовавшейся проблемой нужно было что-то делать, и я принялась ее решать. Менять колесо «Жигулей» – это занятие не для слабонервных. А менять колесо «Жигулей» на промозглом зимнем ветру – и подавно безумие. Руки стыли в ледяной каше, налипшей на шины, болты отказывались подчиняться ключу. Остановившийся рядом жалостливый водитель «рафика» справился с болтами гораздо лучше меня. Он провозился с колесом каких-то полчаса, я бы не одолела их и за два. Дома я оказалась лишь поздним вечером. Открыла дверь и налетела на матушку. Мама ходила по квартире, ломая руки.
Ознакомительная версия.
