Ознакомительная версия.
Дубровская вспомнила, что не далее как вчера она впервые задумалась над тем, не стоит ли отказаться от работы ради блага семьи. Ее милая квартира, лишенная хозяйского попечения, больше напоминала евромузей, в котором была масса современных и абсолютно ненужных вещей, вроде кухонной плиты с профессиональной духовкой и аэрогриля. Пустые цветочные горшки на балконе, гардеробная комната, похожая на кладовую, холодильник с несколькими бутылочками йогурта внутри и пачкой магазинных пельменей в морозилке требовали хозяйского глаза и заботливых рук. Но на эти глупости у нее никогда не хватало времени. Как, впрочем, и на своего мужа, приученного заваривать себе чай, собирать в командировку вещи и ждать, ждать, ждать... возвращения своей блудной жены из очередного процесса.
Так быть или не быть?
Лизе припомнился вдруг пустой зал заседаний, без единого человека внутри, столы обвинения и защиты, высокое судейское кресло с триколором на стене. Она представила, каким объемным выглядит том уголовного дела перед тем, как прочтешь в нем хотя бы страницу. Видения замелькали перед ней, как слайды. Поворот лестницы в областном суде. Стойка в канцелярии с кнопкой для вызова секретаря. Узкий проход в конвойное помещение. Потом пришли ощущения. Ее волнение перед каждым выступлением, давящая усталость после рабочего дня и тягостное ожидание накануне вынесения приговора.
– Ну, так быть или не быть адвокатом? – спросил ее президент палаты, не подозревая, какую титаническую работу проделала эта молодая женщина за короткий промежуток времени. Она взвесила на весах две половинки своей жизни.
– Знаете, я выбираю работу, – сказала она.
– Мудрое решение, – похвалил ее старший коллега. – Пусть прошлое останется в прошлом.
«Да, но у меня всегда есть шанс измениться», – подумала Лиза и дала себе слово сегодня же купить рассаду цветов на балкон...
Господин Лыков выглядел усталым, когда в один из погожих июльских дней пришел в офис своего адвоката. Он был одет, как всегда, очень опрятно и стильно, в брюки песочного цвета и бежевый пуловер из хлопковой ткани. На ногах его была мягкая кожаная обувь, а при себе дорогие аксессуары в виде солнечных очков и часов, о стоимости которых в приличном обществе распространяться не принято. Но что-то в выражении его лица неуловимо изменилось. Невидимый художник хорошо поработал ластиком и стер прочь снисходительную ухмылку с тонких, брезгливо изогнутых губ, сделал мягче линию рта и немного затуманил взор. Состояние внутреннего комфорта и сытого самодовольства, которое всегда являлось его визитной карточкой, вдруг странным образом исчезло. Он рассеянно поздоровался со всеми присутствующими, включая двух адвокатов и собственную жену.
– Прошу прощения за опоздание, – произнес он, усаживаясь в свободное кресло. – Дела, знаете ли...
Нина сочувственно кивнула. Теперь, когда она тянула на себе груз проблем, связанных с рестораном, она стала больше понимать собственного мужа. Ее дела собирались в кучу, как снежный ком, и она чувствовала, что не в состоянии контролировать все одновременно – свой бизнес и свою жизнь. Тем более что на дворе стоял июль, месяц, который она традиционно проводила на отдыхе с детьми и подругами. Теперь вместо восхитительного аромата моря в ансамбле с пьянящими нотками цветущих магнолий она день за днем вдыхала запахи краски и сырости. Только упрямство не позволяло ей явиться к мужу с повинной и слезной просьбой забрать «Подворье» назад. Теперь условия сделки, предложенные ей Лыковым, изначально казались просто райскими.
– Я подготовила два проекта соглашений, которые и предлагаю сейчас вашему вниманию, – проговорила Дубровская, раздавая всем участникам встречи заранее распечатанные копии документов. – Папка со значком «А» содержит не только соглашение об определении места жительства детей, но еще и договор о режиме общения с родителями. Конечно, я учла пожелание моего клиента взять на себя воспитание малолетнего сына, но и не могла не принять во внимание положения Семейного кодекса, признающего равные родительские права обоих супругов. Нина Андреевна сможет забирать к себе сына на выходные плюс еще один дополнительный день в неделю по ее выбору. Разумеется, она сможет проводить с сыном отпуск. По согласованию с бывшим мужем, вне зависимости от дня недели, ей будет позволено отмечать с ребенком праздники и памятные даты: дни рождения, Новый год, Рождество...
Лиза украдкой взглянула на своего клиента, удивленная уже тем, что он позволил ей столь длинный монолог и даже ни разу не прервал ее. Но Лыков пребывал в состоянии отрешенности и только по внезапно возникшей паузе понял, что все ждут от него какой-то реакции.
– А? М-да... продолжайте. У вас там, кажется, было еще что-то под значком «Б», – сказал он, словно соглашаясь со всем, что было уже оглашено.
– Позволь, Семен, может, ты изменил свое решение насчет Василька? – вмешалась Нина и, обернувшись к адвокату, пояснила: – Мальчик сейчас живет у меня и чувствует себя превосходно.
Семен Петрович поморщился. Он все еще помнил ту безобразную сцену, которая разыгралась в его новой квартире в тот самый день, когда Лика, ослушавшись его, отвела мальчика к матери...
* * *
...Он никогда еще не вел себя столь грубо по отношению к своей красавице, как в тот вечер, явившись с работы с головной болью и твердым осознанием того, что все его используют. Он вспылил и наговорил молодой женщине много колкостей, о которых вскоре пожалел. Ну, в самом деле, откуда мог взяться у нее материнский инстинкт? Василек ей не сын, да и сама она только что вышла из возраста, в котором играют в куклы. Откуда ей знать, что делать с трехлетним ребенком, чем кормить его и где гулять? Чертова нянька сбежала, оставив двух детей на произвол судьбы, и ему следовало быть с девочкой помягче, если он рассчитывает получить от нее наследников. В противном случае он только укрепит ее в мысли, что все дети – обуза и вешать эту ношу на шею нужно как можно позднее.
Лыков попытался утешить девушку испытанным способом, но потерпел неудачу. Сказывался напряженный рабочий день и усталость. Мысли о том, что всему виной мог быть его возраст, он гнал от себя с ужасом суеверного человека, встретившего на своем пути черную кошку. Когда ситуация повторилась и на следующую ночь, он всерьез обеспокоился. Тут уж речь не шла об отбирании Василька у матери. Семен Петрович старался изо всех сил упрочить свою пошатнувшуюся мужскую репутацию. Он сводил свою музу в кино и в ресторан. Потом, сославшись на усталость, лег раньше обычного. На завтра была вечеринка в модном клубе и новое платье в подарок. Но дорогие подарки и интересный досуг не могли стать заменой сексуальных отношений. Это господин Лыков понимал с пугающей ясностью. Тем не менее он решил принять предложение Лики навестить ее друзей. Идея ему категорически не нравилась. Но он не посмел, в свете последних событий, лишить бедную девочку еще и общения.
Намечалась вечеринка в ретростиле, и Семен Петрович с тревогой ожидал, что окажется там лучшим образчиком ушедшей эпохи. Он выбирал одежду особенно тщательно, проявляя вкус и чувство меры. Но Лика только пожала плечами, увидев его на пороге спальни уже готовым к выходу в свет.
– Что-нибудь не так? – забеспокоился он.
Та утвердительно кивнула:
– Ты выглядишь слишком современно. Это никуда не годится.
Прежде чем он успел ей возразить, она сорвалась с места и умчалась в сторону гардеробной, откуда вернулась через тридцать секунд. В руках ее был галстук отвратительно яркой расцветки в красный горох.
– Надень вот это, – попросила она. – Будешь похож на стилягу.
Семен Петрович запротестовал. Он не хотел быть похожим на стилягу и тем более на престарелого идиота, вырядившегося в чужие тряпки. Он попытался объяснить молодой женщине, что выставит себя на посмешище, явившись в таком виде на вечеринку к ее друзьям, но она и слышать ничего не хотела.
– В таком виде ты выглядишь потрясно! – говорила она, а его от этого словечка «потрясно» буквально трясло. – В этом галстуке тебе можно дать только тридцать!
Он кивал головой, но на душе у него было пасмурно. Сам себе он сейчас напоминал старый чемодан, который хозяева достали с антресолей, смахнули тряпкой пыль и наклеили пестрые наклейки. Но бедная девочка в последнее время и так имела не много поводов для радости. Короче, Семен Петрович готов был принести себя в жертву.
Его самые худшие ожидания начали сбываться почти сразу же, как только они с Ликой переступили порог просторной квартиры. Помещение было битком набито молодежью, которую теперь принято относить к категории «золотой». Целое скопище праздных сынков и дочек, для которых жизнь была чем-то вроде увеселительного аттракциона с обязательной раздачей призов. Они все время где-то учились, не работая по специальности ни дня; находились в вечном поиске смысла жизни, пробуя запретные удовольствия на вкус; проматывали деньги своих родителей в бутиках и ночных клубах. В такой среде было принято снисходительно относиться к попыткам решить свои финансовые проблемы за счет богатых «папиков» и «мамаш». Поэтому появление Лики под руку с джентльменом, превосходящим ее по возрасту в два с половиной раза, не вызвало ни удивления, ни осуждения. Несмотря на это, господин Лыков почувствовал себя неуютно среди гуляющего молодняка. При мысли о том, что здесь он может встретить друзей своей дочери, спина его покрывалась холодной испариной. Это был их мир, с его законами и неписаными правилами, а Семен Петрович в своем галстуке в горох казался кем-то вроде приглашенного клоуна. Он не мог хохотать во все горло, хлопая товарища по плечу; не мог так двигаться под музыку, как это делали молодые парни; он не мог стаканами глушить виски, забыв про свою язву.
Ознакомительная версия.
