Ознакомительная версия.
– Зачем они приезжали? – спросила Элли. – Мириться?
– Ну, конечно. Оксана сразу сказала, что никакого развода не будет. Я должен понять и простить. И начать все сначала. – Плетнев скривился.
«Начать сначала», произнесенное вслух, звучало безобразно фальшиво.
– Я сказал, что не будет никакого начала, и уехал сюда, в Остров. Сбежал. Опять струсил. В первый раз я струсил, когда согласился жениться.
– Тебя что, заставляли?!
– Нет. Уговаривали. И Оксана, и ее муж, и знакомые. Маринка будет прекрасной женой. У нее прекрасные родители. У вас будет прекрасная семья. Другой такой прекрасной возможности может и не быть, а тебе уже тридцать шесть!.. И я решил, что они правы, я упущу последний шанс…
– Прекрасный, – подсказала Элли. – Последний и прекрасный.
– Все как будто ждали, что мы поженимся, и я это понимал. Теперь все ждут, что мы помиримся, и это я тоже понимаю.
– Если ты собираешься воссоединиться с супругой и усыновить ребенка тренера, скажи сейчас, – велела Элли, и Плетнев посмотрел на нее. И Нателла посмотрела на дочь.
У той горели щеки, и вид был воинственный.
– Собираешься – значит, я сразу же уйду и не буду тебе мешать. А не собираешься, значит, я выгоню их обеих пинками, если еще хоть раз они попадутся мне на глаза! Пока у тебя есть выбор.
Плетнев, не отрываясь, смотрел на нее, а она на него. Нателла притихла и, кажется, втянула голову в плечи.
– Я никому тебя не отдам по своей воле, – продолжала первобытная женщина, очень правильно выговаривая слова. – Но пока еще ты можешь от меня избавиться – по своей собственной воле!..
У Плетнева зашумело в голове, как будто он хватил изрядную порцию виски.
Он вдруг понял, что все всерьез и по-честному.
Она не станет путаться под ногами, если не нужна ему. Если нужна, она будет рядом.
Без вранья, сложностей, интриг и подводных течений. Все очень просто.
Так просто, как только может быть в дикой первобытности. В утонченной цивилизации все гораздо, гораздо сложнее!..
Ему очень хотелось насладиться мгновением. Потянуть. Задержать его.
Никто и никогда не собирался пинками вытолкать из его жизни тещу и жену, чтобы защитить его. Ему и в голову не приходило, что за него можно… бороться! Что за него можно… переживать.
– Элли, – сказал он, наслаждаясь, – я развожусь.
– Хорошо.
– Все давно закончилось. Ну, для меня-то уж точно!..
– До всех остальных мне нет дела.
– Я и не собирался мириться.
– Я все сказала, а ты все слышал.
– Да, – согласился Плетнев. – Слышал.
– Какие страсти, – пробормотала Нателла. – Я пропустила что-то важное?..
Они оба уставились на нее, а потом опять друг на друга.
– Если ты меня боишься, – заявила Элли, – я ничем не могу тебе помочь.
– Я ничего не боюсь, – ответил храбрый Плетнев.
…В Изумрудный город вела дорога, вымощенная желтым кирпичом, и мудрый Гудвин сварил для Трусливого Льва миску смелости, которая шипела и пенилась. Тот выпил и из трусливого превратился в Смелого Льва!..
Как Плетнев.
На следующий день Алексей Александрович, вздыхая и маясь от трусости, отправился в дом дяди Паши – мастера на все руки и Мичурина по совместительству – и тети Нюры, которых он никогда не видел. Впрочем, они его не слишком интересовали. Интересовала его девушка Женька, и он от души надеялся застать ее одну.
Женька лежала на травке на свернутом байковом одеяле, грызла яблоко и листала журнал с красивыми картинками. Бумага была тоненькая и приятно шуршала, когда Женька переворачивала страницы.
В этот момент Плетневу стало ее жалко, особенно из-за плохонького журнала и байкового одеяльца. Так жалко, что он не сразу решился ее окликнуть.
Женька доела яблоко, зашвырнула огрызок, повернулась на бочок, увидела за штакетником Плетнева и вся просияла.
– Ой, здрасти! – закричала она радостно. – А вы к нам, да? Наконец-то вспомнили, зашли!.. Да что вы там стоите, на двор проходите!..
Алексей Александрович вздохнул и прошел «на двор».
Женька деловито повозилась, сделала изгиб бедра еще более изгибистым, а выпуклость грудей еще более выпуклой.
– Вы вот рядышком садитесь, и давайте загорать. Наш загар, конечно, не то, что южный!.. Вот я в прошлом году в Анапе с парнем отдыхала, вот там был загар! На меня южный загар очень хорошо ложится. Наше солнце не такое.
– Не такое, – согласился Плетнев. – А где ваши родственники?
Женька махнула рукой.
– Дайте мне еще яблочко, во-он, из корзинки! А что мне родственники? Ирка на работе, а мать с отцом у бабки в Павельцеве. Да ну их! У них один огород на уме. Культуры никакой нету.
– Культура – дело сложное, – опять согласился Алексей Александрович, присел на теплую лавочку и почесал ногу. – Дело вот в чем, Женя. Заявление на Федора придется забрать, кольца-серьги «газпрому» вернуть. То есть Терезе Васильевне.
Женька охнула, глаза у нее округлились, и она побледнела, кажется, не только лицом, но и телом, на которое в данный момент ложился обыкновенный, не южный загар.
– Подождите, – пробормотала она и села, смяв журнал с красивыми картинками, – подождите, подождите… Я… а при чем тут я-то?! С чего вам в голову тюкнуло, что я…
– Женя. Послушайте. Я знаю, что вы угрожали Федору этим самым заявлением об изнасиловании и угрозу свою выполнили. Я знаю, что вы рассказывали всей деревне, будто Люба ворует, – вначале для того, чтобы поссорить их с Федором, а потом, чтобы обвинить Любу всерьез. Эту свою угрозу вы тоже выполнили. Теперь моя очередь. Я могу вам пообещать серьезные неприятности, если вы не заберете заявление и не вернете драгоценности. Я никогда никому не угрожаю, просто обещаю.
Женька смотрела на него с таким ужасом, что Плетнев отвернулся. В саду, ухоженном так, как сады на Выставке достижений народного хозяйства много лет назад, было просторно и красиво. Это был дивный сад.
– Я… ничего не брала… я… никому, а он меня… на самом деле… Он зверь, а не человек, а вы…
– Женя, я все знаю, – сказал Плетнев, рассматривая сад. – Соображайте быстрее. Я не пришел бы к вам, если бы не был уверен! Это вы понимаете?
Женька кивнула и сглотнула, как будто у нее пересохло во рту. Плетнев был все же не до конца уверен, что она понимает.
– Вам хотелось заполучить Федора, и все никак не удавалось. Он не обращал на вас внимания и ухаживал за Любой. Вы решили отомстить им обоим.
Женька вдруг вскочила, унеслась в дом и чем-то там загрохотала. Через секунду она показалась на крыльце, яростно напяливая сарафан.
– Катись отсюда! – закричала она, вынырнув из сарафана. Красивое лицо было перекошено. – Пока с тобой чего плохого не случилось! Ишь, какой умный нашелся, все он знает! Чего знаешь-то?! Все равно ничего не докажешь!.. Ничего! А Федька, мерзавец, на зоне сгниет, из него там «петуха» сделают, так со всеми, кто насильничал!.. Я сама слыхала!.. Туда ему и дорога! Я хотела, чтоб у нас все по-человечески, а он мне чего?! Фигу он мне, да?! – Она рванула подол так, что затрещала ткань. Плетнев опять почесал ногу. Теперь он уже не жалел ее. – Меня на Любку променял, старуху, подстилку городскую?! Я хотела, чтоб у нас свадьба была, и машина с куклой, и свидетели с лентами, а он?!
– С чего вы взяли, что он собирался на вас жениться?!.
– А твое какое дело?! Чего ты лезешь?! Чего ты лезешь-то, куда тебя не просят?! Он свое получил, и ты свое получишь, понял?! Нет, ты понял?!
– Будут делать обыск у вас в доме, найдут драгоценности Терезы Васильевны, – сообщил Плетнев равнодушно, и Женька задохнулась, прижала ладонь ко рту. – Они же наверняка в доме! Хороший адвокат очень быстро докажет, что Федор вас не насиловал. У меня есть отличный адвокат! А у вас есть, Женя?
– Какой… какой еще адвокат? Зачем мне… адвокат?..
– А когда вас судить будут, обязательно потребуется адвокат! Вы же телевизор смотрите, вон журнальчики читаете!.. Нынче у всех адвокаты. У вас есть?
Женька скатилась с крыльца и вцепилась Плетневу в волосы. Он не ожидал ничего подобного, стал отдирать ее от себя, она визжала, царапалась, норовила его укусить, и он свалился с лавочки в траву, и Женька кинулась на него.
– Я тебя убью, – брызгая слюной, шипела она ему в лицо, – убью тебя, сволочь!..
Плетнев изловчился, схватил ее за руку и оторвал от себя. Он лежал очень неудобно, она молотила его ногами, но не мог же он ее ударить!.. У нее было красное лицо, которое от ярости стягивалось в песью морду!
Плетнев перехватил ее вторую руку, толкнул, она пошатнулась, продолжая лягаться и биться. Он кое-как встал, чувствуя, что голова горит, словно ее окунули в кипяток.
– Хватит! – Под ноги ему попалось ведро с водой, и, удерживая Женьку, он кое-как подцепил ведро и плеснул на нее. – Хватит, я сказал!..
Она отшатнулась, закрываясь ладонями, и Плетнев выплеснул на нее остатки воды.
Она сделала шаг, другой, повалилась на траву и зарыдала.
– Вы мне надоели, – сказал Плетнев брезгливо и пощупал голову. Под волосами было липко и мокро.
Ознакомительная версия.
