и Маша радостно крикнула:
– Гулять! Одеваемся!
Ухоженной территорией заведующая гордилась. Площадка была уставлена качелями, горками, такая территория имеется далеко не в каждом московском саду.
Наблюдая за резвящейся детворой, Маша отошла к забору.
Начали приходить за детьми родители. Когда забрали последних, было уже совсем темно.
* * *
Открыть дверь подъезда Илья не успел, дверь резко отворилась, едва не ударив его по лбу. Молодая соседка весело пробежала мимо, улыбнувшись и кивнув Илье. Илья тоже ей кивнул. Соседка на его глазах из девочки превратилась в девушку, во время коронавирусного локдауна предлагала им с Любой помощь с покупкой продуктов, а он не знал ни как ее зовут, ни на каком этаже она живет.
Скорее всего, и Люба этого не знала.
От помощи девушки они отказались, конечно. Они не на паперти, чтобы принимать милостыню.
Продукты приносила Фаина, которой они платили.
Неожиданно ему до боли захотелось вернуться в прошлое, в то время, когда мысль о том, что ему придется в кого-то целиться, была настолько дикой, что могла вызвать только смех. Вернуться в то время, когда он чувствовал себя уважаемым старым профессором и на молодую соседку смотрел со снисходительным пренебрежением.
Возьму на себя, решил Илья, входя в лифт.
Если полиция придет за Любой, возьму убийство на себя. Попасть в его возрасте в тюрьму означало смертный приговор, но он пожил достаточно, чтобы не бояться уйти. Это в молодости смерть пугает, с возрастом с ней смиряешься.
Мысль показалась спасительной, нужно только продумать мелочи.
Он отпер квартиру и с недоумением уставился на Нину.
– Илья Никитич… Вы только не волнуйтесь…
Нина говорила, а Илье казалось, что он ее не слышит. Слышал, конечно, только не мог, не хотел принимать реальность.
Реальность была ужасной. Он больше не мог позволить себе сесть в тюрьму. У него больная жена, о которой некому позаботиться, кроме него.
Здоровую Любу он мог оставить одну, больную – нет.
Судьба не оставила ему выбора.
Нина ушла. Он позвонил в больницу, потом поехал туда. Смотрел на лежащую на больничной кровати жену и вполуха слушал, что говорит ему врач. Договорился, что ее положат в отдельную палату, нанял сиделку.
Люба открыла глаза, когда ее перевезли в палату. Илья погладил руку, бессильно лежащую на простыне.
– Как ты, Любочка?
Сначала ему казалось, что она совсем потеряла память и теперь всегда будет смотреть в пространство бессмысленными глазами, и он обрадовался, когда она обиженно и невнятно прошептала:
– Ничего. Я в больнице? Когда меня выпишут?
Дикция у нее была нарушена, но он понял.
За отдельную палату заплатить пришлось дорого, и Илья не был уверен, что поступил правильно. Люди вокруг отвлекали бы ее, вызывали хоть какой-то интерес. Больные женщины часто сближаются друг с другом, у его матери была добрая приятельница, с которой она познакомилась в больнице.
Глаза Любы перестали казаться бессмысленными, и он понял, что жена поправится. Понял и больше не слушал то, что говорят врачи.
– Выпишут, когда поправишься, – улыбнулся Илья. – Потерпи.
Жена закрыла глаза. Он немного посидел, глядя на сомкнутые ресницы. Те не дрожали. Он поднялся и тихо вышел из палаты.
Навстречу шла врач, остановилась около Ильи. Он не вслушивался в слова, которые она говорила. Ему хотелось, чтобы женщина в белом комбинезоне поскорее отошла. Врача наконец кто-то окликнул, женщина от него отвернулась. Снова заглянув в палату, Илья посмотрел на спящую жену, тихо вышел и заспешил к выходу из корпуса.
Такси он вызвал, идя по территории больницы, и до дома доехал быстро. Войдя в подъезд, чувствовал себя совсем обессиленным. Пока ждал лифта, хотелось прислониться к стене, но он себе этого не позволил.
И в лифте не позволил себе прислониться к стене, только войдя в квартиру, сразу опустился на стул и какое-то время сидел, не снимая верхней одежды.
Громко зазвенела стоящая рядом на подставке трубка стационарного телефона. Городской звонил так редко, что Илья сначала с недоумением посмотрел на засветившийся экранчик трубки.
Ничьих звонков он не ждал и разговаривать ни с кем не хотел, но на вызов ответил.
– Илья Никитич, это Фаина, – робко заговорил женский голос. – Здравствуйте.
– Здравствуйте, – Илья расстегнул плащ, вытащил свободную руку из рукава.
– Я хотела узнать… Как Любовь Васильевна?
– Надеюсь, что все обойдется. – Илья переложил телефон в другую руку, сбросил плащ на стул. В голове стучало, нужно померить давление. – Фаина, Любовь Васильевна с вами расплатилась?
– Нет, но я ничего не успела сделать. Нина сказала, что я могу уйти.
– Зайдите, я расплачусь! – Илья поднял плащ, повесил на вешалку.
– Я ничего не успела сделать.
– Фаина, зайдите! Можете сегодня, даже хорошо, если сегодня зайдете.
– Может быть, вам что-нибудь нужно? Что-нибудь купить по дороге?
– Нет. Спасибо.
Ему наконец удалось от нее отвязаться. Он пере-обулся, пройдя в кухню, включил чайник.
Ему нужны свежая голова и силы, а их не было совсем, он даже стоял, держась за спинку стула. Голова была мутной, пустой.
Илья заварил чай, достал таблетку анальгина, запил, обжигая горло.
Хорошо, что Фаина позвонила, ему необходимо выяснить подробности.
Домработница позвонила в дверь часа через полтора. К счастью, голова к этому времени перестала гудеть, и изнуряющая слабость отступила.
– Заходите, – пригласил Илья, протягивая девушке купюру.
Она виновато сжала деньги кулачком.
– Вы испугались, наверное, когда все это случилось?
– Испугалась, – виновато кивнула она.
Черт возьми, почему она мнется, как побирушка! Она работает, он ей платит. Они на равных.
– Хорошо, что ваша Нина пришла. Я так боялась, что Любовь Васильевна… Что «скорая» не успеет приехать. С ней все будет хорошо, да?
– Да! – твердо сказал Илья.
– Вы, наверное, сиделку наймете?
– Посмотрим.
– Ей и в начале месяца было плохо. Я и тогда хотела «скорую» вызвать, но она не разрешила.
– Старики часто плохо себя чувствуют.
– Наверное, надо было вам позвонить, когда Любови Васильевне в прошлый раз плохо стало… – виноватый Фаинин вид раздражал, злил.
– Я позвоню, если вы нам понадобитесь.
– Хорошо, – девушка покивала. – До свидания.
– До свидания, – Илья запер за ней дверь.
Подошел к окну, равнодушно понаблюдал, как Фаина вышла из подъезда.
Нет худа без добра, отделаться от нее навсегда получилось легко и естественно.
О Фаине можно забыть.
Обморочная усталость прошла. Он не имел права ни на слабость, ни на мутную голову.
Его долг – дать жене спокойно дожить, сколько ей положено, и спокойно умереть.
Илья оторвался от окна, позвонил в больницу, поговорил с сиделкой. Потом сел в любимое кресло жены и стал думать.
Очень хотелось надеть новую пушистую искусственную шубку, которую
