нее, в своей тундре, где уже давно глубокая ночь.
– Ты, Тинка, молодец.
– Молодец я буду, когда посажу Грязнову. И вместе с ней эту сволочь Конде, которая еще шестерых женщин загнала в эту секту, они теперь как Дарина – никто.
– Но живы, уже хорошо…
– Да. Они живы, а Тамару Косову не вернешь, из петли не вынешь, – с горечью сказала Тина. – И я никак не смогла понять, где же именно в ее текстах те волшебные крючки, на которые так клевали слабые психикой женщины.
– Ее арестовали?
– Конечно. И ее, и ее помощницу Мокроусову, и дилера, поставлявшего им наркотик. Но что толку? Не будет Конде – появится Лорде, Бирде, еще какое-то «де»… – Тина вздохнула. – Такая ниша долго пустовать не будет. Единственное, что радует, так это то, что Грязнова в изоляторе, значит, никого не сможет больше искалечить.
– Ты все-таки ее нашла, Тинка, можешь собой гордиться.
– Гордиться буду, когда сядет. А вообще там еще много предстоит следователям раскапывать. Я уверена, что криминала в этот раз было не меньше. И шесть женщин без памяти – это только верхушка айсберга.
– Но ты свое дело сделала. Ведь так?
– Да. А удовлетворения все равно пока нет, – призналась Тина. – Наверное, я хочу невозможного – вселенской справедливости. А так не бывает…
Тина прошла курс у психолога и даже психиатрическую комиссию, лицензии на ношение оружия ее тоже не лишили, а дело о гибели Волокушина закрыли, тут Вовчик оказался прав, и полковник Севастьянов вмешался и надавил, где следовало. Но Володина продолжала копаться в изъятых у Лолиты Конде текстах ее лекций, которые по большому блату ей выдал следователь, ведущий дело, – они когда-то вместе работали, потому ксерокопии оказались у Тины.
Она сидела над ними ночами напролет, снова мучаясь от бессонницы, и читала, читала, читала… Некоторые обороты казались ей знакомыми, но в целом не создавалось впечатления, что подобное вообще можно было читать или слышать где-то раньше.
– Брось ты это все! – просил по утрам Вовчик, обнаруживая жену в кухне или в кабинете. – Ну, все ведь, сидит уже, не вывернется – помочь некому.
– Я хочу для себя понять, как такое происходит, – упиралась Тина, продолжая читать по ночам.
Пару раз ей звонила Наташа, и Тина с удовольствием отмечала, что у нее изменился даже голос – он звучал более уверенно. Наташа совершенно очевидно была счастлива, и это тоже радовало Тину, ей казалось, что для Наташи наступила, наконец, эта самая вселенская справедливость.
Арест Конде и Мокроусовой вызвал у всех курсанток ее последней группы шок. Их вызывали к следователю, расспрашивали, а когда женщины узнавали, что помимо психологической обработки их подвергали еще и наркотическим воздействиям, реакция была у всех разная. Кое-кто написал заявления с требованием о возмещении ущерба, кое-кто закрылся в себе. А некоторые просто решили искать себе другого специалиста по быстрому устройству счастливой семейной жизни.
Таких Тине было жальче всего – люди не делали выводов и, как Артур, собирались набивать собственные шишки.
А Тина вдруг в один из дней решила, что ей необходимо поговорить с Грязновой еще раз. Она не очень понимала зачем, но чувствовала – есть что-то такое, что она упустила, в чем не разобралась, и пока не поймет, что это, не сможет спокойно спать.
Пришлось долго уговаривать Севастьянова, придумывать какую-то ерунду, что-то совсем глупое. Но, в конце концов, тот сдался и позвонил начальнику изолятора.
«Я должна понять, почему она снова взялась за это, – думала Тина, сидя за рулем. – Ведь в прошлый раз все кончилось так ужасно – она любимого человека потеряла, что может быть важнее? А она, выходит, оправилась, отряхнулась – и дальше пошла по той же дороге? Она слишком умная для этого. И потом… Клавдия, Игнатьич, Шлыков – они ведь все с ней рядом оказались… без них бы ничего не было. Ладно, поговорю – может, станет понятнее».
Поселок Гнилая Топь, Алтай, два с половиной года назад
Яна сидела перед большим зеркалом и аккуратно снимала макияж при помощи салфеток. С каждым движением с лица сходил слой темного тонального крема, обнажая светлую кожу. Черные стрелки смывались особенно тяжело, потому что накладывала их Яна в несколько приемов и при помощи нескольких же средств – глаза должны быть самым выразительным, что есть на лице, и только глаза должны притягивать к себе взгляды тех, кто приходил на ее сеансы. Только глаза – удлиненные черными стрелками, с черными же линзами, делавшими их еще более страшными, бездонными, как омут в местном озере, к которому боялись подходить даже старожилы и о котором рассказывали много жутких сказок.
Яна же в самый первый приезд в Гнилую Топь нырнула в черную воду и долго лежала на спине, раскинув руки и глядя в синее-синее небо без единого облака. Стоял июльский зной, над омутом жужжала целая туча каких-то мерзких насекомых, в густых зарослях, окружавших озеро, нестерпимо громко стрекотали кузнечики. Пахло травой и почему-то медом, верхушки деревьев чуть шевелились, по воде буквально рядом с Яной скользили водомерки – все это наполняло ее душу покоем, которого там давно не было. Давно – с того самого момента, как она увидела мертвое тело Игоря, скорчившееся на полу ее дома в Листвяково. Яна плохо помнила, что произошло потом: как ее сперва вывели к шлагбауму, установленному на въезде в поселок, как потом отпустили и она, не совсем понимая, куда и зачем идет, двинулась назад, туда, где жили ее последователи и где больше не было Игоря.
Если бы не Клавдия Васильевна, верная помощница, заменившая Яне и мать, и бухгалтера, и управляющую всеми делами, то неизвестно, как сложилась бы дальнейшая жизнь. Но Клавдия Васильевна, успевшая оценить масштабы бедствия и нанесенный ущерб, прикинула, как действовать и что делать, чтобы избежать ненужных встреч с представителями правоохранительных органов, и сразу развила бурную деятельность. С собой они забрали только водителя Ваню да Игнатьича – хромого мужика, выполнявшего при Клавдии Васильевне роль завхоза. Ценные вещи быстро погрузили в «Соболь», дом заперли и подожгли. Два барака на отшибе поселка, где содержались рабы «Согласия», так и остались стоять запертыми, но Клавдия Васильевна уверенно объяснила совершенно невменяемой в тот момент Яне, что «пришлые», те, кто устроил в поселке этот погром, непременно вернутся и освободят их.
– Вы же понимаете, Прозревшая, что это были не просто случайные люди, это были сотрудники полиции, – втолковывала она, гладя волосы лежавшей у нее на коленях Яны, –
