Ознакомительная версия.
А я буду хорошей, очень хорошей девочкой. Пусть мамочка с папочкой радуются за меня. И Алексей Дмитрич – такой добрый. Я не должна его расстраивать. Я буду само воплощение кротости, лучшей ученицей, благодарной племянницей. Дяде не придется стыдиться меня».
Теперь Зоя снова жила в своей бывшей комнате. Это Алексей Дмитриевич так распорядился. А Катя переехала в бывшую спальню Натальи Владимировны. Зоя отчистила, отстирала, привела в порядок всех своих любимых кукол и Королеву – она взяла ее обратно себе – и Герду с Каем. И конечно же, Надю. Как в старые времена, рассадила их на диванчике. Папу она так и не доделала. А сундук с мачехой поставила за шкаф. Сказала, что там старые мамины вещи, и попросила, чтобы его не трогали.
Мама и папа совсем ей не снились, и это ее не огорчало. Она считала, что их души сделали свое дело, помогли ей и нашли свое место. С Катей они не разговаривали. Дружила она с Варей и Леной. Они вместе делали уроки, гуляли, играли, читали и обсуждали книги. Учителя ее хвалили, дядя очень любил. Только Паши не было рядом. Но она не забыла. Она его ждала...
Зоя заканчивала восьмой класс. На днях они разговаривали с дядей о ее будущем, и она сказала, что не хочет больше оставаться в школе. Он обещал подумать, а потом сообщил ей, что есть возможность пойти учиться в театр кукол подмастерьем, а параллельно в училище, в театральном был специальный курс. «У тебя талант. Надо его развивать и совершенствовать. Как ты на это смотришь?» Как она на это смотрит?! Ну что за вопрос?! Она кинулась дяде на шею и сказала, что это ее самая большая мечта. «Ну, тогда вперед. Я с тобой съезжу, представлю кому надо, обо всем договоримся. Летом отдохнешь, а осенью приступишь к обучению».
Впервые за долгое время Зоя была по-настоящему счастлива. В этот день в школе она все время думала о своей будущей жизни и после уроков летела домой как на крыльях. Ей не терпелось поскорее зайти в мастерскую, где она так долго не появлялась, снова раскрыть шторы, в очередной раз стереть пыль с коробок и полок, погрузиться в работу. Ей хотелось как следует подготовиться к знакомству с этими наверняка важными и серьезными людьми, дядиными знакомыми. Хотелось продемонстрировать им свое умение, показать свои творения. Что за кукла будет на этот раз, она пока не знала, но решила, что придумает прямо там, в мастерской.
Она уже проходила через двор, когда увидела, как из подъезда выскочила Катя. (Кстати, Зоя совсем не думала о ней последнее время и не испытывала по отношению к «сестренке» никакого зла. Да, они жили вместе, но существовали в параллельных мирах, почти не соприкасаясь. После такой нелепой (ха-ха-ха) смерти Зоиной несчастной мачехи и появления чудесного Алексея Дмитриевича жизнь ее стала совсем другой, и Катя ей совершенно не мешала.)
Так вот, Катя обернулась по сторонам, будто боялась, что кто-то ее увидит, и пошла быстро-быстро. Она была очень красивая. Распустила свои вьющиеся пшеничные волосы и перевязала голубой лентой. Надела нарядное платье. И улыбалась. Ее лицо просто светилось от счастья. Интересно, что случилось? И Зоя, забыв про свои планы, движимая любопытством, пошла за ней.
Они дошли до остановки, Зое пришлось подождать за углом дома. Подошел трамвай. В нем было много народа, и она решила, почему бы и нет, если Катя ее заметит, она сделает вид, что они встретились случайно. Ехали долго и сошли на конечной почти у самой окраины Москвы. Катя ничего не замечала, нужды у нее прятаться не было. Местность оказалась знакомая. Точно, она направляется к себе, идет к своему старому дому. Но почему так светится ее лицо? Неужели мама-покойница воскресла?
И тут Зоя увидела Пашу.
Он стоял посреди двора и курил. Она сначала не узнала его. Кудрявые волосы острижены почти наголо, солдатская форма, рюкзак за спиной... Почему Варя не сказала ей, что он вернулся? Может быть, он только приехал? Что он делает в этом дворе? В голове возникли тысячи вопросов. И она не могла, как хотела, броситься к нему, потому что тогда бы удивилась Катя. Но тут вместо Зои бросилась к нему именно она. Эти двое стояли посреди двора обнявшись, и Зоя видела слезы у него на глазах. Сначала она ничего не понимала, но прошло какое-то время, а они все стояли, обхватив друг друга руками – Катя держала его за талию, а он ее за плечи, – и потом пошли к ней. И в тот миг стало ясно, что слова, сказанные им ей тогда на диване в гостиной, «я люблю другую», относились к Кате.
И Зоя все поняла! Хотя нет, не все. Были ли они вместе, когда Паша писал ей записки? Если да, то зачем тогда он это делал? Это что, была игра? Зная Катю, можно поверить в это, она на такое способна. Поразвлечься, посмеяться над глупой дурнушкой. Просто посмеяться и ничего больше.
Неожиданно для себя Зоя оказалась у Катиного окна, набралась смелости, привстала на цыпочки и осторожно заглянула в комнату. Они стояли посредине и целовались. Ее трясло, они не могла их видеть, но не могла и оторваться. Оцепенение сошло в тот момент, когда Катя подошла к окну и задернула штору. Зоя резко отпрянула, но Катя, скорее всего, ничего бы и не заметила, продолжай она стоять так и дальше. В эти минуты ничего и никого, кроме Паши, не существовало для нее.
* * *
Зоя шла и не видела яркого солнца, не чувствовала наполненного запахами наступающего лета воздуха, птицы щебетали и распускались цветы для каких-то других, счастливых людей
Только тоска, только боль, только серые краски. Вся жизнь, все чувства подавлены и растоптаны. Она бродила, не разбирая улиц, думала, пыталась понять, когда и как это все произошло, и решила – Паша не мог так поступить. Не могли врать его глаза, когда он смотрел на нее; его руки, когда он держал в них ее; его слова. Все случилось потом. Это Катька соблазнила Пашу специально. Она просто ей завидовала, хитрая и расчетливая, как и ее мамаша. Бросила Ивана и принялась за Пашу. Она его околдовала, поэтому он так себя ведет.
– Но Паша мой, только мой. Слышишь, дорогая сестренка? И он будет со мной, – крикнула она в фиолетовые сумерки.
Она стояла в совершенно незнакомом месте. Солнце уже зашло, но еще не стемнело окончательно. Прохожих было мало. Все уже разбрелись по домам. И ей тоже пора. Она знала, кто станет ее новой куклой.
Приоткрылась дверь. Она увидела в щель фрагмент знакомой комнаты. Услышала звуки телевизора. Прокатилась обжигающая волна надежды на спасение. Кричать! Очень громко звать на помощь. Но она смогла издать только слабый стон, и по ту сторону раздался голос:
– Хотела меня перехитрить? Думала, тебя кто-нибудь услышит? Ну разве что они! – Щелкнул выключатель, и зажглись лампы, подсвечивающие полки. Десятки гипсовых лиц уставились на нее. Пестрые одежды, надменные губы – она готова была поклясться, что слышала, как они смеются над ней. Комната закружилась, свет погас, лица пропали, наступила тишина.
– Ты очень плохо поступила, когда собралась кричать. И будешь за это наказана. Пока просто останешься без воды. – Дверь захлопнулась.
Она осталась лежать в окружении кукол. Казалось, они сейчас сойдут с полок, подойдут к кровати. Воображение рисовало картинки из книги о Гулливере, которую она никогда не любила. Что они будут с ней делать? Начнут ходить по ней? Смотреть внимательно в глаза? Заглядывать в уши? Они будут делать ей больно. Щипать своими маленькими твердыми пальчиками и смеяться.
«Сколько же дней я здесь? Наверное, я еще в сознании только потому, что лежу. Как это все связано со мной?»
Думать получалось медленно и как-то неправильно. Слезы катились из глаз сами по себе. Она боялась кукол, окружающих ее, боялась этого окончательно свихнувшегося человека. Боялась умереть и что никто никогда ее не найдет. Огромная тоска черной тяжелой пиявкой присосалась к сердцу. Она вдруг вспомнила молоденькую гадалку. Неужели сбывается предсказание?
Москва. Наше время
– Катюш, у нас что, холодильник к продаже готовится? Мужа не встречаешь? Где горячий ужин, тапки и газета?
Вопрос мужа поставил ее в тупик. По голосу слышно, что он шутит. Стас никогда не обременял ни себя, ни ее проблемами быта. Нет ужина – не вопрос – пожарит сам себе яичницу. В другой раз Катя ответила бы в том же духе, и они мирно сели бы уплетать бутерброды с чаем, Стас рассказывал бы о работе, а потом они пошли бы прогулять Джонни. Но сегодня этот невинный вопрос показался ей претензией, издевательством. Кате было совсем не до того.
– Я тебе что, кухарка? – неожиданно для себя рявкнула она из комнаты.
Стас появился в проеме двери ошарашенный.
– Катюш, случилось чего?
– Да что ты все заладил, Катюш да Катюш? Бесит уже. Возьми и приготовь себе яичницу. Ты что, меня попрекаешь за то, что я дома сижу? Я так и знала. Прикидывался святым, а сам всегда считал меня нахлебницей.
Ознакомительная версия.
