— А в-вы ч-что здесь делаете? — заикаясь, вымолвил пастушок. — Д-дьявола пришли из-з-згонять?
— Иди-ка сюда, — поманил его нахмурившийся отец Иеремия. — Какого еще дьявола? И почему ты не здороваешься, разве мы виделись сегодня? Да и виделись бы, не грех пожелать здоровья и в другой раз.
— З-здравствуйте, — еще больше смущаясь, произнес мальчишка.
Священник пожелал доброго дня в ответ, Иоганн кивнул, а мадьяр только прищурился, внимательно наблюдая за пастушком.
— Так про какого дьявола ты говорил? — спросил отец Иеремия.
Пастушок замялся, переминаясь с ноги на ногу и не зная, куда деть свой кнут.
— Я п-подумал, вы з-знаете, — наконец, вымолвил он. — Я как-то М-марии, дочке м-молочников сказал, а она смеялась т-только.
— Успокойся, — отец Иеремия подошел к пастушку и погладил его по голове. — Мы точно не будем над тобой смеяться. Расскажи, что ты про это место знаешь. Странный холм, правда? На этой стороне ведь больше нет холмов?
Пастушок кивнул, справился с волнением и заговорил, уже почти не заикаясь.
— До самого Аасвальде нет! Только луга и овраги — там дальше. Еще маленький ручей, а больше ничего… А это место нехорошее, и холм нехороший, злой.
— Как это злой? — не понял Иоганн.
— Здесь сам дьявол живет! — выпалил осмелевший мальчишка. — Под холмом! Помните, ветер страшный в прошлом году был? Дерево старое вон там повалил вместе с корнем. И лаз обнаружился. Я туда полез, а он на меня как бросится!
— Кто бросится? — опешил отец Иеремия.
— Дьявол! — убежденно ответил пастушок.
Иоганн заметил, как после этих слов напрягся мадьяр Иштван, обернулся в сторону холма, цепко оглядывая его пологий склон. А ведь не похож этот холм на другие. Не такой он, совсем не такой.
— И как же он выглядел? — поинтересовался священник.
— Темно там, не разглядел… Я отшатнулся, а он в птицу превратился и вылетел из пещеры. Здоровая такая птица, на ворону похожа, только вся черная и размером больше.
— Так, может быть, это и была птица? — не выдержал Иоганн.
Пастушок бросил на него быстрый взгляд и упрямо покачал головой:
— Не птица… Меня в такой страх бросило, что я бегом оттуда… Не сказать про то словами, почувствовать надо. Истину говорю, дьявол.
Он неуверенно посмотрел на отца Иеремию и добавил:
— Ну, может, не сам он, а из бесов кто…
Священник еще раз потрепал мальчишку по голове и погрозил пальцем:
— Думаю, ты просто немного испугался. Но… — отец Иеремия неожиданно задумался и с подозрением посмотрел на пастушка. — А не разыгрываешь ли ты нас случаем? Разве, увидя врага человеческого, ты не побоялся бы здесь стадо водить?
— Так я же снова лаз камнями засыпал! — сообщил пастушок таким тоном, словно засыпанный камнями лаз есть самое первое средство против Люцифера. — А сам дья… ну… сам он птицей улетел. И коровы мои не боятся. Слышал я, что животные нечистой силы сторонятся, а тут идут себе и идут.
— Ну, хорошо, — вздохнул отец Иеремия. — Показать где этот лаз можешь?
— Конечно! — обрадовался пастушок, что оказался полезен священнику. — Пойдемте, рядом это.
Поваленное дерево действительно было. Сухое, мертвое — неудивительно, что ветер свалил его. Отец Иеремия внимательно осмотрел груду камней, затем отошел в сторону и присел на дерево. А Иоганн и Иштван принялись отбрасывать камни в разные стороны, разгребая завал. Пастушок кинулся помогать, но очень скоро передумал и отошел поближе к отцу Иеремии. Видно, посчитал, что рядом со священником будет спокойнее. Наконец, появился сам лаз — темная дыра, уводящая вниз, под холм. Пахнуло затхлым воздухом, мадьяр, перекрестившись, спрыгнул в яму, и, пригнувшись, вошел в пещеру. Вслед за ним, оглянувшись на подошедшего священника, спрыгнул и Иоганн. Пастушок по-прежнему стоял вдалеке, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь приблизиться.
«Трусишка», — усмехнулся про себя Иоганн, но тут же словно чьи-то холодные пальцы скользнули за ворот рубахи, сжимая шею, и кто-то зашептал на незнакомом наречии слова древнего заклинания. Иоганн стряхнул с себя наваждение, шагнул вперед и уткнулся в спину мадьяра. Тот зажег спичку, осветив маленькую пещерку, и медленно повел рукой, оглядывая стены.
— Ну что там? — спросил сверху отец Иоганн.
— Пока ничего, — отозвался Иоганн. — Пещера старая. Только маленькая совсем.
Спичка погасла, Иштван достал новую, зажег и протянул коробок Иоганну: ты, мол, с той стороны смотри, а я с этой. Так и пошли каждый со своей стороны, передавая друг другу спички. Пещера оказалась узкой — всего то шагов пять в ширину в ширину и шагов тридцать в длину. Медленно продвигаясь, они прошли почти до конца. В коробке осталась пара спичек, мадьяр зажег одну, слабый огонек выхватил из темноты стену, которой заканчивался лаз и прямоугольную каменную плиту на земле. Переглянувшись, они одновременно опустились на колени, и уже в полной темноте попытались поднять или хотя бы сдвинуть плиту. Та подалась — с трудом, со скрежетом, нехотя — съехала в сторону, к дальней стене, обнажая древний тайник. Рука Иоганна скользнула вниз, столкнулась с рукой мадьяра, коснулась дна — пусто. Нет, вот вроде есть что-то. Кажется, дерево на ощупь… Шкатулка? Мадьяр уже тянул находку на себя, встал, развернулся, пошел к светящемуся пятну выхода.
— Что там? — не выдержал Иоганн.
Иштван не ответил, сделал еще шаг, споткнулся, полетел на пол, ударился о камни, но и тогда не произнес ни слова, не отпустил находку.
— Батюшки! — всплеснул руками отец Иеремия, едва разбитое окровавленное лицо мадьяра появилось из пещеры. — Постой, Иштван, у меня платок есть.
Не ответил мадьяр. Вылез, уселся прямо на разбросанных камнях и принялся разглядывать находку. Священник достал платок и принялся сам вытирать кровь. Иоганну не терпелось увидеть, что же они обнаружили в пещере, но пока выбирался наружу, обзор заслоняли отец Иоганн и пастушок. Наконец, юноша оказался на воле, подскочил, отодвинул пастушка и… В руках у мадьяра оказалась вовсе не шкатулка, а потемневший от времени кусок дерева — большая ворона, вырезанная из тисового дерева. Было что-то зловещее в этой птице — расправленные крылья, раскрытый клюв, словно она вот-вот готова была броситься на Иштвана. На отца Иеремию. На пастушка. На самого Иоганна.
— Вот она какая, — выдохнул он. — Мать Ворона…
— Идол, — с горечью в голосе произнес священник. — В древности ему приносили человеческие жертвы язычники. А теперь он снова собрал свой кровавый урожай. «Идола выливает художник и золотильщик покрывает его золотом, и приделывает серебряные цепочки. А кто беден для того приношения, выбирает негниющее дерево, приискивает себе искусного художника, чтобы сделать идола, который стоял бы твердо».
Иштван понимающе кивнул, а священник, оглянувшись на Иоганна, добавил:
— Книга пророка Исайи…
Мадьяр опустил древнего идола на землю, поднялся и стал собирать сухие ветки. Собрав, вытащил коробок с последней спичкой, чиркнул, рождая слабый желтый огонек, поднес к хворосту. Огонек ухватился за сухую ветку и пополз по ней, набирая силу. И вот уже пламя разгорелось вовсю, Иштван обернулся к священнику, посмотрел на того долгим внимательным взглядом, а затем поддел носком ботинка идола и бросил в огонь. Почерневшая Мать Ворона упала в костер и долго лежала, не желая загораться… Но нет…. Вот, наконец, пламя принялось за ее темный бок, вспыхнуло крыло…
— Карр!
Над их головами раздалось карканье и несколько ворон, поднявшись с кроны тиса, разлетелись в разные стороны.
— Дьявол, — прошептал пастушок.
— Не мели чушь! — резко оборвал его мадьяр.
Голос у него оказался грубым, под стать внешности. Заговоривший Иштван поворошил веткой в костре и обернулся к священнику.
— Спаси Бог вас, отец Иеремия, — глухо произнес он. — Я перед вами в долгу.
— Ну что вы, — махнул рукой священник. — Долг у нас только перед Господом Богом. Вы исполнили свой обет, так?
Мадьяр кивнул.
— Каждый раз, когда они сгорают, — произнес он, глядя в огонь, — мир становится светлее. Так говорил мой учитель. Вы, верно, хотите услышать мою историю? Я плохой рассказчик, святой отец.
— Вы действительно боретесь с языческими культами? — спросил отец Иеремия.
Иштван ответил не сразу.
— В шесть лет меня подобрал проезжий монах, — наконец, сказал он. — Это было в Венгрии. Маленькая деревушка, голод, побои матери…. Много позже я узнал, что ее изнасиловали австрийские солдаты, когда подавляли восстание в сорок восьмом. Я родился в сорок девятом, так что… сами понимаете. Тот монах и стал моим учителем. Воспитывался я в разных монастырях, мы то и дело переезжали с места на место. Венгрия, Германия, Моравия, Россия… Когда я подрос, меня приняли в Орден. Вы правы, кое-что от него еще осталось. Мой учитель умер год назад, и я принял обет молчания. Пока в его честь не уничтожу еще одного мерзкого идола. Громко сказано, да? Я ж говорил, что не умею рассказывать.
