– Алло, – сказал негромко, не желая лишний раз беспокоить пассажирку. – Это я. Как дела? Та-а-ак. Я же говорил, что это очень хитрый и очень опасный ублюдок. Вот что, парни, подъезжайте-ка на Арбат. Здание телефонного узла, напротив «Праги». Этот гад где-то внутри. Надо его «выкурить». Нет, не уйдет. Я поставил двоих местных у входа. Они его не выпустят. Да, ствол у них есть. Один, правда, но этого хватит. И наряд сейчас подъедет. Потом отзвони. До связи. Телохранитель отключил телефон, сунул его в карман, хмыкнул.
– Номер, который вам дали, «липовый». Мы проверили. Никакого Бори, конечно, в квартире не было. Благопристойная семья. Мама – учительница, папа – ветеринар, сын – школьник. Наш «друг» просто подключил свой аппарат напрямую к распределительному щиту. Не сомневаюсь, что и все предыдущие разы он пользовался этой маленькой уловкой. По номеру нам его не поймать. Маринка даже не пошевелилась. Просто сидела и смотрела в окно.
– Ладно, – сказал телохранитель. – Ребята поставят все здание вверх дном, но его найдут. Никуда этому уроду теперь не деться. Можно считать, он у нас в руках. Телохранитель нажал на газ. «Четверка» взвизгнула колодками, разворачиваясь, рванула по темной Поварской, резко свернула в Борисоглебский переулок, пронеслась до Арбата и пошла вправо, к Кутузовскому. На протяжении всего пути телохранитель поглядывал в зеркальце заднего вида. Проспект казался почти пустынным, ночь все-таки. До дома они домчались за четверть часа. Машина остановилась на углу. Телохранитель заглушил двигатель.
– Во дворе сейчас не приткнешься. Ну да ничего. Я провожу вас до квартиры. В любом случае за нами никто не следил. Это точно. Маринка, всю дорогу смотревшая в окно, вздохнула, выпрямилась, сказала, глядя прямо перед собой:
– Знаете, я подумала и решила… Не нужно больше меня охранять. Телохранитель внимательно посмотрел на нее, затем пожал плечами:
– Позвольте спросить, почему?
– Вы не можете его остановить. Никто не может его остановить. – На лице Маринки застыло ледяное спокойствие. – Вы не просто недооценили этого человека. Вам даже невдомек, насколько ваше представление о нем не совпадает с действительностью.
– Тем не менее он всего-навсего человек и, как все люди, смертен. Маринка повернулась к спокойному, как скала, телохранителю:
– Хотите сказать, что… убьете его?
– Вы схватываете на лету, – подтвердил тот. – Скорее всего этот разговор вообще не имеет смысла. Девяносто девять и девять десятых за то, что вашему мнимому «братцу» как раз сейчас надевают наручники на запястья, но, на всякий случай… Разумеется, речь идет только о самозащите. Не более.
– О вашей самозащите.
– О моей, о вашей. – Он потянулся за сигаретой, закурил. – Вы можете заключить договор с моим охранным агентством. Тогда я буду официально отвечать за вашу безопасность. Правда, вам придется оплачивать мои услуги, но такой договор даст мне право использовать оружие в случае, если ситуация выйдет из-под контроля.
– То есть если моей жизни будет угрожать опасность?
– Совершенно верно.
– Она мне уже угрожала, – холодно отрубила Маринка. – Сегодня. И вы ничего не смогли сделать. Не сможете и впредь. Всего доброго, – она потянулась к дверце, но телохранитель цепко схватил ее за плечо.
– Сначала выхожу я, потом вы.
– Я, кажется, сказала, что больше не нуждаюсь в ваших услугах. Можете ехать домой.
– Одну секундочку. Я должен вам кое-что объяснить, – спокойно сказал телохранитель, рывком усадил Маринку в кресло и, бросив окурок на тротуар, захлопнул дверцу. – В данную секунду я отвечаю за вашу жизнь. Не вы меня пригласили, не вам меня и прогонять. Поднимитесь наверх, обсудите данный вопрос с Мишей. Он знает номер моего сотового телефона. Если вы решите, что мне здесь больше нечего делать, пусть позвонит и скажет об этом сам. Я уеду. Но прежде подумайте: Боря не собирался вас убивать. Если бы он пришел за вашей жизнью, то не стал бы звонить. Согласен, я допустил большую ошибку, недооценив этого парня. Но зачем он устроил весь этот спектакль сегодня?
– Не знаю, – тихо, почти беззвучно прошептала Маринка. – Я уже ничего не знаю, правда. Я устала.
– Потому что вы напугали его.
– Я?
– Конечно. Когда вышли на работу. Наш расчет оправдался. Он забеспокоился. Очевидно, этот тип следил за нами от самого вашего дома, видел, что вас сопровождает охрана. И тогда он проделал виртуозный трюк с телефонным звонком. Я не могу не уважать его изобретательность. Но надо верно оценивать факты. Боря испугался. Он понял, что не способен контролировать ситуацию. События начали развиваться иначе, чем планировалось. Этот хитроумный ублюдок все взвесил и нашел единственно верное решение. Он решил напугать вас. Причем напугать так, чтобы руки-ноги отнялись от ужаса. Как видите, ему это удалось.
– Как получилось, что вы бросили меня? – вспыхнула вдруг Маринка. – Как ты мог уехать и бросить меня одну? Ты же обещал! Ты обещал, что все время будешь рядом, что мне ничто не угрожает. Я поверила тебе! Телохранитель вздохнул:
– Я никуда не уезжал. Просто в этой стране до сих пор не перевелись идиоты. Хочешь, чтобы я объяснил, как все получилось? Пожалуйста. В тот момент, когда ты связалась со мной по рации, мимо проезжал милицейский «бобик». Парней в погонах вид человека с передатчиком возбуждает не меньше, чем параноика – картины Рубенса. Они вытряхнули меня из машины и стали проверять документы. Знаешь, как это делается? Сначала просят предъявить паспорт, потом документы на машину, потом руки за голову, откуда пистолет, где разрешение на ношение служебного оружия, то да се. Был бы повод, а уж устраивать «разбор полетов» эти ребята умеют. Короче, оторвались по полной программе. Арбат – правительственная трасса. И, как назло, должен был проезжать кто-то из наших «бугрястых шишек». Вот и приняли меня за террориста. В общем, они бы мурыжили меня еще часа три, если бы я не упросил их вызвать знакомых ребят с Петровки. – Он снова закурил. – Передатчик эти моральные уроды бросили на сиденье «бобика». Я слышал, как ты меня вызывала, но ничего не мог сделать. В салоне повисло напряженное молчание. Маринка обдумывала рассказ телохранителя. Если дело обстояло именно так, как он рассказывал, то иного выхода у него не было. Он поступил так, как должен был поступить. В противном случае его скрутили бы и увезли в отделение. Неизвестно еще, чем бы все закончилось, не появись телохранитель вовремя на этаже. Возможно, Боря решил бы воспользоваться случаем и изменить очередность жертв. Маринка вдруг вспомнила, как телохранитель прижимал ее к себе. Бережно и нежно. Как гладил по волосам и шептал на ухо что-то ласковое и успокаивающее. Она неожиданно подумала о том, что у этого плечистого парня самая неблагодарная из всех неблагодарных работ.
– А если бы он оказался у моего кабинета? Ты бы убил его?
– Постарался бы обойтись без стрельбы. Маринка посмотрела ему в глаза:
– И ты согласился бы умереть вместо меня? Телохранитель усмехнулся криво. Видимо, эта мысль уже приходила ему в голову не раз и не два.
– Моя работа заключается не в том, чтобы погибнуть за клиента, а в том, чтобы спасти клиента и, по возможности, себя.
– Ты не ответил. – Их лица сблизились. Губы почти соприкоснулись. Они чувствовали дыхание друг друга. Жаркое, прерывистое. Голоса снизились до едва различимого шепота. – Ты бы умер за меня?
– Если бы вопрос стоял так: ты или я…
– Я или ты… Маринка осторожно коснулась губами его щеки, поцеловала, легко скользнув по коже кончиком языка. Он повернул голову, ища ее губы своими губами.
– Я бы умер… Горьковатый привкус табака и едва различимый – мяты запекся на Маринкиных губах. Она провела языком по его сухим, горячим губам. Он сжал ее плечо. Прикосновение было приятным. Сильным. Пальцы его едва заметно подрагивали от возбуждения. Маринка отстранилась, чтобы увидеть глаза телохранителя. Карие, с расширившимися зрачками. Не зря говорится: «Глаза – зеркало души». По ним можно абсолютно точно сказать, что человек чувствует в данный момент. Маринка стряхнула с плеч пальто, расстегнула верхнюю пуговицу на блузке. Ей даже не приходилось фантазировать. Она просто проигрывала в реальности свой обычный «телефонный» сценарий. Телохранитель протянул руку и коснулся шершавой ладонью ее щеки. Кончиками пальцев провел по щеке, подбородку. Наклонился вперед и коснулся губами ее шеи. Маринка запрокинула голову. Он не торопился, не набрасывался, как Мишка, жадно, словно это последняя секунда жизни. В нем ощущалась сила и чувственность. Его губы, как раскаленное тавро, обжигали кожу. Пальцы скользили по груди легко, воздушно. Маринка чувствовала, как, сокрушая шаткую стену рассудка, вырастает в ней вьюн желания. Она хотела этого мужчину. И в ее желании отсутствовала жажда измены. Ни намека на банальный животный секс. Это и не должно было быть сексом в физиологическом смысле. Не акт – символ акта. В том, что происходило сейчас, присутствовало нечто гораздо большее. Более интимное и, как ни странно, духовное. Человек, каждую секунду готовый отдать за тебя свою жизнь, становится не просто близким. Он превращается в часть тебя. Он роднее матери и отца. Родители дарят жизнь, он – сохраняет ее. Именно это и ощущала Маринка. Потребность слиться с ним, стать единым целым. Довериться этому человеку более, чем кому бы то ни было. Его пальцы отыскали пуговицу на блузке, расстегнули ее, сползли ниже, еще ниже, еще.
