Идена, но сына позвал к себе в гости на выходные его друг Джек. Мальчик был в восторге.
Дик вышел из машины и открыл перед Кайлой дверцу, после чего нежно поцеловал и помог ей сесть, дав почувствовать себя принцессой.
Старая гостиница была очаровательна. Белые свечи в серебряных подсвечниках устроили игру теней на блюдах с тающими во рту жареными морскими гребешками и глянцевым нежным лобстером. Хрустальные бокалы разбивали свет на крошечные радуги. Тихие звуки гитары способствовали романтическому настроению.
Они наслаждались роскошной едой, пили густое французское вино и разговаривали.
— Отец Идена участвует в его воспитании?
— Он служит, поэтому редко бывает в стране. Присылает сыну подарки на Рождество. Видятся они пару раз в год.
— Наверное, трудно быть матерью-одиночкой?
— Стало полегче, когда Иден подрос. Он хороший ребенок.
— Да. Симпатичный и смышленый.
— А у тебя дети есть?
— Двое.
— Сколько им?
— Семь лет. Близняшки.
— Мальчики или девочки?
— Мальчик и девочка.
— Ты с ними видишься?
— Нечасто — с моим-то графиком. Они живут с матерью. Мы общаемся в «Скайпе». В январе возил их кататься на лыжах в Колорадо. Отлично провели время. Только вот скоро они променяют меня на друзей и подружек.
Кайла рассмеялась.
— Мне нравится твой смех. — Дик погладил пальцем ее руку. — Как будто внутри у тебя зажигается свет.
Она рассмеялась снова.
— Мне все в тебе нравится, Кайла, — признался он, глядя ей прямо в глаза.
Кайла покраснела, пригубила вино и пробормотала:
— Хороший сорт.
— Это гран крю. Обожаю белое бургундское, мягкое и маслянистое. С ним ничто не сравнится, вот только… — Он поцеловал ее. — На твоих губах оно еще вкуснее.
Она снова рассмеялась, наполовину смущенная, наполовину польщенная и совершенно опьяневшая от вина и романтики.
Десерт подали под серебряным колпаком. Однако там оказалась не еда, а крошечная золотистая коробочка, перевязанная серебряной лентой. Бриллиант внутри блестел и переливался светом, затмевая свечи. Сердце Кайлы растаяло.
Она надела кольцо на палец.
— Какая красота!
— Ты еще красивее, — сказал он и снова поцеловал ее.
Взяв Кайлу за руку, Дик повел ее наверх, в апартаменты под самой крышей. На двери не было цифр, только табличка: «Люкс принцессы». Амбер подхватил Кайлу на руки и внес в номер. Она и впрямь чувствовала себя принцессой, когда ее уложили на медвежью шкуру перед камином.
Под треск и шипение пылающих поленьев Дик начал раздевать ее, целуя каждый дюйм кожи, а потом поцеловал в губы, обжигая вкусом перца, меда и вина. Дальше он поцеловал ее в левый глаз и в левый висок, осторожно прикусил мочку уха, и его губы скользнули по шее к груди, к пупку и еще ниже. Он достиг сокровенного места у нее между ног, которое уже ожидало его, и Кайла задрожала, едва не потеряв сознание.
Много времени спустя они лежали на медвежьей шкуре, любуясь огнем. Дик ласкал ее, сводя с ума игрой ловких пальцев.
— Поедем в Мексику. Ты, я и Иден, — предложил он.
— Просто бросим все?
— А почему бы и нет? Жизнь слишком коротка, чтобы упускать хорошее время. Будем заниматься серфингом, валяться на пляже, пить коктейли, кататься на лошадях вдоль прибоя…
— Я не умею ездить верхом.
— Научишься, милая. И этому, и многому другому.
Ей стало интересно, о чем идет речь, но любовник снова поцеловал ее, и она забыла обо всем.
А когда вспомнила, было уже поздно спрашивать: Кайла была дома и разглядывала сделанное ею селфи — они с Диком вдвоем на медвежьей шкуре.
ГЛАВА 47
Человек с татуировкой паука был мертв. Очередной бродяга, найденный мертвым в снегу. Судя по искалеченному телу, жизнь ему выпала нелегкая. Израненные вены свидетельствовали о длительных отношениях с наркотиками. Им должен был заняться коронер, но шансы найти новые детали стремились к нулю.
Эмма поговорила с полицейским, который опрашивал сотрудников отделения, и рассказала ему о человеке с татуировкой паука, который искал Кена.
Полицейскому до этого не было дела.
Он не станет ничего расследовать. Придется самой.
Из документов она выяснила имя Паука, его адрес и телефон и позвонила. Никто не ответил. Автоответчик попросил оставить сообщение. Эмма повесила трубку.
Тогда она поехала к нему домой в центр. Ветхий дом, разве что еще не заколоченный. Внутри тихо и темно. Крыльцо завалено снегом, нетронутым после прошедшей метели. Эмма постучала. Ответа не последовало. Она толкнула створку. Дверь была заперта, но петли едва держались на гнилом дереве, можно открыть одним хорошим толчком. Мне нельзя туда входить. Надо позвонить Загаряну.
Она вспомнила их последнюю встречу. Эмма так разозлилась, что едва не вышвырнула его за дверь. Стиснув зубы, она достала телефон. Сел аккумулятор.
Она пошла к машине.
Так будет разумнее всего. Спешка ни к чему. Парень прохлаждается в морге и никуда не денется. Заряжу телефон и позвоню Загаряну.
Сделав пару шагов, она замерла как вкопанная.
А вдруг кто-то узнает, что он мертв, и придет сюда, чтобы осмотреть дом и подчистить улики? А вдруг преступник уже знает об этом и едет сюда? Когда явится полиция с ордером на обыск и прочими бумагами, здесь уже ничего не будет. Если полиция вообще явится.
Эмма вернулась к дому. Ее бросило в пот.
А вдруг убийца уже здесь и ждет меня? Глупости! Никто не знает, что я здесь. Никто не открывал дверь как минимум со вчерашнего дня. А окна…
Она толкнула створку изо всех сил, и та с оглушительным треском распахнулась в темноту.
Эмма скользнула внутрь. Поискала выключатель. Нашла.
Света нет.
Она достала фонарик. Узкий луч света разрезал тьму. Рассеянные блики снежинок, впорхнувших внутрь следом за ней. В помещении почти пусто. Матрас. Стол. Два стула. Дровяная печка.
Она прикрыла за собой дверь. В комнате стало темнее.
