Ознакомительная версия.
– Ваше высокопревосходительство... – Ксения чувствовала, что у нее двоится перед глазами, а в ушах нарастает шум. – Умоляю вас от своего имени и от имени моей матушки, пересмотрите приговор в отношении моего papa! У вас же имеются полномочия! Или попросите господина президента республики...
Генеральный прокурор не дал Ксении завершить тираду и гневно завопил:
– Ваш отец будет казнен, он этого заслуживает! Я сегодня утром окончательно отклонил ходатайство его адвоката и оставил приговор без изменения. Федор Самдевятов будет вздернут на виселице, как это и полагается делать с такими иродами, как он!
Он распрощался с господином статским советником и, топоча лакированными сапогами со шпорами, вернулся в кабинет. На пороге он обернулся и рявкнул:
– Господин секретарь, и прошу впредь избавить меня от подобного рода просителей! Я не хочу, чтобы мне досаждали малолетние дочки матерых убийц!
И со всего размаху захлопнул за собой дверь. Секретарь, словно пробужденный к жизни резким звуком, очнулся от летаргии и подскочил к Ксении.
– Пошла вон, попрошайка! – завизжал он и толкнул Ксению. – Как ты смеешь досаждать его высокопревосходительству! И чтобы ноги твоей здесь больше не было! Убирайся прочь!
Ксения глубоко вздохнула, шум в ушах сделался невыносимым, она уже не различала фигур, все расплылось – она потеряла сознание. В себя она пришла из-за того, что кто-то тормошил ее. Противный секретарь, испугавшись возможных негативных последствий, тряс ее.
– Эй, что с тобой? Ты жива? А, глаза открыла! Ну вот, живо, живо уноси ноги, пока я не позвал полицию и они тебя не арестовали!
Ксения попыталась сесть, но голова продолжала кружиться, а туман перед глазами еще не рассеялся. Голоса доносились до нее, как из-за плотной стены тумана. Значит, никакой надежды нет! Генеральный прокурор не помилует ее отца, и через несколько дней приговор приведут в исполнение! Она все только усугубила!
– Милейший! – услышала она неприятный, скрипящий голос. – Оставьте девочку в покое! Я повторяю, не прикасайтесь к ней, вы, остолоп!
Ксения увидела, как к ней приблизился тайный советник, который недавно разговаривал с прокурором. Он склонился над Ксенией, она почувствовала нежный запах дорогих духов, господин участливо спросил:
– С вами все в порядке, сеньорита?
Ксения выдавила из себя что-то нечленораздельное. Господин помог ей подняться и произнес:
– Моя карета к вашим услугам! Вы не можете в таком состоянии самостоятельно перемещаться по улице! Я отвезу вас, куда вы пожелаете!
Притихший секретарь, который раболепствовал перед «богомолом», помог ему вынести Ксению из приемной. Перед зданием господина тайного советника ожидала черная карета, запряженная шестеркой белых лошадей. Он распахнул дверцу, Ксению бережно опустили на мягкое, обитое темно-зеленым бархатом сиденье. Господин устроился напротив нее, отдал распоряжение кучеру, и карета плавно тронулась в путь.
– Благодарю вас, сеньор, – прошептала Ксения. Она постепенно приходила в себя. Мысли прояснились, шум в ушах исчез.
Тайный советник внимательно наблюдал за ней, его рот был приоткрыт, и девочка могла видеть багровый язык и острые, безупречно белые зубы. Несмотря на то, что он помог ей, «богомол» производил на нее гнетущее и даже отталкивающее впечатление.
– Милочка, я всегда помогаю тем, кто находится в беде, – ответил с тонкой улыбкой «богомол», и его рука легла ей на лоб.
Ксения вздрогнула и инстинктивно попыталась столкнуть ладонь – та была ледяной.
– Большое спасибо, сеньор, мне кажется, что я могу дойти до дома, – прошептала Ксения.
Тайный советник покачал головой, его монокль сверкнул в полутьме, и «богомол» проскрипел:
– О, и не думайте, что я отпущу вас! Вы слишком слабы, чтобы самостоятельно передвигаться по улицам. Предположу, что у вас нет ни кареты, ни кучера, ведь так?
Ксения кивнула. Господин этот казался ей чрезвычайно милым. Он говорил по-испански с непонятным резким акцентом, Ксения решила, что он – голландец или немец.
– Разрешите представиться, сеньорита, меня зовут Иоахим-Людвиг, барон фон Холенброк, – заявил «богомол». – Я – чрезвычайный и полномочный посол его величества императора Австро-Венгерской империи Франца-Иосифа Первого в Республике Коста-Бьянка!
Ксения слабо улыбнулась. Оказывается, ее спаситель – австриец. Барон продолжил:
– Я стал невольным свидетелем вашего разговора с моим старинным другом господином генеральным прокурором...
– Неужели он ваш друг, господин барон? – выпалила Ксения. У нее мелькнула безумная надежда. – О, прошу вас, если вы его так хорошо знаете, то замолвите слово за моего несчастного отца! Я буду вам благодарна до конца жизни! Ради того, чтобы моего papa помиловали, я готова на все!
Барон фон Холенброк тонко усмехнулся и дотронулся длинными белыми пальцами, на одном из которых поблескивал квадратный сапфир, до висков:
– Милое мое дитя, вы, признаюсь, восхитительны! Сколько вам лет?
– Тринадцать, – пробормотала Ксения.
Барон высунул кончик багрового языка и произнес:
– Вам всего тринадцать лет, а вы проявляете такую смелость – и все ради вашего отца! Боюсь, ваши надежды преувеличены – я знаю и прокурора, и министров, но они не пойдут навстречу моим просьбам. Дело в том, что ваш отец... разрешите мне говорить прямо... стал в этой стране персоной нон грата. Его вина в том, что господин Самдевятов – иностранец. Будь он гражданин республики, его бы приговорили ко многим годам каторги. Однако он – подданный русского царя, поэтому к нему и проявили такую жестокость. Все газеты только об этом и пишут – злой богатый иностранец подбил несчастных эльпараисских бандитов на совершение ужасного преступления! Увы, увы, дорогое мое дитя, но я не смогу помочь вам! Я обладаю определенным весом, но в дипломатических кругах! Поверьте, если бы помилование вашего батюшки зависело целиком от меня, то я бы, не колеблясь ни секунды, даровал ему жизнь!
– Но что же мне тогда делать? – прошептала Ксения. – У меня остается последняя надежда – президент республики! Но попасть к нему на прием чрезвычайно сложно!
– Вернее сказать, невозможно, – вздохнул господин австрийский посол. – Президент, хотя и избирается народом, быстро забывает о своей зависимости от граждан республики и превращается в некое подобие европейского монарха. О народе он вспоминает только непосредственно перед выборами. В этом-то и кроется корень всего зла выборной демократии: людьми примитивно манипулируют! Лучше, как на вашей и моей родине, иметь государя, который не зависит от плебса и не ограничен несколькими годами сумбурного правления, цель которого – дать черни хлеба и зрелищ и добиться своего переизбрания на новый срок!
Голос барона фон Холенброка, который показался Ксении металлическим и звучным, производил на нее успокаивающее и даже целебное воздействие. Страхи рассеялись, Ксения почувствовала себя лучше.
– Однако у меня будет возможность встретиться с господином президентом республики послезавтра под вечер, – продолжил посол. Ксения встрепенулась. – И я уверен, дитя мое, что смогу предоставить ему ходатайство о помиловании вашего отца и убедить господина президента в необходимости подписать его!
– И вы сделаете это? – произнесла потрясенная Ксения. Отталкивающая аура, которая окружала барона, рассеялась, девочка видела в нем привлекательного и доброго старика, который готов спасти ее отца.
– Конечно, я сделаю это! – энергично ответил австрийский посол. – Однако не могу вам ничего обещать – решение будет принимать исключительно сам глава Коста-Бьянки, но я постараюсь его убедить в том, что такой шаг поможет разрядить обострившиеся отношения с Петербургом.
Рука барона снова легла на лоб Ксении, и он добавил:
– Дитя мое, я делаю это ради вас!
В его глазах блеснуло что-то зловещее, но Ксения не заметила этого. Она была до чрезвычайности благодарна барону фон Холенброку. Он предложил ей отправиться в посольство, где он проживал, чтобы подкрепить силы чашкой шоколада. Ксения, осведомившись, который час, в ужасе ответила, что ей пора возвращаться к сеньоре Диас.
– Вы работаете служанкой? – пробормотал до глубины души потрясенный барон.
Узнав, что сеньора намеренно взяла к себе Ксению и Елизавету Порфирьевну, дабы иметь возможность поиздеваться над ними, он вспылил:
– Как смеет эта особа так вести себя! Ваша матушка – дочь графа? Дитя мое, я обещаю вам, что мы найдем выход из ситуации!
Он высадил ее около особняка семейства Диас. На прощание барон подал ей руку, и Ксения снова испытала чувство брезгливости и дискомфорта: ладонь была твердой, ужасно холодной и мокрой.
– Мы еще встретимся с вами, дитя мое! – Барон растянул тонкие губы в усмешке, мелькнул багровый язык. – Я приложу все силы, чтобы спасти вашего отца!
Воодушевленная, Ксения вернулась в дом сеньоры Диас. Та сразу же накинулась на девочку, обвиняя ее в эгоизме и непослушании.
Ознакомительная версия.
