— Десять процентов, — проговорил Леня, глядя на дорогу.
— Как у вас язык поворачивается! — возмутилась Лариса. — Я добывала эти документы, рискуя жизнью! Меня едва не убили в Москве…
— Меня тоже едва не убили, — ответил Леня, я чудом спасся! Меня хотели взорвать! А немного раньше одна женщина, ужасная авантюристка, заманила меня в свою квартиру и пыталась отравить!
— Будет вам, — хмыкнула Лариса, — кто старое помянет, тому глаз вон. И вообще это был не яд, а всего лишь сильнодействующее лекарство. Вы человек здоровый и нисколько не пострадали бы!
— Я старый, больной человек! — Леня состроил уморительную гримасу. — Кроме того, у меня могла быть индивидуальная непереносимость этого лекарства, я уж не говорю о его побочном действии… Может быть, я после него перестал бы разбираться в людях, а при моей профессии это смерти подобно…
— Ну хватит! — неожиданно резко сказала Лариса. — Заявляю вам со всей ответственностью, что без меня вы до человека из Бостона не доберетесь. Уж если на то пошло, я сделаю все, чтобы вы не встретились, я предупрежу его заранее. Хотя это не в моих интересах, но я пойду на все!
— Вот как? — Леня поднял брови. — Вот как вы решили? Не мне, так никому? Вижу, вы говорите серьезно. И сколько же вы хотите?
— Пятьдесят-на пятьдесят! — выпалила Лариса.
— Ну что ж… Я соглашаюсь исключительно из чувства справедливости. Все же вы приложили много сил, тратили время и рисковали жизнью…
* * *
Дмитрий Аристархович Кастальский сидел в своем кабинете и задумчиво барабанил длинными музыкальными пальцами по столешнице. Его кабинет был обставлен в стиле «классицизм» — и мебель, и стеллажи для книг, и светильники, и рамы для картин. В свое время Дмитрий Аристархович сам любовно и тщательно подбирал обстановку.
Большой письменный стол был обтянут тисненой кожей приятного зеленого оттенка. В углу стоял такой же кожаный английский диван, по которому разбросаны гобеленовые подушки. Занавески плотного тяжелого шелка были подобраны в тон коже, такого же приглушенно зеленоватого оттенка, цвета пожухлой травы, как говорила старинная приятельница Кастальского Надежда Васильевна Переверзева. Именно она в свое время помогала Кастальскому обставить кабинет. Да и вообще, Дмитрий Аристархович уж и не помнил, сколько же лет они знакомы. Когда он пытался выяснить это у Надюши, как называл свою приятельницу, она смеялась и кокетливо закрывала ему рот, говоря, чтобы он не произносил вслух эти ужасные цифры. Она-де чувствует себя ровесницей Русскояпонской войны. Дмитрий Аристархович на это традиционно отвечал, что Надюша отлично выглядит и всегда для него будет самая молодая и привлекательная.
Кастальский встряхнул головой, чтобы отогнать воспоминания, и заметил, что у него немного дрожат руки. Чтобы успокоиться, он сжал в руке дорогой «паркер». Сегодня он был настроен очень серьезно. Надюша, как обычно, обещала прийти в пять, к вечернему чаю. Приятели любили пить чай по-английски, ровно в пять часов. Чай сервировали обычно в столовой, на небольшом круглом столике красного дерева.
По привычке он взглянул на английские напольные часы в ореховом корпусе, стоявшие в углу напротив дивана. Это были очень красивые часы, напоминающие знаменитый лондонский Биг Бен. Но сегодня часы не показывали точного времени, они стояли. Послышался звонок в дверь, и экономка Кастальского неслышно прошла по коридору, чтобы впустить Надежду Васильевну, она как всегда была точна. Дмитрий Аристархович вскинул голову и вышел встретить свою старинную подругу. От дверей кабинета ему видно было, как Надюша вежливо приветствовала экономку, как ловко скинула ей в руки твидовое пальто в талию, сняла шляпку с кокетливым разноцветным перышком и внимательно оглядела себя в большом зеркале в старинной бронзовой раме. Она пригладила седые кудри, аккуратно провела по губам розовой помадой и только тогда повернулась лицом к Кастальскому. Наклонив набок голову, как маленькая девочка, она поглядела на своего старого приятеля и наморщила нос. Потом, наклонила голову в другую сторону и улыбнулась.
Раньше такие манеры Надюши Кастальского умиляли, сегодня же он был не в том настроении.
— Митенька! — закричала Надюша и протянула к нему руки. — Как же я соскучилась, дорогой ты мой!
Раньше при этих словах Дмитрий Аристархович чувствовал, как горячее тепло разливается в душе. Он был очень привязан к Надюше.
Они знакомы черт знает сколько лет, и когда-то давно, в юности, он даже был в нее влюблен и посвятил ей стихи. Потом влюбленность прошла, потом жизнь разметала их в разные стороны, а потом, уже в зрелом возрасте, они встретились вновь. Кастальский был одинок, Надюша говорила, что тоже. Они с удовольствием проводили время вместе, Кастальский привык к Надюше и скучал, когда они долго не виделись.
Сегодня же слова его подруги показались ему надуманными, а тон — фальшивым. Сегодня чело Дмитрия Аристарховича омрачали заботы, а на душе скребли кошки.
— Здравствуй, Надюша, — сказал он, с удивлением замечая, что делает над собой усилие, я тоже рад тебя видеть.
Тут Дмитрий Аристархович самым натуральным образом соврал. Сегодня он совершенно не хотел видеть свою приятельницу. Откровенно говоря, сегодня он вообще никого не хотел видеть.
После вчерашнего неприятного разговора с Леней Маркизом старик очень расстроился. Леонид был совершенно прав, когда высказал ему претензии. Он конечно был вежлив и не назвал Кастальского старым маразматиком, которому давно пора отойти от дел и летом выращивать на балконе настурции, а зимой сидеть на диване в домашних тапочках на меху и смотреть по телевизору передачу «Здоровье». Но Кастальский понимал, что Леонида удержало только хорошее воспитание. Впрочем, все эти слова старик высказал себе сам по дороге домой. Ночью он почти не спал и даже пил сердечные капли. К утру. когда пошли первые трамваи, Кастальский обдумал все и принял решение. Еще до завтрака он позвонил Лене и имел с ним приватную беседу по секретному мобильному телефону.
Все было обдумано, но все же Кастальский ужасно не хотел начинать. А придется, потому что, как он и говорил Лене Маркизу, в последнее время он мало кого пускал в свою квартиру. Хоть и не держал он у себя больших денег, но лихие люди могут польститься на антиквариат и на кое-какие ценные безделушки. Так что, как говорится, береженого Бог бережет. И Кастальский старался решать деловые вопросы вне дома и даже изредка нанимал охранника — когда нужно было перевезти куда-то картину или еще что-нибудь ценное. И если он и принимал кого-то в кабинете, то никогда не оставлял там человека одного.
Исключение составляла Надюша. Ей Кастальский полностью доверял, да что там, у него и в мыслях не было ее опасаться. Разумеется, он не держал на виду деловые записи, и не вел при ней деловых разговоров. Они часто проводили время в кабинете. Надюша очень любила играть в бирюльки, говорила, что помнит эту игру, сейчас почти позабытую, с самого детства.
У Кастальского в ящике стола хранился старинный набор бирюлек из слоновой кости и еще много разных забавных мелочей, Надюша очень любила в них копаться. Раньше Дмитрия Аристарховича это очень умиляло. Как он мог подозревать в чем-то Надюшу, если в юности видел ее во сне почти три месяца подряд и даже посвятил ей замечательный прыжок с вышки в ЦПКиО?
— Митенька, — обеспокоенно произнесла Надюша, — что это с тобой сегодня? Ты хорошо себя чувствуешь? Сердце не пошаливает?
— Я прекрасно себя чувствую, — ответил Дмитрий Аристархович и снова соврал, на самом деле его терзала неуверенность, он попросту боялся предстоящего объяснения.
Правда, он тут же взял себя в руки.
— Надя, — сказал он, с удовлетворением отметив, что голос его звучит твердо. — я должен с тобой серьезно поговорить. Пройдем пожалуйста в кабинет.
— А разве мы не будем пить чай? — удивилась Надюша. — Я чувствую божественный запах булочек с корицей.
— Булочки подождут, — отмахнулся Кастальский и махнул экономке, чтобы не мешала и не звала его к телефону.
