Медленно тянулось время; башенные часы деревенской церкви пробили полночь, потом один час... два... три... Вздохнув, Лесли села на постели, сбрасывая с себя одеяло. В комнате было невыносимо жарко, и тогда она подошла к радиатору обогревателя, чтобы выключить его, в то же самое время распахивая одну из створок окна. В лицо ей пахнуло ледяным холодом, и Лесли уже было собралась вновь захлопнуть его, когда ее внимание привлекло освещенное окно в дальнем крыле здания. Позабыв о холоде, она снова выглянула на улицу, принимаясь считать ряды темнеющих окон. Второй этаж нет, скорее всего третий, крайнее окно от конца. Как будто палата Деборы? Но чем это она может там заниматься в столь поздний час? Может быть пытается снова сбежать из клиники?
Бормоча что-то, Лесли захлопнула окно, и накинув ночной халатик, поспешила спуститься вниз по лестнице. Не обращая внимания на дежурную медсестру, перекладывавшую какие-то бумаги, разложенные на столе в кабинете старшей медсестры, Лесли прошла вдоль коридора, и не раздумывая, распахнула дверь в палату Деборы.
Лампа на тубочке рядом с кроватью горела, но все как будто бы обошлось: Дебора мирно спала.
Вздохнув с облегчением, Лесли подошла поближе. Слава богу, все в порядке. А не то еще одно такое похождение, и за последствия было бы трудно ручаться. Она осторожно протянула руку к выключателю и уже коснулась его, но тут же остановилась, заподозрив неладное: дыхание Деборы показалось ей слишком уж поверхностным. Затаив дыхание, она наклонилась пониже и прислушалась. Это не возможно. Этого не может быть.
Не стараясь более двигаться как можно тише, Лесли повернула лампу так, чтобы ее свет падал на подушку и осторожно приподняла опущенное веко. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы ее опасения полностью оправдались.
- Миссиз Редвуд, проснитесь! - схватив Дебору за плечи, Лесли попыталась усадить ее на кровати. - Проснитесь! Вы слышите меня, миссиз Редвуд? Проснитесь!
Увидев, что призывы ее остались без ответа, она снова приподняла оба века, и теперь ее опасения переросли в уверенность. Выпустив девушку, отчего та снова повалилась на подушки, Лесли бросилась к кнопке звонка, и надав, не отпускала ее до тех пор, пока в палату не в бежала медсестра.
- Вы что-то хотели, фройляйн доктор?!
- Аппарат для аспирации желудочного содержимого, - распорядилась Лесли. - И побыстрее. Медлить нельзя!
Медсестра выбежала в коридор, а Лесли снова склонилась над кроватью, громко разговаривая с Деборой, то и дело щипая ее за руки и щеки, в надежде добиться хотя бы какой-нибудь реакции.
- Миссиз Редвуд! - уже в который раз призывала она, - проснитесь! Вы слышите меня? Проснитесь немедленно!
- Отстань... устала..., - еле слышно проговорила Дебора.
- Не спите! - выкрикнула Лесли. - Откройте глаза. Просыпайтесь! - Она снова ущипнула ее за руку. - Проснитесь! Проснитесь!
- Отстань...
- Нет. Вам нельзя спать. Сколько таблеток вы выпили? Сколько таблеток? - Ответа не последовала, и в отчаянии Лесли принялась шлепать ее по рдеющим щекам. - Зачем вы это сделали? Миссиз Редвуд, расскажите мне, почему вы так поступили. А как же Каспер? Подумайте о Гансе Каспере! Вы ведь любите его, и он тоже любит вас. Подумайте о Гансе! - Лесли испытала чувство ликования, когда при упоминании об этом, Дебора вздрогнула и открыла глаза. - Сколько таблеток вы выпили? - повторила она. Постарайтесь вспомнить.
- Не могу... спросите Филипа. Он дал мне... - Веки снова опустились, и Дебора повалилась на подушки.
Пересиливая охвативший ее ужас, Лесли снова принялась шлепать девушку по щекам; шлепки были мягкими, но настойчивыми.
- Миссиз Редвуд, просыпайтесь! Что вы сейчас сказали насчет Филипа? Скажите это еще раз; скажите мне, что сделал Филип.
- Он хотел, чтобы я... чтобы я умерла. - Хотя веки по прежнему оставались опущенными, Дебора все же говорила, с трудом произнося каждое слово. - Он мне дал... он дал таблетки... ненавидит меня... хочет моей смерти. - Она снова замолчала, и Лесли выпрямилась, как раз в то самое время, когда в паталу снова вошла медсестра в сопровождении старшей медсестры.
- Немедленно позовите мистера Редвуда, - невозмутимо сказала Лесли.
- Его нет у себя, - ответила старшая медсестра. - Ночной портье сказал, что он ушел куда-то около двух часов назад. Я просила, чтобы его поставили бы в известность, сразу же, как только он вернется.
Лесли все еще делала промывание желудка, когда на пороге палаты появился Филип. Видимо, он только что вошел, так как не успел еще снять пальто. Он вопросительно взглянул на Лесли, и она тут же ответила:
- Передозировка снотворного.
- Чертовщина какая-то! - воскликнул он. - Я сам лично давал ей снотворное сегодня! Там было всего пять миллиграмм. Кто приготовил эту дозу?
- Я, герр Редвуд, - отозвалась медсестра, стоявшая в ногах кровати. Я несла ее миссиз Редвуд, когда вы взяли ее у меня.
- Это я и сам знаю, - раздраженно сказал он. - Единственное, что интересует меня в данный момент, это какую дозу вы приготовили.
- Как обычно.
- Невозможно! Она не могла прийти в такое состояние всего от пяти миллиграмм. - Он перевел взгляд на Лесли. - Вы уже долго с ней работаете?
- Минут пятнадцать.
Не говоря ни слова, он закатал повыше рукава и подошел к кровати.
- Сегодня у нас будет очень долгая ночь, - пробормотал Филип, склоняясь над постелью.
Лесли и Филип ни на минуту не отходили от кровати Деборы, но победить в этой битве со смертью было им не под силу. Дебора не приходила в сознание, и ее пульс становился все слабее и слабее. Около восьми утра она как будто пришла в себя, но когда Филип склонился над ней, то она снова впала в забытье. В ход пошли все ресурсы и возможности клиники, но уже ничто не могло вернуть к жизни хрупкую, очень бледную девушку, неподвижно лежавшую на узкой кровати, и около полудня, когда в небе ярко сияло солнце, Деборы Редвуд не стало.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В пять часов того же дня в клинику приехал сэр Лайонель, и все оставшееся до вечера время прошло для Лесли в напряженном ожидании встречи с ним, так как именно она первой обнаружила его дочь. Ему несомненно захочется лично поговорить с ней.
Она терялась в догадках насчет того, слышали ли вошедшие в палату медсестры, о чем говорила Дебора Редвуд. Ничто, казалось, не изменилось, ни в выражении их лиц, ни в их обычном поведении, короче, не было ничего, что давало бы повод предположить, что якобы они слышали то роковое обвинение в адрес Филипа. Хотя, какая разница: чудовищное обвинение было высказано вслух, и уже одна только мысль о том, что Филип каким-то образом оказывался причастен к этому делу, приводила Лесли в трепет.
Но она должна сама поразмыслить обо всем. Она не имеет право безраздельно доверять бессознательному бормотанию наглотавшейся таблеток девицы, которая сама не ведала, что говорит.
А все-таки, вдруг это правда?
Этот вопрос, рождаемый подсознанием и теперь настойчиво врывающийся в ее мысли, требовал ответа. Разве возможно такое - и можно ли даже в мыслях допустить - что Филип, человек, посвятивший всю свою жизнь борьбе за жизнь и здоровье других людей, в то же самое время мог решиться на то, чтобы вот так бессердечно лишить жизни другого человека, пусть даже после того, как ему пришлось выслушивать угрозы в совй адрес?
И все же, на деле все обстояло несколько иначе. Ведь Дебора грозилась разделаться не с ним лично, а с той женщиной, в которую он был влюблен. С ней самой... Лесли Форрест. С врачом, по уши влюбившейся в мужа своей пациентки!
Муж пациентки! Как мерзко это звучит; и как стыдно ей становится от этих слов!
В состоянии крайнего волнения Лесли расхаживала по комнате. Не может быть, чтобы слова Деборы оказались правдой. Филип никогда не пошел бы на столь чудовищный акт. Даже ради спасения своей собственной жизни он бы никогда не решился бы на то, чтобы лишить жизни другого человека. Но ведь тут Дебора грозилась расправиться не с ним лично, а с той, кого сам Филип считал невиновной за тот раскол, что произошел между супругами годами раньше.
Непоколебимая прежде уверенность в невиновности Филипа понемногу стала убывать. Возможно он не стал бы слишком сильно переживать, если бы угрозы жены были направлены непосредственно против него, но разве можно быть до конца уверенной, какой могла на деле оказаться его реакция, если объектом для мести суждено было стать его любимой женщине?
Страх, на который Лесли старалась не обращать внимания, теперь охватил ее с новой силой, заставив взглянуть в глаза истине, и Лесли отдала бы все на свете лишь ради того, чтобы никогда не признаваться себе в этом. А истина была такова: возможно, убийцей был сам Филип.
Зарыдав, она повалилась в кресло, закрывая лицо руками. Она не знала, сколько времени она оставалась неподвижно сидеть в нем, когда пронзительный телефонный звонок заставил ее вновь вернуться к реальности, и тогда Лесли сняла трубку.
