Ознакомительная версия.
И когда наконец Турецкий закончил, он спросил словно бы невзначай:
– А чего это ваш Юра тянет? Давно б уже «раскачал» этих дамочек.
– Вот и я ему это недавно сказал, – улыбнулся Турецкий.
– Ну ладно, тогда давай по порядку. Первое. Рогожинское дело мы тебе покажем. Пока ты его не заберешь в свое производство окончательно. Его мой генерал поручил своему первому заму, а у меня другие проблемы, но ничего, как-нибудь договоримся, я скажу когда. Второе, Караваев уже один раз отказал Гордееву в аудиенции?
– Было.
– Прекрасно, пусть адвокат больше не настаивает. И даже если тот неожиданно, скажем, сам позовет и так далее, пусть найдет повод уклониться от встречи. Дальше, третье. С попковской службой безопасности пусть «Глория» не задирается, не надо, всегда можно договориться. Это ведь паны дерутся, а пехоте-то за что головы терять? За чьи дивиденды? Верно? Четвертое. Насчет Воеводиной это я узнаю, не проблема. А подруги ее? Они, полагаю, та же пехота господина Аронова. Если поступите по-умному, девушки вас сами выведут на него, на Владимира Яковлевича. На его интересы. И Попков в данной ситуации – тот же исполнитель, повыше просто рангом.
– А ты не думаешь, что он может быть заказчиком убийства Рогожина?
– Скажи мне, дальновидный друг мой, – чуть улыбнулся Генрих, – тебе что, тоже пришло в голову старое литературное выражение, ставшее пословицей: «Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться»?
– Ну естественно. Слово произнесенное уже не опасно. А месть?… Нынче как-то с этим понятием не очень… нет. И потом это первое, что приходит в голову. И значит, опасно для заказчика.
– Вот и мне кажется, что в данной ситуации господину Деревицкому был бы абсолютно не выгоден такой прокол. Я не имею в виду просочившуюся в прессу информацию. Я говорю лишь о последствиях – об имитации самоубийства Рогожина. Это именно, ты прав, на поверхности. На кого первого будет тень брошена, а? Ну конечно, все скажут: это дело рук Аркадия Семеновича, точнее, его спецслужбы. Но так дураки поступают, убирая знающего информатора. А умные его в подобных случаях перекупают. За гораздо большую сумму. А Деревицкий – это я могу сказать с уверенностью – очень умный человек. У него много других качеств – отрицательных, мягко говоря, но ума не отнимешь. Да, и вот что еще не менее важно. Я бы исходил из личных качеств отставного генерал-полковника. Это ж бывшая «пятерка». А всякого рода провокации – его хлеб насущный. Добавь к этому старые обиды – ведь в конечном счете с ним обошлись без почтения, из системы попросту выперли. Пусть скажет спасибо, что звания не лишили. Кто ж такое простит? Опять же и народ у него, как говорится, исключительно «спицфический», тоже крепко обиженный. Большинство, хотим мы того или нет, в глубине души мечтает о реванше. Да и у нас в органах таких немало осталось. Не буду тебе называть фамилии, но эти люди есть. И они действуют. И продают информацию направо и налево, платили б только. И контакты остались. Эти вопросы одним махом, к сожалению, не решишь, вот в чем беда, Ну ладно, это, в конце концов, наши внутренние дела… Машину-то где оставил?
– У почты, – ответил Турецкий.
– Очень советую, и ребятам скажи, проверять ежедневно, и без тщательной проверки никаких бесед из машины не вести. Я тут днями посмотрел некоторую технику, которой криминалитет оборудует автомобили, так, скажу честно, позавидовал. «Акула» есть?
– Найдется…
– Пусть постоянно прозванивают, я говорю совершенно серьезно. И ты тоже. Когда возьмешься за это дело. Может, все-таки рюмочку? – Он хитро сощурился.
– Коньяк поди настоящий?
– Ну, Саша! – только и развел руками Генрих. – За кого ж ты меня держишь? Сиди, сейчас принесу.
Он вернулся с кухни с початой бутылкой, двумя пузатыми бокалами и открытой коробкой шоколадных конфет.
В прихожей, когда Турецкий надел пиджак, Генрих, прежде чем выпустить его на лестничную площадку, заметил:
– Между прочим, у Деревицкого, настолько мне известно, на джипе только его личная охрана ездит, «лейбл» своего рода. А у Аронова этих джипов как у дурака махорки. Пусть ребята того деда-собачника попробуют потихоньку еще потрясти и на предмет машины, и на предмет тех, кто привез домой Рогожина. Не уверен, что это может дать что-нибудь конкретное, но чем черт не шутит, а? Ну пока, привет дяде Косте.
Филипп Агеев знал удобное место, где можно поставить машину. Особенно после того, как их «опель» обнаружили попковские ребятишки. Поэтому он остановил свою дежурную «девятку» не въезжая во двор, а сам заглянул туда, увидел у подъезда Алены уже знакомые ему по прошлой ночи джип и черный «мерседес» и понял, что ребятки все еще работают в квартире. И тогда он проехал дальше, свернув за угол, где и должен был находиться «опель» Самохи.
«Опель» был на месте. Не подъезжая к нему, Филя остановился, вышел, огляделся и только тогда отправился к Самохиной машине. Два шага оставалось, но… Филя вздрогнул. То, что он увидел, было противоестественно…
Лобовое и боковые стекла «опеля» были разбиты вдребезги, будто кто-то тут от души куражился. А справа, между машиной и кустарником, как-то странно торчали светлые подошвы кедов.
Филя прыжком вломился в кустарник и увидел лежащего на земле ничком Самоху. Первая мысль: «Убили!» Николай лежал неподвижно. Филя снова огляделся, но ничего не обнаружив поблизости, нагнулся над товарищем, тронул рукой его затылок. Стало мокро. Отдернул руку и приблизил ладонь к глазам: она была в крови. Уж этого объяснять Филиппу не следовало. Немедленно пальцы на шею Самохе. Задержав дыхание, чтоб хоть чуть утишить громкое биение своего сердца, Филя прислушался и наконец почувствовал – жилка у Николая пульсировала. Живой, слава тебе Господи…
Подсунув обе руки под тело длинного Самохи, Филя приподнял товарища и, вытащив из кустов, положил на капот «опеля». Плохо уже видно, а возвращаться к своей машине за фонариком или искать его в бардачке у Самохи он не стал. Выхватил чистый носовой платок, развернул и приложил Николаю к темени. Промокнул – платок сразу стал темным. И вот только теперь Филя изо всех сил матерно выругался. Молча.
Ситуация была скверная. Бегом вернувшись к своей «девятке», Филя открыл заднюю дверцу, распотрошив аптечку, достал оттуда одноразовый шприц с обезболивающим и противошоковым и кинулся обратно к Самохину. После укола через короткое время Николай наконец издал стонущий звук. И тогда Филипп аккуратно перенес его в «девятку» и уложил на заднем сиденье. При свете в салоне сделал тампон и прижал его к ране. Легонько примотал. Закрыл дверцу и наконец достал из кармана мобильник.
Отозвался Голованов. Филя объяснил, что случилось.
– Тебе сколько надо времени, чтоб ты домчался? – спросил у Севы.
– Не более получаса, – отозвался тот.
– Тогда пулей сюда, заберешь Самоху и – в ближайшую клинику. А я посмотрю здесь, что и как. «Девятку» найдешь на Большой Филевской, у поворота к Минской улице. Я дальше на твоей поеду. Бегом, Сева…
Отогнав «девятку» с Самохой подальше, Филя, пользуясь уже достаточной темнотой, возвратился во двор Алены. Прошел бесшумно, как в недавние времена на Северном Кавказе, дворовый сквер и, маскируясь за кустарником, приблизился почти вплотную к черным машинам, стоящим напротив подъезда Алены Воеводиной.
В ее квартире светились все окна. А у джипа, облокотясь на капот, курили двое. Вели между собой неспешный и негромкий разговор. Филипп присел, навострил уши. Вспомнил и Афган, и первую Чеченскую, будто снова попал в свой разведвзвод.
Собеседники обсуждали какую-то женщину. Веркой ее звали. Один, который повыше, все смеялся.
– Тупая бабенка, – скалился он, – а дело знает. Конечно, далеко до этой, – кивнул он в сторону освещенных окон, после чего выстрелил в ту же сторону свой окурок. Вытащил из пачки новую сигарету, а второй, более плотный, чиркнул зажигалкой, дал прикурить.
И Филипп узнал их – Вова и Гарик, как называли их вчера «шкафы». А по документам, которые Филя отвез вместе с оружием в камеру хранения на Курский вокзал, были они Владимиром Михайловичем Короедовым и Игорем Игнатьевичем Шаповаленко.
– Слышь, – сказал длинный, Игорь, – а он там не зажмурится? Ты б сходил, Вован?
– Да пошел он на хер! – сплюнул плотный – Владимир, значит. – Сто раз я этого гаденыша в гробу видал! Сучонок поганый… Пусть падла, Бога благодарит, что живой остался… Ни хера ему не сделается. А ты чего, если беспокоишься, так сам и сходи. Только не подходи близко.
– Да чего те бояться? Ты ж его тем прутом крепко достал. Аж хрустнуло.
– Это я ему грабку починил, чтоб больше не размахивал, сука.
– Не знаю… – вздохнул Игорь. – Только если ты его уделал, сам знаешь, какой хай подымется…
– Ага, – – обозлился Вован, – значит, получается, я один? Ишь ты, какой умный нашелся! А кто его кирпичом достал? Я тоже? Не надо, Гарик, не полощи мне мозги. А если боишься, сам сходи. Я тут подежурю. Чего-то ребята долго там возятся… Проверили, что там и как, и отвалили, поздно ведь.
Ознакомительная версия.
