Мишель Бюсси - Самолет без нее

Малышку Эмили футбольные страсти не интересовали. В тот мартовский день 1987 года она решила бросить вызов непогоде. Надела лиловый дождевик с капюшоном, из-под которого почти не видно было лица, разве что выбивалось несколько белокурых кудряшек. Обулась в резиновые сапоги того же цвета и отправилась на улицу Пошоль прыгать через лужи. И гоняться за кошками. Николь, растроганная едва ли не до слез, объяснила мне, в чем дело.

Эмили, которой исполнилось семь лет, училась в первом классе и уже умела читать. В тот период она зачитывалась «Сказками кота Мурлыки» Марселя Эме. Помните? Две девочки — Дельфина и Маринетта, деревенская ферма, домашние животные, наделенные даром речи…

— «Сказки кота Мурлыки!» — восхищенно ахала Николь. — И это в семь лет! В первом классе! Вы только представьте себе, Кредюль!

В их скромном рыбацком домике книг было немного — томов двадцать. Из них всего одна — детская. Как раз эти самые сказки. Но какое отношение они имели к реальным кошкам, спросите вы. Наберитесь терпения, сейчас расскажу. Эмили особенно нравилась история про домашнего кота, который из вредности целыми днями умывался. А ведь каждому известно, что бывает, если кошка умывается: значит, назавтра жди дождя! И вот хозяева фермы, которым надоело, что недели напролет на улице льет и льет, решили от кота избавиться. Не сдобровать бы ему, но Дельфина с Маринеттой спасли его в последнюю минуту. Так вот, как рассуждала Эмили? Кто виноват в том, что дождь идет у них в Дьеппе уже две недели? Местные кошки, кто же еще? Значит, надо их поймать и попросить каждую, чтобы перестала так часто умываться. Каждую! Позвольте вам напомнить, что Полле — рыбацкий квартал. Эмили подманивала кошек, гладила их и ласково объясняла, что из-за них бабушка Николь не может работать. Вам же самим будет лучше, если выглянет солнышко, говорила она, будете греться на травке…

Эмили и нас с Назымом пыталась привлечь к кошачьей охоте. Среди ее «клиентов» попадались бродячие коты, не желавшие внимать гласу рассудка, и их следовало припугнуть.

— Пошли, Кредюля-дедуля!

— Усатик, пошли!

И она тянула нас на улицу своей крохотной ручкой. С ее дождевика стекали капли. Назым хохотал, но с места не двигался, предпочитая попивать кофе в тепле и сухости. Я, впрочем, тоже. Только восьмилетний Марк, вздохнув, надевал поверх своего коричневого пальтишка необъятных размеров турецкую майку Дидье Сикса и шел за Лили. Как будто эта жалкая тряпка могла защитить его от проливного дождя.

Такая же жалкая, как левый полузащитник Дюндар Сиз на парижском стадионе «Парк де Пренс».

Наверное, я надоел вам со своими слезливыми воспоминаниями. Понимаю вас. Вас интересует расследование. Расследование, и больше ничего. Ладно-ладно, перехожу к делу. Несмотря на неудачи я не отказался от попыток в нем разобраться. 22 декабря 1987 года я, как всегда, отправился на гору Мон-Террибль. Вечером приехал на берега реки Ду, чтобы оставить вещи в гостинице. У меня уже появились застарелые холостяцкие привычки. Хозяйка заведения Моника Женевэ — восхитительная толстушка, говорившая с таким сильным местным акцентом, что порой он напоминал мне квебекский, всегда селила меня в одном и том же номере — в двенадцатом, с видом на Мон-Террибль, — и потчевала мягким сыром конкойот, который специально для меня выдерживала не меньше месяца. К сыру у нее полагалось вино арбуа. Расследование топталось на месте, заставляя меня все больше нервничать, так что, полагаю, я имел полное право на маленькие радости жизни…

Итак, в тот день Моника, встречавшая меня на дороге, бросилась мне навстречу, не дав мне толком припарковать машину.

— Месье Гран-Дюк, тут к вам пришли!

Я с удивлением уставился на нее.

— Да-да, он вас уже два часа ждет! В последний месяц звонил несколько раз, говорил, что ему надо с вами увидеться. Я объяснила, что вы обычно двадцать второго приезжаете, ближе к вечеру, вот он и явился. Мне кажется, у него есть для вас новости.

Я смотрел на Монику, как Джейм Бонд на мисс Манипенни. С непритворным изумлением и радостным предчувствием. Я поспешил в гостиницу. В холле сидел мужчина лет пятидесяти в длинном темном пальто и убивал время, листая рекламные буклеты. Завидев меня, он поднялся со стула.

— Огюстен Пеллетье. Я уже несколько месяцев пытаюсь с вами связаться, месье Гран-Дюк. Случайно прочитал ваше объявление в «Эст репюбликен». Правда, я думал, что расследование катастрофы на Мон-Террибль давным-давно закончено. Но вы, судя по всему, его продолжаете. Возможно, вы сумеете мне помочь…

Откровенно говоря, я надеялся на обратное. В смысле, что это он мне поможет, но… Огюстен Пеллетье выглядел вполне респектабельно. Этакий типичный руководитель среднего звена — решительный и ответственный. Во всяком случае, на обманщика не похож.

Я присел рядом с ним. За окном открывался вид на горный хребет, в том числе на вершину Мон-Террибль, в этом году еще не заснеженную.

— Сделаю все что в моих силах, месье Пеллетье. Однако я удивлен…

— Это старая история, месье Гран-Дюк. Постараюсь быть лаконичным. Я разыскиваю своего брата Жоржа. Жоржа Пеллетье. Он пропал много лет назад. В последний раз мы с ним виделись в восьмидесятом. Он тогда жил в хижине на горе Мон-Террибль, недалеко от того места, где рухнул самолет.

2 октября 1998 г., 15.09.

Марк поднял глаза. На световом табло загорелись буквы, замелькали, меняясь, как в электронной игре в скрэбл.

«Париж — Кан». Платформа 23.

Значительная часть пассажиров, до тех пор стоявших в зале ожидания, устремилась к узкой платформе 23, словно цветные песчинки в горловину гигантских песочных часов. Марк знал, что один-единственный поезд может вмещать больше тысячи человек — столько же, сколько в среднем проживает в главном городе какого-нибудь кантона. Ничего странного, что на вокзале скопилось столько народу: два или три поезда задержали, и вот вам результат — тысячи пассажиров в зале ожидания и никого на платформах.

Поезда «Париж — Руан» в расписании по-прежнему не было. Марк посмотрел на телефон. Надо бы продолжить обзвон больниц. Пусть это призрачный след, но другого, чтобы найти Лили, у него все равно нет. Он колебался между мобильником и зеленой тетрадью. Победило любопытство. За несколько минут, остающихся до объявления посадки, можно прочесть еще несколько страниц. «Неужели Гран-Дюк в конце концов нашел свидетеля авиакатастрофы на Мон-Террибль?»

Дневник Кредюля Гран-Дюка.

Со стороны Швейцарии набегали тучи. Довольно редкое явление. За годы, проведенные в Верхней Юра, я научился разбираться в местной погоде.

— Жорж — мой младший брат, — объяснил Огюстен Пеллетье. — Он всегда был слабым. И с трудным характером. Мы с ним очень разные. В первый раз он сбежал из дому — мы тогда жили в Безансоне — в четырнадцать лет. Связался с местным хулиганьем. Полицейские его поймали и привели домой. Но родители ничего не могли с ним поделать. Его даже пришлось на два года отправить в исправительное заведение.

Я сидел, нетерпеливо постукивая пальцами по подлокотнику кресла. К чему клонит Огюстен?

— Сейчас, месье Гран-Дюк, — сказал Огюстен, заметив мое беспокойство. — Я как раз подхожу к эпизоду, связанному с Мон-Террибль. Не бойтесь. Так вот, в шестнадцать лет Жорж окончательно покинул дом. Не стану расписывать вам в красках образ его жизни. Бродяжничал. Пил. Употреблял наркотики. Ну, и приторговывал, конечно. Так, по малости, ничего серьезного. Понимаете, он превратился в уличного нищего. Сегодня таких принято называть бомжами. В Безансоне его многие знали. Прославился, так сказать. Родители махнули на него рукой. Да и я тоже. Я как раз начал работать, женился, и жена слышать о нем не желала. В общем-то, ее можно понять, как вы считаете, месье Гран-Дюк? Не каждый решится пригласить к себе на Рождество подзаборного бродягу…

Мои пальцы пустились по подлокотнику в пляс, но Огюстен их не видел. Или делал вид, что не видит.

— Я помогал ему как мог, — продолжал он. — Кое-как пытался поддерживать с ним связь — через службы социальной опеки, через полицию. Но Жорж отвергал любую помощь. Каждый раз, когда я протягивал ему руку, в ответ получал пощечину. Ну, одним словом, сами понимаете…

Я все понимал. И мне было в высшей степени наплевать на печальную судьбу Жоржа. Я выразительно посмотрел на Огюстена. Короче!

— Да-да, месье Гран-Дюк, я подхожу к сути. Время от времени мы получали кое-какие новости от Жоржа. Потом он опять надолго пропадал. На год, а то и на два. В мае восьмидесятого я окончательно потерял его след. Жоржу исполнилось сорок два года, а выглядел он лет на пятнадцать старше. И целых восемь лет о нем не было ни слуху ни духу.