Ознакомительная версия.
— Я уже настроилась на монастырь.
Лев Борисович постучал пальцем по циферблату наручных часов.
— Посмотри на часы: уже вечер. Ну какой тебе сейчас монастырь? Поехали.
— А это удобно?
Лев Борисович от души рассмеялся и, покачнувшись, чуть было не упал со стула.
— Светлана, а я и не думал, что тебя могут беспокоить подобные вопросы. А тебе было удобно сегодня набрать мой телефонный номер и предложить мне необыкновенные райские и неземные наслаждения?!
— У меня не было выхода!
— Можно подумать, он сейчас у тебя есть.
Я и сама толком не поняла, что судьба сделала очередной зигзаг и забросила меня в обеспеченный дом к одному очень влиятельному человеку. Проведя меня на второй этаж, Лев Борисович открыл дверь в одну из комнат и с особой болью в голосе произнес:
— Проходи: это комната Вики. Тут ничего не изменилось с того самого дня, как ее не стало. Рядом — ванная и туалет. Я не могу здесь долго находиться. Поэтому сразу желаю тебе спокойной ночи.
— А может быть, мне лучше переночевать в другой комнате? Мне кажется, что я нарушаю память о вашей дочери.
— Мне будет приятно, если я буду проходить мимо этой двери и чувствовать, что за ней есть жизнь.
Увидев на стене большой портрет, нарисованный маслом, я взволнованно на него посмотрела и не могла не спросить:
— Это Вика?
— Она. Чем-то на тебя похожа, — с трудом проговорил мужчина, и в его глазах появились слезы.
Как только за ним закрылась дверь, в комнату постучалась горничная и принесла мне чистый махровый халат и ночную рубашку.
— Это Викины вещи, — в ее глазах тоже появились слезы. — Я их еще год назад погладила, так и лежат на полке в шкафу.
— Спасибо, — поблагодарила я горничную и пошла в ванную.
Я приготовила теплую ванну и добавила в воду ароматное масло, зная, что теплая ванна с маслом снимет нервное напряжение и усталость. Промокнув руки полотенцем, я дотянулась до полки, взяла зажигалку и зажгла несколько ароматизированных свечей, стоящих на бортике ванны. Янтарное мерцание заставляло мое сердце учащенно биться, а мой мозг просто отказывался верить в реальность происходящего. Я вдруг подумала о том, как здорово родиться Викой и как глупо ей умереть. Столько возможностей и столько открытых дверей… Только протяни руку и сделай всего один шаг!..
В голове промелькнула шальная мысль: а что было бы, если бы я была Викой и познакомилась с Димкой. Его родители наверняка говорили бы мне массу приятных вещей и мечтали бы, чтобы я стала их невесткой. А Димка… Димка снимал бы с меня дорогое белье, вдыхал запах моих изысканных духов и при первой возможности обязательно, с особой гордостью, представил бы своим друзьям (правда, если честно, у меня никогда не было никакого желания с ними знакомиться).
Стоп. Хватит о Димке! Он — пройденный этап моей жизни. Я не Вика, а он предал Светлану.
Надев ночную рубашку, я подошла к огромной кровати и приподняла одеяло. Под одеялом лежал плюшевый мишка и ласково мне улыбался. Чистые простыни и пододеяльники говорили о том, что белье здесь меняли регулярно, и при этом обязательно клали под одеяло медведя, боясь нарушить придуманный ритуал. В этой комнате все напоминало о Вике, словно она где-то рядом и скоро выйдет из ванной. Ее недорисованные рисунки на столе, недочитанная книга на пуфике… Здесь сохранилась ее аура, ее дух. Здесь ее помнили и очень сильно любили. Я представила, как Лев Борисович иногда приходил в эту комнату, включал компьютер, на котором была заставка: Вика в костюме пиковой дамы на фоне новогодней елки. Он смотрел на эту заставку, на Викины вещи, и сердце его разрывалось от боли.
Взяв в руки плюшевого медведя, я приветливо ему улыбнулась и нежно произнесла:
— Привет! Я не знаю, как называла тебя твоя прошлая хозяйка, но я тебя буду величать Мишей. У меня тоже в детстве была славная игрушка, мишка косолапый, но однажды случилось непоправимое. Отец собрал все мои игрушки и обменял на бутылку спирта. Я долго плакала и думала: ну кому нужны детские игрушки? Больше всего мне было жалко косолапого мишку. Мама пыталась меня успокоить и говорила, что потеря игрушек — это не самое страшное. Главное, чтобы отец не нашел припрятанные на черный день деньги, иначе нам просто нечего будет есть. Он уже унес наш пылесос, зонтик, почти весь хрусталь и фарфоровую посуду. Иногда я пыталась поговорить с матерью о том, зачем жить с человеком, с которым все равно никогда ничего не сможешь накопить, потому что сколько бы ты ни старалась и ни горбатила спину, он все пропьет. Мать опускала глаза и говорила о том, что я еще не знаю, что такое женское одиночество, и что отец ее любит, просто он болен и пьет, и что к пьянству надо относиться так, как относятся к болезни.
— Как я могу бросить больного человека?! — кричала она в сердцах, когда я говорила ей о том, что так жить нельзя. А я никогда не рассматривала пьянство как болезнь. Я всегда считала, что пьющий человек — эгоист, он думает только о себе: якобы ему нужно лечить свою душу, а на самом деле никакой души уже давно нет. Он пропил ее вместе с пылесосом и баяном, которым я так гордилась.
Отказавшись от неприятных мыслей, я закрыла глаза и провалилась в глубокий сон. Мне снилась красивая девушка Вика: слишком гордая, независимая и даже дерзкая. Она носила дорогую одежду, имела массу поклонников. Она стала привыкать к наркотикам. Мне почудилось, что Вика вошла в комнату, села на кровать и сказала укоризненным голосом:
— Послушай, какое право ты имела занять мое место?
— Я скоро уйду в монастырь, — испуганно ответила я, стараясь не встречаться с ней взглядом.
— Постарайся это сделать как можно быстрее, а то мне неприятно, когда в моей комнате находятся посторонние люди. К хорошему привыкаешь быстро, и тебя потом отсюда не выгонишь. Нехорошо спать в чужой кровати и обнимать чужого медведя.
— Нехорошо употреблять наркотики и делать все для того, чтобы твой отец поседел раньше времени, — попробовала возразить я девушке.
— Это тебя не касается. Это мой отец. И вообще, прекрати учить меня жить.
— И чего тебе не хватало? У тебя же было все.
— Мне не хватало свободы.
— Да зачем она нужна? Какая свобода? У меня она есть, и я не вижу в ней ничего хорошего.
— Я тоже ничего хорошего не вижу в твоей свободе. Я говорю о той свободе, которую нам дает героин. И вообще, мне надоело с тобой разговаривать! Мало того, что ты лежишь в моей постели, так ты еще пытаешься доставать меня своими нравоучениями.
— Я не достаю тебя своими нравоучениями. Я лишь пытаюсь понять, зачем ты обменяла свою жизнь на героин. Не слишком ли дорогая цена за временно полученное удовольствие?
— Заткнись! — Вика ударила меня по щеке, и я тут же открыла глаза и проснулась.
— О господи! — Я моментально вскочила с кровати и, не выпуская плюшевого медведя из рук, раздвинула плотные шторы и вышла на балкон подышать свежим воздухом.
На верхней ступеньке парадной лестницы сидел Лев Борисович, дымил трубкой и пил джин прямо из бутылки. Я догадалась, что он пьян, потому, что он с трудом сохранял равновесие, и как только он пытался встать, его тут же начинало штормить. Мне показалось, что еще немного, и он упадет вниз и пересчитает головой все ступеньки. Прижимая медведя к груди, я обула мохнатые тапочки и спустилась на первый этаж. Осторожно открыв дверь на улицу, я села рядом с Львом Борисовичем на ступеньку и тихо спросила:
— Не помешаю?
Лев Борисович вздрогнул, посмотрел на меня пьяным взглядом и, остановив свой взгляд на плюшевом медведе, спросил:
— Вика???
— Это Светлана. У меня просто в детстве был точно такой же медведь…
Лев Борисович пил из горла виски и рассказывал мне про свою жизнь. Он вырос в неблагополучной семье и всегда мечтал встать на ноги и зажить совсем другой жизнью. Его родители пили, дебоширили и не уделяли должного внимания подростку. Мальчик рос сам по себе и, глядя на других детей, всегда знал, что он ничем не хуже остальных. Он считал, что для того, чтобы перед человеком открылось много возможностей, не обязательно иметь престижных родителей. Главное — быть сильным. А затем он сколотил банду из точно таких же сорванцов, как и он сам, которые мечтали заработать денег, побыстрее стать взрослыми и жить так, чтобы ни в чем себе не отказывать.
Мужчина рассказал мне о том, что ему никогда в жизни ничего не давалось легко. Он рано попал за решетку, а затем очень долго искал свое место в жизни. Его друзья детства почти все погибли. Лев Борисович лишь один остался в живых и достиг тех высот, о которых мечтал, еще будучи мальчиком. Он рассказал мне о том, что сначала у него погиб близкий друг, почти брат, с которым он делился последним куском хлеба и выбирался из многих передряг. Николай, друг Льва Борисовича, служил в Афганистане, а когда ушел из армии и зажил мирной жизнью, то с ужасом осознал, что ему нечем кормить свою семью: жену и двоих детей. В Афганистане все было предельно просто. Война, интернациональный долг, госпитали, две контузии и начисляемые гробовые деньги, а в мирной жизни все совсем по-другому. Войны нет, гробовых денег никто не дает, вечно голодные дети и жена, от упреков которой болит сердце. Николай ничего не умел, кроме как воевать, а воевать не позволяло здоровье. А затем ему поступило предложение от спецслужб, и Николай на него согласился. Он стал неплохо зарабатывать и подписал бумагу, в которой говорилось о том, что ради своего Отечества он пойдет на все, и даже на смерть. С ним долго работали психологи, которые за короткий срок сделали его настоящим зомби, ждущим приказа. Николая устроили водителем к одному неугодному и очень влиятельному чиновнику, он стал работать в ожидании особого приказа. Жизнь стала налаживаться, в семье Николая появился достаток. И однажды Отечество дало ему приказ: Николаю было приказано стать смертником. Он должен был выполнить свой долг: отправить на тот свет неугодного чиновника, но война и работа с многочисленными психологами сделали свое дело, контузии дали о себе знать, и Николай решил отдать свою жизнь во благо Родины, тем более что Николая заверили: после его гибели семья получит большие деньги и сможет жить безбедно долгие годы. Вот так погиб лучший друг Льва Борисовича, Колька. Так он распорядился своей жизнью. Сел в машину, заехал, как всегда, за чиновником, а затем разогнался, представив, что он сейчас выполняет боевое задание, и на бешеной скорости машина слетела с обрыва, разбившись вдребезги. Чиновника с почестями похоронили, а вот на похороны Кольки не пришел никто, кроме его родственников. Сейчас Колькина жена живет в шикарной квартире, ездит на дорогой машине, встречается с молодым любовником и живет вполне обеспеченно. Лев Борисович никогда не был в этой квартире, потому что ему кажется, что там пахнет Колькиной смертью. Он знал прекрасного парня, настоящего друга, просто хорошего человека, которого сломала и морально изуродовала война, а ведь из морального урода совсем несложно сделать камикадзе.
Ознакомительная версия.
