Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 отсутствие. Все-таки было необычно видеть генерала, который сам себя

 обслуживает за едой.

 - Спит, - сказал Казмо. - Он до трех часов ночи на яхте катался.

 Теперь отдыхает. Да садись ты за стол, тебе же не приказывали стоять!

 Я нашел глазами табуретку в правом углу кухни и, поставив ее к столу,

 присел.

 Чай пили молча. Из таких же глиняных кружек. Грязный фарфор грудился

 в центре столика.

 Каждый смотрел в свою кружку, не поднимая глаз. Может и генерал, и

 Айвен только сейчас понимали свою вину?! Я-то все время ее чувствовал, но

 после этого разговора казалось мне, что их вина больше моей.

 Чай не был очень горячим, но мы так долго пили его, и такими

 маленькими глоточками, словно боялись обжечь горло.

 Прошло, наверно, полчаса перед тем, как мы встали из-за стола.

 - В одиннадцать тебе надо быть в гараже, - твердо, по-командирски

 сказал мне Казмо. - Примешь джип, посмотришь: все ли в порядке с мотором.

 Знаешь, где гараж?

 Я отрицательно мотнул головой.

 - Как теперь эта улица называется? - генерал обернулся к Айвену.

 - Вацлава Вишневского, - ответил новый инспектор по правилам

 поведения.

 - Улица Вацлава?! - переспросил я.

 - Да, - подтвердил Айвен. - Ночью, когда заседал штаб победителей,

 они хотели переименовать все улицы города только в память о своих

 погибших... Мы с генералом заявили, что Вацлав погиб, пытаясь остановить

 революцию, и одну улицу отвоевали.

 - Правда, паршивая улица... - недовольно буркнул генерал. -

 Короткая...

 - Да, - вздохнул Айвен. - Там только три дома и гараж. Но зато ее

 очень легко найти - как раз напротив кафе, где мы завтракаем...

 - Разрешите идти?! - спросил я у генерала, понимая, что отныне я -

 его подчиненный.

 - Иди! - сказал генерал.

 Я развернулся и пошел к двери.

 - Стой! - скомандовал за моей спиной Казмо.

 Я остановился.

 - Если увидишь в городе военных - не пугайся! Они подчиняются

 инспектору, - говорил мне в спину генерал. - Теперь в городе будет

 постоянно находится патрульная рота... Сейчас это американцы. Хорошие

 ребята. Теперь можешь идти.

 Я спустился по деревянной лестнице. Вышел из дома. Перешел через

 мостик.

 И, не оглядываясь, шел дальше, в город, который еще вчера утром я так

 любил.

 Тропинка вливалась в "неаккуратную" аллею. Аллея впадала в

 низкорослую улицу. А улица стремилась к морю.

 Было еще довольно рано. Что-то около восьми утра.

 Я без труда нашел улицу Вацлава, прошел ее за полторы минуты.

 Вернулся и заглянул в кафе.

 Морально я уже был полностью готов к овсянке и жидкому чаю, но, к

 моему удивлению, мне подали "дореволюционный" завтрак.

 Рыбные палочки с французской горчицей, апельсиновый сок, тост с

 красным чеддером и хороший крепкий кофе.

 За соседним столиком кушали два парня, одетые в спортивные костюмы.

 Их лица были мне не знакомы. Оба ели жадно, не пользуясь ножом. Они

 разламывали рыбные палочки вилками и, окунув в горчицу, отправляли их в

 рот. И глотали, даже как следует не прожевав.

 Это был их первый завтрак в городе мира.

 Я это очень легко определил: по апельсиновому соку. Они выпили его за

 минуту и теперь давились рыбными палочками, стесняясь, или не зная, что

 они имеют право попросить еще сока. А официантка, пребывавшая в лирической

 задумчивости, не замечала, что их стаканы пусты.

 У одного из парней на правой руке было только два пальца:

 указательный и большой.

 Поев, я вышел на улицу.

 Город уже нагревался лучами утреннего солнца.

 Город был чист и опрятен, и свеж, как только что испеченный торт.

 Даже деревья казались тщательно причесанными и подстриженными.

 Город оставался таким же, каким он был позавчера, и, наверно, десять

 и двадцать лет назад.

 Это моя жизнь снова изменилась. Снова полетел я под откос, неполные

 двадцать дней побыв свободным человеком. Утешало меня лишь то, что мои

 новые обязанности исключали участие в боевых действиях.

 Но все равно, был я кажется еще не готов, если не сказать - совсем не

 готов, к исполнению новых обязанностей. И мое безропотное "да", сказанное

 генералу, являлось всего лишь обратным отражением моего внутреннего "нет".

 Я просто пребывал в том странном состоянии, когда смерть, по-дружески

 пожав мне руку, вдруг исчезла, отложив наше с ней свидание на более

 позднее время. Она словно испугалась кого-то, и теперь я чувствовал себя в

 долгу перед этим инкогнито. Я хотел благодарить, но не знал кого. И хотя

 здравый смысл подсказывал, что над всеми нами висит дамоклов меч случая, и