Фридрих Незнанский - Умная пуля

Ознакомительная версия.

— Не знаю. Последний раз я очень сильно разозлилась и выгнала его. Ладно, когда просыпаюсь вся в синяках. Ему, видите ли, приснилось, что играл в футбол, и он меня всю испинал. Но позавчера ночью он вскочил с диким криком и схватился за сердце. Я проснулась и, испугавшись, спросила: «Что случилось?» — «Ужасный сон. Сначала мне приснилось, что умер Славка Симаков, потом умерла твоя мать. А затем самое ужасное». Я ору: «Что, не тяни!» — «Зенит» — проиграл». Ну и можно с таким жить? — Да… Ладно, еще раз простите за беспокойство. Мы пойдем. Спускаясь, Турецкий спросил: — А на что он живет? Не похоже, чтобы парень трудился. — Папаша, бывший генерал, хорошо сидит. Гостиницу Дома офицеров приватизировал. Вот и отстегивает сыночку на жизнь. Турецкий взглянул на часы и произнес: — Сегодня матч века. «Зенит» — «Спартак» в девятнадцать. Питерцы — народ крутой. Так что наши друзья там наверняка будут. — Я думаю, мне надо слегка замаскироваться, — предложил Поремский. — Логично. У меня есть в театре Вахтангова хорошая знакомая. Замаскирует, родная мать не узнает. Следователи приехали на Арбат и направились к театру. Вся маскировка заняла пятнадцать минут. Опытная визажистка, взглянув на Поремского, протянула ему черный парик и наложила слой искусственного загара. Выйдя на улицу в новом обличии, Поремский предложил: — Александр Борисович, здесь недалеко Рюрик работает. Пока есть время, давай заскочим на Сивцев Вражек. Может, что прояснилось. Предложение было принято. Они направились к переулку, ведущему к Институту медицинских и биологических препаратов. Зашли в арку. Неожиданно мимо прошли два милиционера, ведя избитого, грязного человека с заломленными назад руками. Из обуви на одной ноге у него был домашний тапочек. Другая шлепала по асфальту беззащитной ступней. Едва они скрылись, Поремский крикнул: — За мной! И понесся по переулкам. Турецкий не отставал. Они взлетели по лестнице на четвертый этаж. Поремский толкнул дверь. Она открылась. Зашли в квартиру. Там никого не было, лишь в беспорядке разбросанные вещи командировочного. Владимир пояснил: — Та самая квартира. Меня здесь обули, когда приехал. Они работают бригадой. Сдают жилье приезжим. Затем, имея комплект ключей и инсценируя мелкую кражу, выманивают человека. Здесь его берут менты и сажают для выяснения личности в кутузку. Когда я вернулся сюда в прошлый раз, то не обнаружил ничего, кроме засады. Еле ушел. Теперь понимаю, как они узнали. — Тогда есть резон подождать, — загорелся Турецкий. — Я на площадку. Ты здесь. Двоим не спрятаться. — Если честно, и одному проблематично, — озираясь, произнес Поремский. — Ну, давай! — выскакивая, пожелал Турецкий. Владимир стал за плотную штору. Дверь распахнулась. Вошли, судя по голосам, трое. Они начали методично просматривать вещи, рассуждая, что из них можно сдать. Ждать больше не было смысла. Поремский резко сорвал штору. Она упала. Обернувшиеся на шум, бандиты увидели высокого спортивного брюнета с лицом, покрытым ровным бронзовым загаром. В руке отливал вороненой сталью пистолет. Красавчик заорал: — Уголовный розыск! Всем на пол! Стоявший у входа член преступной группировки в милицейской форме бросился бежать, но неожиданно влетел обратно в комнату и первым рухнул на пол. Остальные тут же медленно опустились. Милиционер очнулся и изумленно уставился на Владимира: — Я при исполнении. — Уже нет, — произнес Поремский. — Я же говорил тебе, что твоя звезда закатилась. — Постой, я тебя где-то видел. Ах, так это ты? Замаскировался! — узнал его сержант. — Да ты знаешь, что ты в розыске? — Я уже нашелся, — произнес Поремский, показывая корочку. Турецкий, проверив затяжку ремня на руках последнего бандита, вынул телефон: — Алло, Слава? Готовь пузырь… Конечно, за повышение раскрываемости преступлений… записывай адрес и присылай своих орлов. А то у нас времени мало. Дело одно есть… Нет, бутылку с ними не надо. Сам как-нибудь привезешь… К Рюрику они уже не успевали. До начала матча было два часа. Самое подходящее время для друзей. Сев в автомобиль, Поремский с Турецким поехали в сторону стадиона «Динамо». Несмотря на то что на матч их привел исключительно служебный интерес, в кармане у Александра Борисовича лежало два билета на трибуну ВИП. Поэтому стояла задача: максимально быстро найти Мовчана, желательно кого-нибудь из «знакомых» Поремского и потом успеть на свои места. Ведь может же так случиться, что любимая команда именно сегодня будет в звездном ударе и наконец доставит своей игрой истинное удовольствие. И никакой опыт, подсказывающий, что в течение последних десятилетий ничего, кроме разочарования, она не приносила, здесь не советчик. Сначала Поремский увидел одного из своих мучителей по лагерю. Указав на него Турецкому, пошел разыскивать Мовчана. Своего друга он увидел среди шумной разномастной толпы. Тот пытался перекричать всех, споря о прогнозах на матч. Поремский подошел и произнес: — Вова, я Поремский. Не делай удивленное лицо. Пойдем поговорим. Мовчан прекратил спор. Молча вынул пачку сигарет. Затянулся и отошел в сторонку. — Привет, — с интересом произнес Мовчан. — У тебя что, конспиративная встреча? — Вроде того. Минутку подожди. — Набрав номер, спросил: — Борисыч, ты где? — Палатки у выхода из метро в сторону аэровокзала. Вскоре Поремский с Мовчаном присоединились к Турецкому. Он, медленно развернувшись, кивком дал понять направление наблюдения. Скользнув взглядом, Поремский узнал в распивавших водку на поваленном стволе дерева нескольких человек. И произнес, обращаясь к Мовчану: — Вот ту компанию сфотографировал? — Да. — Пойдем пивка пососем. Знакомьтесь. Это мой шеф Александр Борисович, а это Владимир, мой училищный друг. Когда отошли подальше, Мовчан спросил: — Что, банду Антона пасете? — Знаешь их? — спросил Турецкий. — Его бригада всегда на выезде работает, — жуя сорванную травинку, ответил Мовчан. — Большой авторитет. — А войти в доверие слабо? — подмигнул Поремский. — Как два пальца об асфальт, — не моргнув, парировал Мовчан. — У тебя есть проблемы? — поинтересовался Поремский. — Так, по мелочам. У кого их нет. — Помощь нужна? — Сам разберусь, хотя за банду Антона попрошу об одной небольшой услуге. Загранпаспорт получить поможешь. Не могу даже в Польшу на футбол съездить. — Считай, что он у тебя уже в кармане, — ответил Турецкий. — Так, держи на память зажигалку. Здесь на ручке зеркальная накладка. За ней объектив цифрового фотоаппарата. Каждое высекание искры — фото. Можно сделать триста штук. А вот эта клепка — клавиша диктофона. Восемь часов разговора в формате МР-3. И главное, это очень опасно для жизни. — Вот это по мне! Когда еще представится случай немного развлечься и знать, что родное государство все спишет. — Ты это, сильно не увлекайся, — встревожился Поремский. — Знаю я твои выходки!

— Клавочка, — произнес Меркулов, — пригласи-ка ко мне Казанского. Через несколько минут начальник Следственного управления был в кабинете. Он не мигая уставился на стол Меркулова. На нем лежал выпуск газеты «Соль жизни» с фотографией Рюрика. — Вызывали, Константин Дмитриевич? — Ну что, догадываешься, о чем пойдет речь? — Нет, — ответил Казанский. — Представляешь, внезапно открылись все подробности организации этой гнусной провокации, — устало произнес Меркулов. — Мало того что грязью облил талантливого следователя, так еще и всю Генеральную прокуратуру извалял! На ставке, значит, у продажной прессы состоишь? Уволить тебя я не могу, но жизнь отныне меняется кардинально! Распоряжение сдавать мобильный в здании прокуратуры относится и к тебе. Любая отлучка с рабочего места — только с моего личного разрешения. Кстати, где твой личный шофер?.. Молчишь? Я и так знаю. Супругу по магазинам раскатывает. Чтоб сидел в шоферской! Отлучится без моего разрешения — вылетит в две секунды! Прямой городской телефон убираю. Отныне будешь общаться через коммутатор… Когда через полчаса Казанский покинул кабинет Меркулова, Клавдия его не узнала. Начальник Следственного управления постарел лет на пятнадцать. Он попросил у нее валидол и, с удивлением посмотрев на большую таблетку, кинул ее в рот и запил водой… Турецкий оглядел помощников и торжественно произнес: — Сегодня приступаем к операции под кодовым названием «Пиво для Ямпишева». Как прошла подготовка? — Квартира над профессорской в нашем полном распоряжении. Все почтовые ящики подъезда были завалены рекламными плакатами с указаниями полезных служб, — начал доклад Курбатов. — Сам, между прочим, печатал. Наружка доложила, что Чабанов забрал листовку из своего ящика. Мало того, заинтересовавшись, открыл соседний, не запертый, и вынул из него тоже. — Рюрик, как твои успехи? — улыбнувшись, спросил Турецкий. — Я в такое заведение ходил в первый и последний раз! — ответил Елагин. — Что такое? Ты не пользовался успехом? — засмеялся Курбатов. — Сашок, а вид у тебя какой-то неважный, — пришел на выручку Турецкий. — Похоже ты как раз пользовался успехом шикарной женщины, мелькнувшей за рулем фиолетового автомобиля. — Борисыч, — устало вздохнул Курбатов. — Она превратила мою жизнь в какой-то кошмар. Набрасывается среди ночи и терзает до утра. Устал от нее, сил нет. — Так подари ее мне! — предложил Поремский. — Знаешь, Володя, ты будешь смеяться, но я об этом уже думал. Вот только, к сожалению, как дальше жить без нее, не представляю, — вполне серьезно вздохнул Курбатов. — Ладно, мы уходим от плана операции, — произнес Турецкий. — В общем, есть один молодой человек, — продолжил Рюрик. — Считается, что «роковой мужчина». Из-за него, между прочим, попытки суицида бывали. В назначенное время он будет на месте. Курбатов открыл на кухне кран и начал поливать пол. Прошло полчаса. Тур выскочил из квартиры и понесся звонить в дверь квартиры над ним. Ответом было молчание. Поднялся выше. У соседей было сухо. Тогда он спустился обратно. Влетел в свою квартиру и начал лихорадочно набирать номер рабочего телефона своего сожителя. Неожиданно его взгляд упал на появившуюся, пока бегал по этажам, бумажку «Куда звонить в экстренных случаях?». Он набрал номер. Ответивший пьяный слесарь с трудом подбирал слова. Злой Тур буквально прокричал: — Соседи сверху заливают, а дома никого нет! — Ждите, — прозвучал ответ, — уже выехали. — Как выехали? — возмутился художник. — Вы даже адреса не спросили! — Соседи с четвертого этажа сообщили, что прибегал молодой человек со второго. Тур положил трубку. Через несколько минут раздался звонок в дверь. Виктор настороженно спросил: — Кто? — Сантехника вызывали? Приоткрыл дверь. На пороге, сияя розовыми щечками, стоял голубоглазый молодой человек. На нем была практически новая униформа, элегантно обтягивающая фигуру. Невольно залюбовавшись, Тур пропустил его в квартиру. Сантехник произнес: — Это наша вина. Мы летом проверяем повышенным давлением системы отопления. Обычно предупреждаем жильцов, чтоб находились дома и сообщали о протечках. А на этот раз вышла оплошность. В квартире над вами трубу разорвало. Мы уже перекрыли ее. Видите, не капает. Я здесь как представитель страховой компании, лишь для составления протокола о причиненном ущербе. Затем ответственный квартиросъемщик сможет зайти в бухгалтерию и получить компенсацию, либо по его желанию наша бригада проведет ремонт. — Проходите сюда. Вот, смотрите, пострадала одна кухня, — произнес Тур, напряженно внюхиваясь. — Потолок, стены, мебель цела, электрооборудование не пострадало, — пробормотал парень, помечая. — Все, спасибо. Вот ваш экземпляр. Это мой. Черкните подпись. Пока, приятно было иметь с вами дело. — Молодой человек, у меня странное ощущение, что мы с вами уже встречались. Один вопрос можно? — напрягся Тур. — Вы в каком клубе обычно проводите вечера? В двери неожиданно появился неопрятный толстый мужлан, не помещающийся в такой же зеленый комбинезон. Он недовольно произнес: — Ну скоро? У нас еще два вызова. Приятный молодой человек, вынув визитку, обронил ее и, опустив глаза, тихо произнес: — «Голубое сияние». Позвоните после пяти. От наблюдательного Тура не ускользнул неприязненный взгляд толстяка. Он пропустил красавчика мимо себя и грубо закрыл дверь. Затем оба сели в автофургон и уехали. Тур, наклонившись, поднял визитку. Она имела голубой цвет и запах тонких духов. Художник почувствовал, что в его жизни наступают некоторые перемены. Фургон остановился за углом. «Сантехник» вышел уже переодевшимся. К нему подошел Турецкий и произнес: — Ну как? — Какие могут быть вопросы? Вам не понять, но передо мной ему не устоять, как вам перед вульгарной блондинкой! — ответил юноша, рассматривая ногти. — Хорошо, — произнес Турецкий, — сейчас вас отвезут в ваш клуб, но запомните: с семнадцати до двадцати разговаривайте о чем угодно, но разговаривайте. Тур в последнее время страдал от вынужденного одиночества. Раньше он мечтал о минутах, когда его оставляли в покое и появлялась возможность творить. Сейчас же вдохновение его покинуло. Загнанный в ловушку, не знавший, как из нее выбраться, он целыми днями просиживал перед чистым холстом. Ему хотелось нанести на него состояние опустошенности своей души. Но чем больше размышлял над сюжетом, тем сильней понимал, что нетронутость полотна красками как раз и есть та великая идея. Чабанов рассказывал о пластических операциях, о возможности безбедно жить где-нибудь в Португалии, об искуснейших адвокатах. Тур все пропускал мимо. Он стал осознавать, что его ничто в этом мире не держит. Оказывается, люди не просто суетятся, заводя семьи и любовниц, рожая детей, организуя предприятия и банды, начиная бесконечные монографии и съемки сериалов, строя дачи и сажая огороды, они обрастают якорями, которые позволяют сохранять некую стабильность своего положения. Они даже не пытаются искать оправдания своего существования. Просто им нельзя умирать, пока не доделаны все дела. Тур же был абсолютно свободен. Он ничего не был должен никому, даже женщине, его родившей. Однако небольшое приключение несколько его взбодрило. Теперь все мысли были о телефонном звонке. Тур упал в кресло и уставился на часы. Заглянувший в кабинет профессора Чабанова симпатичный молодой человек доложил: — Виталий Игоревич, к вам следователь Генпрокуратуры Курбатов. — Пусть заходит. Александр шумно вошел и с ходу произнес: — Я только на пять минут. Попрощаться. — Версия относительно профессиональной деятельности, надо понимать, отпадает? — обрадовался Чабанов. — Ну, скажем, остается небольшой вопросик. Что же за документы были в том чемоданчике Марка Борисовича? Но, похоже, мы нащупали ниточку. — Что ж, хотелось бы, чтобы справедливость восторжествовала. Буду рад помочь чем могу, — кивнул профессор. — Ну тогда ответьте. Вы не были знакомы с семьей Жбановского? — Несколько раз имел честь общаться с женой по телефону. Однажды видел фотографию. У нас на вечеринки по праздникам многие приходят с женами, но Марк Борисович — никогда. — Да, знаете, как ни позвоню вам домой, все время занято. У вас есть Интернет? — Нет, — ответил Чабанов, меняясь в лице. — Тогда виртуальные свидания отпадают. Одно из двух: либо ваша супруга очень общительный человек, либо сломался аппарат, — быстро произнес Курбатов. — А имя Виктор Тур, конечно, ничего вам не говорит? — Н-нет, — промямлил Чабанов. — Это кто? — Родной племянник. Не удивлюсь, если он лежит где-нибудь в лесу с перерезанным горлом. Ну все, спасибо за помощь. В суде увидимся! — Ч-что? — рассеянно спросил Чабанов. — Знаете, у следователей, как и у патологоанатомов, вырабатывается свой профессионально обусловленный черный юмор. Те, прощаясь, говорят: «До встречи на столе!» Едва Курбатов вышел, профессор бросился к телефону. Естественно, он был занят. Задумчиво послушал короткие гудки. Затем набрал номер местной линии. Через минуту у него в кабинете «морж», кивая головой, выслушивал задание… …«Наружка» зафиксировала, как в восемнадцать пятнадцать в подъезд вошел человек плотного тело—сложения с бритой головой и моржовыми усами. Он раскрыл чемоданчик и собрал из деталей, находившихся в нем, небольшую стремянку. Встав на нее, снял крышку распределительного телефонного щитка. Подсоединил двумя «крокодилами» телефонную трубку и принялся подслушивать чужой разговор. Через полчаса он понесся в сторону института. Чабанов выслушал эмоциональный доклад своего помощника. Отпустил его. Сам же стал, ломая руки, наматывать километры по кабинету. Подошел к столу, набрал московский номер и произнес: — Пятьдесят второй. Жду звонка тринадцатого. Положил трубку, неуверенно полез в карман. Вынул монетку и бросил. Поймал, но смотреть не стал, так как заверещал мобильный телефон. В этот момент он принял решение. — Привет, Виталий Игоревич, какие срочные дела заставили вас вырвать меня из кабинета, заметьте, замминистра? — Здравствуйте Ан… извините, Маркиз. Дело вот в чем. Дней пять назад прибежал ко мне весь взмыленный Тур. Сообщил, что его ищет прокуратура, друзья-кредиторы и киллеры. Попросил убежища. — Так он у тебя? — удивился человек, названный Маркизом. — Да. — Сейчас он сидит у тебя в квартире? — Да. И я этого опасаюсь. Каждый день доставляю ему очередную дозу наркотиков, которую беру у разных подозрительных типов. Боюсь, не выдержит парень ломки. Расколется. — Не волнуйся. Скоро его мучениям придет конец. Мы с ног сбились. А он вот, под боком. — Жалко парня. — Жалко, — согласился Маркиз. — Но он сам судьбу свою выбрал. — Можно не в моем доме? — попросил Чабанов. — Конечно. Ключи от квартиры завтра оставишь в почтовом ящике. Когда вернешься, обнаружишь их на месте. А вашего гения увезет «скорая» прямо на кладбище… Когда таинственный незнакомец сообщил, что больше не может продолжать беседу, Тур даже всплакнул. Четыре часа разговоров о живописи, истории, человеческих отношениях пролетели незаметно. Виктора сильно удивило бы интеллектуальное развитие сантехника, если бы тот не сообщил, что просто подрабатывает, пока учится в аспирантуре. Едва Тур успел распрощаться, как щелкнул замок и вошел Чабанов. Профессор развалился в кресле и якобы случайно положил руку на телефон. Трубка оказалась горячей. Наступило утро. Наконец настал момент истины. Турецкий, едва профессор покинул жилище, вынул ключи из почтового ящика и открыл дверь. Вошел в квартиру. Тур спал. Александр Борисович подвинул кресло к кровати и произнес: — Господин Тур, вставайте, а то можно проспать свою смерть. Виктор проснулся и, испугавшись, прижал подушку к животу. — Вы кто? — робко спросил он. — Я тот, кого вы должны хотеть видеть сильней всего. Старший следователь Генеральной прокуратуры. И знаете? Моя фамилия включет вашу. Турецкий. Мне надо услышать все, что вы знаете об убийстве академика Жбановского. — Во-первых, без своего адвоката я ничего рассказывать не намерен. Во-вторых, я уже все, что знал, рассказал следователю. В-третьих, подозреваю, что ваше проникновение в частное жилье не санкционировано, и прошу предъявить ордер на обыск и постановление на арест. — Ну эти формальности мы можем оформить прямо в вашем присутствии. Вы же знаете, что стоит в наше время иметь с собой несколько чистых бланков с подписью и печатью. Но мы не станем этого делать, просто уйдем и все. Однако прежде прошу прослушать эту запись. Она поможет объяснить причины нашего визита. Дверь я, между прочим, открыл личными ключами профессора, — произнес Турецкий, бросая ключи и нажимая воспроизведение на миниатюрном магнитофоне. Побледнев, Тур взял связку со знакомым брелком в руки и прослушал разговор Чабанова и Маркиза. Затем произнес: — У меня нет шансов? — Вы стоите на распутье. Три дороги: в тюрьму, в психиатрическую лечебницу, в могилу. — Я выбираю тюрьму. Заберите меня. Я готов все рассказать. Убийство заказал… В этот момент звякнуло стекло. Тур свалился набок с аккуратным пулевым отверстием во лбу. Турецкий бросился на пол и скатился к батарее. Однако выстрелов больше не последовало. Он выскочил из дома. Ребята из «наружки» уже карабкались по пожарной лестнице на крышу пятиэтажки, стоявшей метрах в ста пятидесяти. Турецкий поднялся за ними. Увиденного было достаточно для того, чтобы понять, что снайпер дежурил не один час. Бычки от выкуренных сигарет были аккуратно, словно солдатики, выстроены вдоль стены. На плоской крыше лежало орудие убийства, ватный матрац и армейская плащ-накидка. Турецкий укоризненно обвел взглядом «лучших» агентов. Они допустили явный промах в своей работе. Как бы оправдываясь, один из них произнес: — Либо профессионал высокого ранга, либо дилетант. На крышу взобрался Елагин. Турецкий скомандовал: — Всем отойти подальше. Рюрик, крадучись, проскользнул по залитому смолой рубероиду. Дошел до отброшенного люка с вскрытым замком, присел и задал вопрос: — Кто поднимался по этому стояку? — Я и Дмитрий, — ответил один из сыщиков. — Кто вам попался по пути? — вновь спросил Елагин. — Никого. Только мальчишка. Такой, лет десяти, в шортиках и с кляссером. — Да, — подтвердил второй, — такой щупленький, в огромных очках и с альбомом для марок. Мы его еще спросили, не видел ли кого? Ответил, что нет. Ну, решили мальца не пугать. Все-таки киллер не маньяк. Рюрик повернулся к Турецкому и произнес: — Замок был открыт заранее отмычкой. Киллер поджидал жертву с вечера. Трижды мочился, прямо здесь, не вставая. Лишь переворачиваясь на бок. Ему ничего не мешало произвести выстрел раньше. Однако он дождался сигнала. Дальше, рост его примерно метр сорок. Вот вмятина от локтя, а здесь выбито коленями. Возраст: лет тринадцать-четырнадцать. Приклад у винтовки спилен. Прицел в самом нижнем положении. Шортики и очки с увеличенными диоптриями обычно вызывают чувство безопасности и участия, как шмыганье носом, неуклюжая сутулость и прыжки через две ступеньки. Прыгал через две? — Да, — ошарашенно произнес Дмитрий, — я еще подумал: «Не по погоде короткие штанишки, застудится малец. И коленки посиневшие».

Ознакомительная версия.