– Это имя, Вадим Павлович, вы слышали когда-нибудь раньше?
– Никогда не слышала.
– А, скажем, имя: Иван Федорович Шеленков?
– Тоже не слышала.
Рахманов достал две фотографии Крыжа до и после пластической операции. Положил перед Медновой:
– Когда-нибудь видели этих людей?
Меднова изучила фотографии. Покачала головой:
– Нет. Никогда не видела. Это кто?
– Тот самый Вадим Павлович. Настоящее имя – Николай Алексеевич Крыжко. Опасный преступник.
– Надо же. – Меднова вгляделась. – По виду не скажешь.
– Не скажешь. – Убрал снимки. – Простите, но наш разговор нам придется повторить. И запротоколировать. Таков порядок.
– Пожалуйста.
Заполнив протокол допроса и дождавшись, пока Меднова его подпишет, Рахманов сказал:
– Елена Владимировна, вашу просьбу о том, чтобы никто не узнал о вашем приходе, обещаю выполнить. Но в таком случае и вы не подводите меня. Не говорите никому о нашем разговоре. Хорошо?
– Конечно.
– Что же касается опасности, которая могла угрожать Лотареву и Чиркову… Могу предположить; она действительно исчезла. Во всяком случае, пока.
– Пока? А потом?
– Так то потом. Потом и будем решать, что делать. Хорошо хоть, сейчас все тихо.
– Ясно. Я пойду?
– Конечно. Большое спасибо, что пришли. До свидания.
– До свидания. – Меднова вышла.
Минуты через три в кабинет вошел Жильцов. Усевшись на стул, спросил:
– Что-нибудь случилось, пока меня не было?
– Приходила Меднова.
– Меднова? Это приятельница Лотарева?
– Она. Выплыл один факт, который, как мне кажется, скрыли оба. И Лотарев, и Чирков.
– Что за факт?
– У Лотарева есть приятель, некто Володя Глинский, художник, владелец мастерской на Сокольнической заставе. Так вот, Меднова сообщила: в этой мастерской какое-то время скрывался Чирков. Спасаясь от Крыжа.
– Любопытно. Считаете, они этот факт скрыли умышленно?
– Похоже. Во всяком случае, ни в одном из показаний об этой мастерской Глинского не упоминается. О самом Глинском тоже. Поэтому, Виталий, займись. Выясни, что за мастерская, что из себя представляет Глинский. Причем учти: Меднова об этой мастерской узнала только сегодня. Случайно, подслушав телефонный разговор. Все понял?
– Все. – Жильцов посмотрел на часы. – Полчетвертого, самое время. Пойду?
– Иди. Только… – Рахманов усмехнулся. – Один вопрос.
– Слушаю.
– В Сухуми, во время последнего с тобой разговора, Люка, как ты думаешь, не темнил?
– С Крыжем?
– Не столько с Крыжем, сколько с Шеленковым.
– Понимаю. – Жильцов помолчал. – От Крыжа Люка отказался. Мол, никогда такого не видел. Шеленкова признал. Сказал, что в машину к нему садился именно этот человек. Вы считаете, Люка мог темнить? С Шеленковым?
– Тут есть нюанс. Мне важно знать: действительно ли Люка признал в Шеленкове зычару? Авторитета? Или Люка в этом сомневался? Тебе же наплел для понта.
Жильцов хмыкнул:
– Люка не тот человек, чтобы сомневаться в таких вещах. На горло или на гоп-стоп его не возьмешь. Это первое. Насчет же понта, с которым он мог мне все это наплести, – не думаю. Я ведь тоже человек тертый. Нет, Андрей Викторович. Люка не темнил. Человек, узнавший у него об Азизове, был блатняком. Убойным. Поэтому Люку и пробрал мандраж. Люка и бровью не повел бы, будь другой вариант.
Рахманов отвел взгляд в окно, вздохнул:
– Ясно. Видишь ли, я было подумал: собака лаяла совсем на другую тень. Но выходит, она действительно лаяла на собственную.
Рахманов замолчал, Жильцов терпеливо ждал. Наконец Рахманов обратился к нему:
– Виталий, есть у меня идея обыскать эту мастерскую. Как ты считаешь?
– Не знаю. Неожиданно как-то. У вас что, виды на нее?
– Виды могут появиться после того, как я съезжу на Сенеж. С металлоискателем. Хотя могут и не появиться. С другой стороны, если упустить время, можно все прозевать.
– Давайте обыщем. Мы ведь ничего не потеряем.
– Неизвестно. Может и потеряем. Подожди, я подумаю. – Посидев немного, вздохнул. – Ладно. Пойдем на риск.
– Будем обыскивать?
– Да. Причем прямо сейчас. Обоснование на санкцию у нас есть: показания Медновой о мастерской Глинского и отсутствие таковых у Лотарева и Чиркова. Только не все так просто. Обыска никто не должен заметить. Как? Сумеешь?
– Андрей Викторович, постараюсь. Сделаем все тихо. А что там может быть? Хотя бы приблизительно?
– Клянусь, понятия не имею. Все пока на голом месте. Может, найду что-то на Сенеже. Но пока – пустота. Ладно, действуй. А я позвоню прокурору насчет санкции.
Жильцов ушел. Позвонив прокурору и получив разрешение на обыск, Рахманов посмотрел в окно. Зеленый «рафик» ПКЛ[40] стоял у подъезда. Пора было ехать на Сенеж.
После того как Рахманов сел в «рафик», Пильгунов, тридцатипятилетний здоровяк, спросил:
– Что хоть будем искать, Андрей Викторович? Просветите.
Рахманов усмехнулся:
– Олег, представляешь, я до сих пор не уверен, что мы будем что-то искать. Серьезно. Так что учти: может мы едем зря.
– Ничего себе. А я бутербродов набрал полную сумку. На два дня.
– Не волнуйся, бутерброды не пропадут. Искать же будем, скорее всего, медную гильзу. От пистолета калибра 6,35.
Промчавшись по Ленинградскому шоссе, а затем попетляв по уже знакомой Рахманову проселочной дороге, ПКЛ остановился у ворот «Рыболова Сенежья». Молодой Дик грозно залаял, гремя цепью. Сидящий на скамейке у причала Маркин встал, помахал рукой.
Спрыгнув на землю, Рахманов и Пильгунов посмотрели на небо. Наверху плыли редкие облака, но в общем день обещал быть ясным.
– Простояло бы так до вечера, – сказал Пильгунов. – Хуже нет работать в дождь.
– Сейчас познакомлю тебя с местным участковым. Работать будешь с ним.
– Давайте. Что, доставать металлоискатель?
– Подожди. Сначала проведем небольшой эксперимент.
Познакомив Пильгунова с подошедшими Маркиным и Голиковым, Рахманов обратился к сторожу:
– Николай Иванович, вы откуда взяли собаку? Из питомника?
– Из питомника.
– То есть она обучена, команды «Нюхай!», «Апорт!» знает?
– Конечно. Я и здесь ее подучиваю изредка. Чтоб не забыла.
– Отлично. Теперь покажите-ка нам то место, где стоял с этюдником тот парень. Молодой художник. Помните, я о нем расспрашивал?
– Помню. – Голиков оглянулся. – Вон там он стоял. Сразу же за забором. У воды. Показать точно?
– Да, пожалуйста.
Выйдя вместе с Рахмановым за ворота и пройдя вдоль ограды, сторож подошел к воде. Встал примерно в метре от металлической сетки. Сделав несколько шагов от берега, остановился. Посмотрел на Рахманова:
– Примерно здесь.
Дик, подойдя вплотную к сетке, смотрел на хозяина.
– По-моему, собака – с наветренной стороны? – спросил Рахманов.
– С наветренной. Вон рябь на воде, по ней видно.
– Сколько отсюда до собаки? Около метра?
– Примерно.
– Если здесь будет стоять машина, в багажнике которой лежит хорошо знакомая собаке вещь, скажем, одежда хозяина, собака ее учует?
– Ну, смотря какая собака. И смотря какая вещь. Если вещь со стойким запахом и у собаки есть верхнее чутье, учует.
– У вашего Дика, того, прежнего, верхнее чутье было?
– Конечно. Я ж говорю, он своих за километр чувствовал.
– А у этого?
– И у этого есть.
– Проверим? Дадим ему понюхать какую-нибудь вашу вещь и спрячем в машину. Есть у вас вещь, которую вы носите постоянно?
Голиков тронул борт овчинной безрукавки:
– Эта подойдет?
– Вполне. Начнем?
– Давайте.
Вернувшись на территорию базы, Голиков подошел к Дику, сразу завилявшему хвостом. Снял безрукавку, дал понюхать, сказав при этом несколько раз:
– Дик, нюхай! Нюхай внимательно! Нюхай! Будешь искать!
Затем, загородив собаку, протянул безрукавку себе за спину:
– Прячьте, пока он не видит. Я его подержу. Дик, стоять!
Под заинтересованными взглядами Пильгунова и Маркина Рахманов подошел к «рафику», положил безрукавку под заднее сиденье. Потом попросил водителя:
– Сейчас я подойду к забору, подайте машину туда же. Задом. И остановитесь. Но не ближе метра. Хорошо?
– Хорошо. – Подождав, пока Рахманов отойдет на прежнее место, водитель подогнал туда машину. Выключил мотор.
Стоящий рядом с собакой сторож крикнул:
– Начинаем?
– Начинаем… – ответил Рахманов.
Сторож присел:
– Дик, апорт! Искать! Искать безрукавку! А ну, искать! Апорт!
Сообразив, что от него нужно, пес, настороженно гавкнув, повернулся, протрусил к домику. Обернулся, глядя на сторожа. Громко залаял. Вернулся к хозяину. Посмотрел на него, высунув язык. Снова гавкнул.
– Апорт! – строго скомандовал Голиков. – Ну? Искать, кому сказали! Апорт! Ну, Дик? Не позорь меня. Искать! Где безрукавка?
Повернувшись, пес дернулся в одну сторону, в другую, заходил кругами. Подойдя вплотную к ограде, остановился, глядя на Рахманова.
