Ознакомительная версия.
Бармалей понимающе хмыкнул и указал на лестницу:
– Поди, не забыл еще, как дом устроен? Хозяин на третьем этаже, а гостевые комнаты – на втором. Марина Викторовна в угловой, а Егорка – напротив.
– Спасибо, Сашка. Завтра побазарим.
Хохол взлетел по лестнице и на цыпочках прокрался к угловой спальне, тихонько открыл дверь и вошел. Марина спала, укрытая, несмотря на жаркую ночь, теплым стеганым одеялом. Женька не решился прикасаться к ней грязными руками, а потому сразу ушел в душ, наскоро помылся и вышел в полотенце, обмотанном вокруг бедер. Коваль так и не проснулась, только перевернулась на бок спиной к двери, и Женька тихонько прилег сзади, обнял и зашептал на ухо:
– Здравствуй, моя киска… вот я и с тобой снова…
Ее тело было неприятно горячим, на лбу выступила испарина, Женька видел это даже при тусклом свете ночника. Дотянувшись до тумбочки, он нащупал упаковку носовых платков, осторожно промокнул лоб, и от этого движения Марина проснулась, резко вскочила, отодвинувшись на самый край кровати. В глазах плескался испуг, спросонья она не узнала Хохла, да и как – все его лицо было разбито и напоминало сплошной синяк.
– Т-с-с-с! Это я, котенок, я… не бойся, – зашептал Женька, протягивая к ней руку, и только тогда, окончательно проснувшись, Марина узнала его, прижалась и заплакала.
– Ну-ну, ты что, моя маленькая? – поглаживая ее по горячим от температуры плечам, бормотал Хохол. – Уже все, все…
– Женя… Женечка мой… – Она вцепилась в его руки пальцами так, словно он собирался снова исчезнуть, бросить ее.
– Все, Мариш, котенок… тебе отдыхать нужно…
Марина едва отдышалась и закашлялась. Женька набросил на нее одеяло, поцеловал в шею и пробормотал:
– Ну, видишь… градусник где у тебя?
– На… на тумбочке…
Температура оказалась высокой, почти сорок, и Хохол испугался, вскочил и заметался по комнате в поисках брюк, брошенных куда-то, но Марина прохрипела:
– Ложись обратно. И дай мне аспирин, вон лежит, рядом со светильником…
– Врача надо.
– Не надо! Дай таблетку и ложись…
Хохол покачал головой, но подчинился. Осторожно устроившись у Марины за спиной, он обнял ее, прижал к себе, и Коваль развернулась к нему лицом, уткнулась в грудь и уснула мгновенно.
Утро началось с прихода Егорки. Тот всегда являлся в спальню к матери и забирался под бок, чтобы подремать еще немного. При этом он почти не просыпался, шел, как маленький лунатик, и, падая к матери, продолжал спать. Однако с тех пор, как заболела Марина, он не прибегал к своему любимому фокусу. Сегодня же нарушил строжайший запрет Ветки, пробрался в спальню и, пытаясь забраться под одеяло, обнаружил, что это совсем не мама, а потому открыл глаза и остолбенел, увидев Женьку. Он даже забыл, что за попытку попасть к больной Марине тетя Вета не помилует, – заблажил во все горло, мгновенно проснувшись:
– Па-а-па! Папуля! – и с размаху упал на лежащего на спине Хохла.
– Т-с-с! Ты чего орешь? – шепотом сонно пробормотал Женька, накрывая мальчика одеялом и обнимая рукой. – Мама болеет, а ты вопишь…
– Папа… А ты насовсем приехал? Больше тебя не заберут? – прижавшись к нему, тоже шепотом спросил мальчик. – И что у тебя с лицом? Ты ударился?
– Нет, не заберут, и не ударился. Но ты поменьше молоти языком, понял?
– Папа, тут не с кем говорить, кроме Алеши, а он мало что понимает, – серьезно ответил Егор, крепко сжав Женькины пальцы.
– Кто это?
– Ты не знаешь? Это сын тети Веты и дяди Гриши. Ему тоже пять, но он странный какой-то. Ему нельзя много ходить, нельзя бегать – вообще ничего нельзя. А дядя Гриша очень много работает, и Алеша его совсем мало видит, а ему хочется, чтобы папа с ним был, – возбужденно рассказывал Егорка, поблескивая глазенками. – Но у дяди Гриши какая-то трудная работа, он рано уезжает и приезжает поздно, мы иногда спать уже ложимся.
«Интересно, что это Бес мутит и откуда этот парнишка взялся? – подумал Женька, с удовольствием вдыхая исходящий от Егорки запах. – Усыновил, что ли?»
И тут раздался недовольный голос Марины:
– Слушайте, вы нарочно? Бубнят и бубнят…
– Привет, родная. – Женька переместил Егорку на кровать, а сам перегнулся через Маринино плечо и поцеловал ее в нос. – Как ты себя чувствуешь?
– Плохо. И тут вы еще…
– Все, котенок, мы замолчали. Егор, может, вставать будем? – Но мальчик отрицательно замотал головой:
– Нет… давай еще полежим, я по тебе соскучился. Пап, а ты со мной в бассейне поплаваешь?
– Конечно, сынок. Только попозже, ладно?
Женька заметил, что Егор снова называет его папой, повторяет это слово постоянно. Сердце его сжалось от нежности и любви к мальчику, которого он вырастил с пеленок, которого считал родным.
– Егорка… – шепнул он, погладив ребенка по голове. – Я тоже скучал по тебе, очень скучал, сынок…
– Да вы заколебали! – сиплым от простуды голосом рявкнула Коваль, садясь в постели. – Ну, что за люди? Ведь попросила же!
– Наша мамуля с утра просто ангел! – фыркнул Хохол, кладя руку ей на плечо. – Ну, прости нас, котенок, мы увлеклись.
– Мам, ну чего ты? – Егорка подполз к Марине и уткнулся носом ей в руку. – Папа приехал, его отпустили – а ты ругаешься!
Марина закашлялась, толкнула Хохла локтем, указав глазами на Егора, и Женька быстро поставил мальчика на ноги и подтолкнул в сторону двери:
– Так, все. Иди к себе, заправляй кровать, умывайся, я сейчас тоже выйду. Пойдем знакомиться с твоим другом.
Егорка убежал, а Хохол, повернувшись к Марине, притянул ее к себе и поцеловал:
– Злючка ты моя! Ну, чего с утра ругаешься? Плохо себя чувствуешь?
Марина кивнула, прижавшись к его огромному телу, обняла руками за талию. Женька встал, подхватив укутанную в одеяло Коваль, и заходил по комнате:
– Помнишь, я раньше тебя так носил? Когда ходить не могла? И потом – после операции… Котенок, я даже спасибо тебе не сказал за то, что вытащила…
– Дурак ты! Старый уже, а все дурак! Какое спасибо, что ты придумал? У меня больше никого нет, я ведь тебе говорила об этом сто раз! – Она высвободила руку из одеяла и провела по разбитому лицу. – Как отделали-то тебя…
– Да уж, не поскупились! – хмыкнул Женька. – Месили по-честному, без дураков, чтоб все натурально. Ничего, котенок, заживет рожа – подумаешь!
– Больно? – Она коснулась губами опухшей правой щеки.
– Да нет. Главное – все, я с тобой. Подлечу тебя сейчас, поправишься, поедем домой… Но сначала на Кипр, прямо до сентября.
Они втроем спустились в кухню в самый разгар завтрака, и даже Бес, против обыкновения, был дома, хотя и в воскресенье проводил полдня в мэрии. Увидев на пороге Хохла с Егоркой на шее, Гришка встал и протянул руку, давая понять, что бристольская ссора забыта. Хохол ответил на рукопожатие, поставил Егорку на пол и повернулся к Ветке, испуганно глядящей на его разбитое лицо:
– Ну, здорово, что ли, Ведьма?
Она захлопала накрашенными ресницами, встала из-за стола и подошла к Женьке вплотную:
– Господи… как тебя уделали-то…
– А-а, ерунда, заживет, – отмахнулся он.
Меж тем Коваль, которой надоела затянувшаяся процедура приветствия, уселась за стол, посадив рядом с собой Егорку, и потянулась к большой джезве, чтобы налить кофе. Однако Ветка, ухмыльнувшись, протянула ей сосуд поменьше, стоявший на плите:
– Ты что, дорогая? Это просто кофе, а вот – твой фирменный.
Марина мгновенно уловила намек, но сделала вид, что ничего не происходит:
– Вижу, в вашем доме еще не забыли моих привычек, – спокойно отозвалась она, наливая кофе в чашку и добавляя молоко.
– Ну, еще бы! – снова ухмыльнулась Ветка, и Марина бросила на нее неласковый взгляд.
– Мама, кто этот дядя? – раздался голос сидевшего до сих пор молча Алеши, и Ветка отвлеклась:
– Это, Лешенька, дядя Женя, Егоркин папа.
– Привет. – Женька протянул мальчику руку, и тот в ответ подал свою слабенькую ладошку.
У Хохла сжалось сердце, когда он рассмотрел ребенка ближе, – мальчик напоминал ангелочка с открытки, но больше всего Женьку поразили его недетские глаза и тоненькие ручки, похожие на прутики. На правой выше локтя он увидел длинный багровый рубец.
– Что это у тебя? Ударился?
– Нет. Это в детдоме дядя Витя меня толкнул, и я упал на какую-то железку. Кровь долго текла… – сказал Алеша, и Женьку передернуло:
– Как это – толкнул, за что?
– Ни за что. Я ему на дороге попался, он и толкнул…
Бес с несвойственной ему ласковой улыбкой пересадил мальчика со стула к себе на колени, прижал и попросил:
– Давай не будем больше про это вспоминать, хорошо? Ведь теперь нет никакого дяди Вити, тебя никто никогда не толкнет и не ударит. Хочешь еще пирожок? – Он дотянулся до блюда с пирожками и сунул один в ручку сына. – Ешь… Скоро вырастешь, станешь сильным…
Ветка подперла кулаком щеку и вытерла увлажнившиеся глаза. Хохол хмуро смотрел в окно, даже Егорка притих, с сочувствием глядя на приятеля. Наскоро расправившись с завтраком, он соскочил со стула и подошел к Бесу, взял Алешу за руку и предложил:
Ознакомительная версия.
